Лучшие песни Владимира Высоцкого

 Кругом пятьсот

Я вышел ростом и лицом спасибо матери с отцом,
С людьми в ладу  не понукал, не помыкал,
Спины не гнул  прямым ходил, и в ус не дул, и жил как жил,
И голове своей руками помогал.

Бродяжил и пришел домой уже с годами за спиной.
Висят года на мне не бросить, не продать.
Но на начальника попал, который бойко вербовал
И за Урал машины стал перегонять.

Дорога, а в дороге  МАЗ, который по уши увяз,
В кабине тьма, напарник третий час молчит,
Хоть бы кричал, аж зло берет  назад пятьсот, пятьсот вперед,
А он  зубами танец с саблями стучит

Мы оба знали про маршрут, что этот МАЗ на стройках ждут,
А наше дело  сел, поехал  ночь, полночь.
Ну надо ж так  под новый год назад пятьсот, пятьсот вперед,
Сигналим зря  пурга, и некому помочь.

Глуши мотор, он говорит,-пусть этот МАЗ огнем горит,
Мол, видишь сам  тут больше нечего ловить.
Мол, видишь сам кругом пятьсот, и к ночи точно  занесет
Так заровняет, что не надо хоронить.

Я отвечаю: Не канючь, а он  за гаечный за ключ,
И волком смотрит, он вообще бывает крут,
А что ему  кругом пятьсот, и кто кого переживет,
Тот и докажет, кто был прав, когда припрут.

Он был мне больше, чем родня  он ел с ладони у меня,
А тут глядит в глаза  и холодно спине.
И понял я  кругом пятьсот,
И кто там после разберет,
Что он забыл, кто я ему и кто он мне.

И он ушел куда-то вбок. Я отпустил, а сам прилег,
Мне снился сон про наш веселый наворот,
Что будто вновь кругом пятьсот, ищу я выход из ворот,
Но нет его, есть только вход, и то  не тот.

Конец простой пришел тягач, и там был трос, и там был врач,
И МАЗ попал куда положено ему,
И он пришел  трясется весь,  а там  опять далекий рейс,
Я зла не помню  я опять его возьму.
И он пришел  трясется весь, а там  опять далекий рейс,
Я зла не помню  я опять его возьму.

Все песни Владимира Высоцкого

Хорошо говорить: «Все в твоих руках», – когда ты родился в благополучной семье, более-менее здоров, родители тебя любят, друзья сплошь такие же приличные. Когда тебя с детства водят по кружкам-секциям, образовывают и развивают, ну или по крайней мере не препятствуют и позволяют заниматься тем, что любишь. А как быть, если тебе всего 10, но ты уже пережил страшное – бросили родители.

Это оглушительно больно – настолько, что до конца не осознаешь масштаб бедствия и как-то продолжаешь ходить, разговаривать, есть, просыпаться по утрам. Ты не нужен даже собственной матери – что ж говорить о нянечках, отрабатывающих смены в детдоме? На каждую – по 10 таких, как ты. Тут уж не до раннего развития и клубов по интересам.

Строем пошли умываться, строем гулять, по команде собираем кубики, лепим куличи и ходим в туалет. Как быть? Просто выживать. Хотя бы выживать. О большем никто не мечтает. Миша не знал другой жизни, но чувствовал, что она есть. Несмотря на примеры старших товарищей. Вовка, например, продавал спонсорские подарки и покупал травку.

Потом хихикал весь вечер, а перед сном заливался слезами. Макс, самый крутой, собирал с ребят дань – самые дорогие подарки – и тоже их продавал. Одноклассникам. Тем, у которых были родители, но не было современных телефонов, плейеров, кроссовок дорогих. Макс тратил деньги на сигареты, коньяк и развлечения. Иногда в детдом приходили волонтеры и рассказывали о профессиях, о том, как их ждут многочисленные ПТУ и даже вузы. Ребята слушали равнодушно. Как фоновый шум.

