Лучшие песни Владимира Высоцкого

Текст песни Марафон

Я бегу, топчу, скользя по гаревой дорожке,
Мне пить нельзя и спать нельзя, и есть нельзя ни крошки,
А может я  гулять хочу у Гурьева Тимошки,
Так нет  бегу, топчусь по гаревой дорожке.

А гвинеец Сэм Брук обошел меня на круг,
А вчера все вокруг мне говорили, Сэм -друг,
Сэм  наш гвинейский друг.

Друг  гвинеец так и прет, все больше отставание,
Но я надеюсь, что придет второе мне дыхание.
Потом третье, за ним еще, четвертое дыханье,
Ну, а на пятом я, конечно, сокращу с гвинейцем расстоянье.

Тоже мне, хорош друг,
Вон, гляди что делает, обошел меня на круг,
А вчера все вокруг мне говорили, Сэм  друг,
Сэм наш гвинейский Брут.

Гвоздь программы  марафон, а градусов  все тридцать,
Но к жаре привыкший он, вот он и мастерится.
Посмотрел бы на него, когда бы минус тридцать,
А теперь достань его  осталось материться.

Тоже мне, видали, хорош друг,
Вон, гляди что делает,  обошел меня на круг,
Нужен мне такой друг, как его, Сэм Брук,
Сэм наш гвинейский Брут.

Все песни Владимира Высоцкого

Однажды… из детства

Вот я вижу на столе пузатый,дымящийся самовар,бабушка столовой ложкой вылавливает из горячей воды сварившиеся куриные яйца и складывает их в общую миску. Потом закрывает крышку на самоваре и через некоторое время мы все садимся пить чай. Мы,ребятишки,сидим между бабушкой и дедом,с торца стола,нам,по очереди наливают чай из маленького заварочного чайничка,потом доливают кипяток из самовара,в фаянсовые кружки.  

      Дед пьёт чай из стакана,вставленного в подстаканник,берёт в руки железные щипчики и раскалывает куски сахара на мелкие кусочки,потом пьёт чай с ними,вприкуску. Мы же сахар кладём в чай не раскалывая и ждём,пока он немного размякнет и мешаем его ложками до полного его растворения в горячей жидкости.  

      Бабушка пила чай по другому,она обмакивала в чай большие куски сахара,а потом легонько откусывала кусочек за кусочком,запивая их чайком из блюдечка.     

   Со стороны смотрелась эта чайная церемония восхитительно!     

   На столе кроме сахара и чая стояли ещё сливки,масло,мёд и варенье,но нам всё это казалось в то время приевшимся и не интересным. Нам хотелось чего-то другого,и мы,насыпали в блюдца сахарного песка,добавляли в него немного кипячёной водички или просили бабушку растопить сливочного масла,и уже в это макали бабушкины,тоненькие блины,которые стопкой возвышались на блюде.    

     Бабушка пекла блины на чугунной сковороде,на углях,которые выгребала из печки кочергой на ближнюю панель русской печки. Жидкое тесто затворяла на молоке,без яиц,с добавлением соли и муки,разливала его равномерно по всей сковороде. Смазывая раскалённую сковороду куском сала,только чтобы не прилипал блин к самой сковороде.    

     Печка была её гордостью,она её очень любила и когда мой папа один раз заикнулся,чтобы её разобрать и поставить вместо неё более лёгкую и малогабаритную плиту,она даже договорить ему не дала,сказав,как отрезав,         -Нет. Я доживу свой век с этой печкой,а потом,ты делай что хочешь.-     

   Бабушка утром вставала с первыми петухами,сразу же шла на кухню и затапливала печь и пока она топилась,шла в хлев,доила корову Любку и выгоняла её через прогон* на дорогу,потом поджидала провожающего с другими коровами и он гнал их к ферме в колхозное стадо,а оттуда они уходили в поле вместе с пастухом,пастись.     

   Она снова возвращалась домой,готовила хряпу для поросёнка из варёной,мелкой,в кожуре картошки и отрубей. Картошка была сварена заранее,с предыдущего дня,всё в той же печке,в большом чугуне.

Высыпала из него картошку в корытце и тюкала специальной сечкой — на длинном черенке прикреплена железная насадка — широкий,плоский нож в форме изогнутой немецкой буквы «S». Насыпала в сито ячменя и с этими поклажами снова шла в хлев,кормить свинью и кур.    

     И снова возвращалась домой. Теперь ей предстояло сготовить еду на обед и на ужин. Всё в тех же чугунах: один — для скотины,самый большой,с мелкой картошкой; второй — такой же,для воды,которая шла для разных нужд,помыть посуду,вымя корове  и т.д.; третий — для супа или щей; четвёртый — с кашей; пятый — с картошкой для нас; шестой — с киселём; седьмой — с топлёным молоком; и ещё пара разных чугунков в которых она ещё что-то ставила.

Вот такой набор чугунов входил в нашу русскую печку,где всё это томилось на углях,оставаясь тёплыми до самого позднего вечера,как в термосе.     

   А какие супы получались в ней,в современных условиях таких не сваришь! Наваристые,томленые,топлёные,за один их запах можно «Родину продать»!(шутка)     

   Для себя бабушка любила варить гороховую кашу,а когда её вечером вытаскивала из печки и открывала крышку,то мы — ребятишки,почти сразу вылетали из дома на улицу — пулей. Нам не нравился запах этой её любимой еды,тогда мы просто этого не понимали,не то что теперь.

Ещё она варила из овсяных хлопьев,замоченных на воде за сутки,какое-то сомнительное кушанье,и под непонятным названием,то ли «Ски»,то ли «Щи». От него тоже пахло не очень хорошо,как прокисшее молоко,но ей вся эта еда очень нравилась,в отличии от нас,городских детей.     

  На верху печки,там,где лежанка,на широком противне постоянно сушились,резанные на дольки,яблоки. Дед собирал в нашем саду падучку,сам резал и раскладывал их на противне. 

     Сушили яблок всегда много,складывая их в чистые наволочки и подвешивали их на чердаке,под самую крышу,на крюки.    

    Шли они не только в компоты,но и для изготовления кваса,без дрожжей,но обязательно с кусочками сухого хлеба, и ещё как начинка для пирогов. Для этого бабушка молола сухие яблоки в мясорубке,добавляла сахара и закладывала в закрытые пироги — по типу рыбников,а по украински — кулебяки.

Пироги у неё всегда получались толстыми,пышными,в рты не лезли и их приходилось разъединять,снимать верхний слой теста с нижнего.     

  В чреве русской печки бабушка пекла в больших формах ржаной,настоящий,без добавления белой муки,ноздреватый хлеб,если конечно могла купить в колхозном магазине ржаную муку. Как только хлебушек был готов,она доставала его из печи и раскладывала его на расстеленном льняном полотенце,на столе,смазывала корки подсолнечным,пахучим маслом,пользуясь для этой цели куриным крылом.     

  И по всему дому разливался вкуснейший запах свежеиспечённого хлеба и только после того,как он остынет,она закрывала хлеб поверху ещё одним полотенцем. А ещё позже,убирала его буханки в шкаф,чтобы освободить место под самовар,который был снят на это время со стола.    

    Картинок таких из моего детства могу вспоминать множество,но самая дорогая,это утренние семейные чаепития,они никогда не сотрутся из моей памяти,пока я жива. прогон* — это дорога ведущая от дома  к дороге,между двух заборов,отделяющие соседские сады друг от друга.

Елена Зарядова