Все знали: повар или маляр – вот их потолок. На пару семестров. А потом… непонятно. Вообще, в понимании Миши и других воспитанников детдома жизнь после выпуска была сплошным мраком. Потому что ни про кого «оттуда» они никогда не слышали. Ни один из выпускников ни разу не пришел в детдом. Только волонтеры и спонсоры. Но это же другие люди.

Миша боялся этой темноты до спазмов в желудке. Много разных людей приходило. Натужно веселились, игры бесконечные устраивали, говорили много. В глазах – жалость. Миша не помнил ни одного лица. Все были похожи. Как-то пришел даже поп. Батюшка то есть. Говорил о Боге. Ребята сначала ухмылялись его рясе, потом заскучали. Он, видимо, всё понял и быстро свою лекцию свернул.

После о чем-то беседовал с воспитательницей. А через несколько дней приехал к ним на микроавтобусе: «Кто со мной? Обещаю, скучно не будет!» Все сели. Так воспитательница сказала. Хотелось, конечно, остаться у себя в выходной, чтоб хоть часик побыть одному…

Но отказывать было не принято. Миша запомнил тот день на всю жизнь. Он был вроде бы обычный, но совсем другой. Не казённый что ли… Всё время они провели на участке рядом с маленькой церквушкой. Девчонки сажали цветы с местными тетушками, а Мишку с ребятами водитель научил менять запаску на своем микроавтобусе. Потом все гоняли в футбол, играли в вышибалу и жарили шашлык.

Батюшка оказался классным – веселый, энергичный, настоящий. Травил байки из своей «приходской» жизни. Без этой затаенной жалости в глазах, как к убогим, второсортным. Легко с ним было. А расставаться – грустно. Батюшка сказал: «Кто хочет, я договорюсь, чтоб вас отпускали к нам почаще. Скоро стройка большого храма начнётся, можно поучаствовать».

«Я!» – истошно заорал Мишка. Запах шашлыка, свежий воздух, совсем не тот, что на площадке детдома и уж тем более внутри его, и негромкие, спокойные голоса взрослых людей рядом. «Вот такая она, идеальная жизнь», – решил тогда Мишка. В детдоме были дети-инвалиды. Случались, вернее. Их привозили на время, а потом отправляли в специальное учреждение.

Однажды привезли мальчика Васю. У Васи не было ног и только одна «рабочая» рука. Ей он рисовал. Мишка приходил к нему, следил за движением карандаша по бумаге, как линии складываются в фигуры, разговаривал. То есть жаловался на Макса-драчуна, на родителей, которые предали, спонсоров, которые ничего не понимают, и свою загубленную жизнь…

Вася смотрел на него с недоумением. А однажды вечером, глядя в окно, как старшие пацаны перебираются через забор на свои «делишки», выпалил. «Я не понимаю, почему они жалуются? Почему гробят жизнь свою? Чего им не хватает? У них же есть ноги! С ногами можно всё!» Он рисовал и не собирался сдаваться. А Мишка на всю жизнь запомнил эти слова. Мишка стал приходить к строителям в храме.

Подружился с тамошним прорабом дядей Митей, который охотно взялся за его обучение. А вот батюшку Миша старался избегать – боялся, что тот заставит на службе стоять или морали читать будет. Но как-то все-таки попался. Отец Георгий обрадовался, увидев его, приобнял даже и предложил заходить к нему на чай или если нужна будет помощь. А через неделю подарил набор инструментов. Мишке часто дарили подарки. Спонсоры и волонтеры. Дорогие и не очень.

И в какой-то момент он потерял к ним вкус, воспринимал как должное. Но только не этот набор! Ведь его подарили лично ему, а не какому-то мальчику-сиротке, в общей куче, чтоб не грустил. Батюшка выбирал этот подарок, зная увлечения Миши. Парень решил, что это знак свыше, пропуск в другую жизнь. Перед сном он открыл ящик и гладил инструменты.

На следующий вечер набор пропал. Мишка помчался на второй этаж, влетел в спальню и с разгона наскочил на валявшегося на своей кровати Макса. «Отдай! Сволочь! Отдай!!! Или я тебя убью!» – орал он и колотил изо всех сил. Макс был старше, больше и сильнее. Сбросил его, как котенка, и стал мутузить в ответ. К нему тут же подключились приятели. Мишка сжимался в комок, закрывал лицо руками, по щекам текли слезы.

– Верни! Сволочь! Это мне подарили…он не твой! – хрипел он, пока не потерял сознание. – Нет, иконы рисовать не хочу… Книги хочу оформлять. – Ну, как знаешь. Если что – приходи к нам, – это первое, что услышал Мишка, когда очнулся. Разговаривали отец Георгий и Вася – именно в его комнате поместили Мишу. Батюшка поинтересовался о его самочувствии, сказал, что на стройке его все ждут, и попросил скорее выздоравливать.

Оказалось, у Мишки перелом рёбер и поврежден глаз. Вечером он беззвучно рыдал в подушку, мысленно прощаясь со своей мечтой и проклиная Макса. И вдруг услышал твердый голос Васи: «Прекрати реветь! Что ты ноешь?! У тебя же есть ноги! – и добавил почти шепотом, – И обе руки…» Дядя Митя улыбался, глядя, как его ученик, высунув от напряжения язык, белит стены храма.

– Хорошо… Почти мастер! Ещё чуть-чуть и будешь на вес золота. Только успевай от клиентов отбиваться! Лучшие б тебе, конечно, бригаду собрать. Хороших специалистов и честных. Чтоб каждый своим делом был занят, так и быстрее, – рассуждал он. – Дядьмить, ты что, правда думаешь, у меня может быть бригада своя? Как будто не знаешь, что детдомовские никому не нужны: все или спиваются, или в тюрьмах, или…

Да чо там! Судьба у всех ясная. – А что такое судьба? Батюшка наш говорит, что это «суд Божий», судьба эта. Что своими поступками заслужил, то и получил. Такая вот простая арифметика. Так что думай и выбирай, куда ты хочешь… Руки, ноги, голова у тебя есть, а руки вон какие хваткие, чего тебе ещё надо? Про ноги и руки Мишка уже слышал.

Вася вон, и тот собирался иллюстратором каким-то стать. А он чем хуже? – Возьмите меня к себе в бригаду, а? Без зарплаты даже! Главное, чтоб не понарошку было, а настоящая работа. – Это надо, чтоб отец Георгий решил с твоим начальством. Он у нас мастер по переговорам. Мишка, стесняясь и краснея, подошел к священнику и рассказал о своём желании работать с дядей Митей.

Тот согласился «похлопотать» при условии, что учёба не пострадает. Мишка обещал. Прошло 15 лет. Жена Миши собиралась на встречу одноклассников. А он думал о том, что ему и встретиться не с кем. Его лучший друг Лёха умер от передозировки 10 лет назад, почти сразу после выпускного. Вовка как попал в старших классах в психушку, так и не вышел оттуда: говорят – мозги прокурил.

Макс, по слухам, сидит, ещё пара человек спились, а остальные канули, как не было… Да и нет их уже, скорее всего. Только он один вышел в люди. Строит дома, делает ремонт. Его услуги стоят недешево, но желающих очередь, потому что знают: Михаил сделает как для себя, на века. Его друзья, его встреча одноклассников – это церковный двор и дядя Митя.

Конечно, бывает он там нечасто – много работы, – но как только появляется возможность – сразу едет. А еще он следит за домом отца Георгия, чтоб ни один гвоздь не расшатался, никому не доверяет. Безвозмездно, или, как шутит сам Мишка, «по блату».

Ольга Зиненко