Тоска

 

Владимир Бенедиктов

Порою внезапно темнеет душа,
Тоска!  А бог знает  откуда,
Осмотришь кругом свою жизнь: хороша,
А к сердцу воротишься: худо.

Всё хочется плакать. Слезами средь бед
Мы сердце недужное лечим.
Горючие, где вы, Горючих уж нет.
И рад бы поплакать, да нечем.

Ужели пророческий сердца язык
Сулит мне удар иль потерю.
Нет, я от мечты суеверной отвык,
Предчувствиям тёмным не верю.

Нет!  Это  не будущих бедствий залог,
Не скорби грядущей задаток,
Не тайный на новое горе намёк,
А старой печали остаток.

Причина её позабыта давно,
Она лишь там сохранилась,
В груди опустелой на дно,
И там залегла, притаилась,

Уснула,  и тихо в потёмках лежит,
Никто её, скрытой, не видит,
А отдыхом силы она освежит,
Проснётся  и выглянет, выйдет.

И душу обнимет. Той мрачной поры
Пошёл бы рассеять ненастье,
С людьми поделился б… Они так добры,
У них наготове участье.

Их много  и слишком  к утехе моей.
Творец мой! Кому не известно,
Что мир твой так полон прекрасных людей,
Что прочим становится тесно.

Да думаю: нет! Пусть же сердце моё
Хоть эта подруга голубит.
Она не мила мне; но гнать ли её,
Тогда, как она меня любит.

Её ласка жестка, её чаша горька,
Но есть в ней и тайная сладость,
Её схватка крепка, и рука не легка,
Что ж делать! Она ведь  не радость.

Останусь один. Пусть никто из друзей
Её не осудит, не видит,
И пусть не единый из добрых людей
Насмешкой её не обидит.

 

 

Стихи которые берут за душу

Новый зять

Своего нового зятя Анна Тимофеевна не любила. Вот как-то не лег ей на сердце: и по виду, и по разговору. «Худосочный какой-то, — жаловалась она мужу, — и бледный, может, болеет чем, и как к дочке будет относиться – неизвестно. Лида-то третий раз замуж вышла, первые два задиристые были, неужели и с третьим не повезет». Анна Тимофеевна придирчиво взглянула на вымытый пол, ожидая назавтра гостей, — дочки с зятьями должны приехать и сын с невесткой.

И только новоиспеченный муж Лиды не радовал ее. Легкое огорчение промелькнуло у нее в душе, но тут же соседский кот отвлек ее. Почти весь черный с белыми пятнами, опасливо зыркающий глазищами, он подошел к миске хозяйского кота Васьки и жадно припал к ней. — Вот же леший тебя носит, — возмутилась Анна Тимофеевна, — Вася, Вася, — стала она звать своего кота, — тебе же молока налила, иди, а то соседский все вылакает.

Она хотела уже прогнать чужака, но тот и сам пугливо присел и попятился от миски. Худой, с порванным ухом, он опасливо озирался, — упитанным его никак не назовешь. Нюре вдруг стало жалко соседскую животинку: — Что же это они тебя совсем не кормят что ли? – Сказала она. – Ладно, пей уж, и нашему хватит. Людку-соседку было в чем упрекнуть – лодырь несусветный.

Но это ладно: животинку тогда бы уж хоть не держали, а если держат, то кормить надо. Собственно у них всего-то этот облезлый кот, да семь кур в ограде, за огородом через пень-колоду ухаживали. Вечером Анна вылила остатки супа в кошачью миску, предварительно по-братски разделив с дворнягой Белкой, названной за пышную шерсть и рыжий цвет. Супа коту досталось много, — «ладно, пусть и соседский поест, где же ему еще столоваться». В субботу часам к одиннадцати все собрались, усевшись за стол.

Лидин муж Юрий Геннадьевич суетливо крутился, то пододвигаясь, то отодвигаясь, спрашивая, не тесно ли соседям по столу. — Да не суетись, хватит всем места, — сказала ему Лида, с довольным видом оглядев всех гостей, как будто говоря: «Вот, смотрите, и я не одна, а мужнина жена». После второй Юрий, освоившись еще больше, рассказывал байки, радуясь, когда гости одобрительно смеялись. И только Анна Тимофеевна, поджимала губы, поглядывая на нежеланного зятя.

«Все вы хороши, а потом обидеть норовите» — думала он, опасаясь за дочь. Лида у нее хоть и полненькая, с крепкими руками, но перед мужицким кулаком ей не устоять. Да и внешне не подходил ей Юрий Геннадьевич, — высокий, как оглобля, с жиденькими волосами на голове, сутулый, блеклый. Через час гости, время от времени, выходили на воздух, потом снова возвращались. Анна Тимофеевна пошла в летнюю кухню за хворостом, который напекла накануне.

а дощатом полу, присев на корточки, Юрий гладил соседского кота: «Не бойся, дурачок, ешь, вижу ведь, что голодный». Анна Тимофеевна, замерла, наблюдая непривычную для нее картину, боясь спугнуть гостя. А он, находившийся к ней спиной, с торчащими ключицами, гладил своей худощавой рукой чужого кота и подзывая хозяйского. «Ну и ты иди, тут всем хватит, — стал он подзывать Ваську. Потом поднялся, выпрямившись во весь свой рост и отошел на два шага.

— Я смотрю, тут и чужой кот к вам пообедать заходит, — сказал он добродушно, заметив Анну Тимофеевну. — Так он тут постоянно околачивается, хотела прогнать, у него же дом есть – вон соседский, а потом, думаю, жалко мне что ли молока. Юрий одобрительно посмотрел на Анну Тимофеевну, улыбнулся чему-то. – А у нас с Лидой кошка Муська. Поначалу не шла к Лиде, присматривалась, а счас так и прыгает к ней на колени. А что, пусть живет, они же как братья наши меньшие.

– Может помочь? – Встрепенулся Юрий, увидев, как Анна Тимофеевна потянулась за большой чашкой. — Да она легкая, это же хворост к чаю, а ты лучше дверь мне открой, — предложила она зятю. Юрий Геннадьевич поспешно пошел к двери, приговаривая на ходу: — Хворост – это же мое любимое лакомство с детства, помню, как матушка-покойница пекла, — и он с нескрываемым аппетитом взглянул на чашку. Анне Тимофеевне как-то спокойнее стало, она и не поняла, отчего так хорошо на душе.

А когда Юрий почти незаметно пододвинул Лиде вазочку с вареньем, не претендуя на внимание, совершенно искренне, — Анна Тимофеевна и вовсе растрогалась. Разъезжались под вечер, — довольные, повеселевшие, не умолкавшие. Анна сунула конфет внукам, вручила по баночке сметаны всем. И уже, когда все выходили, подошла к Юрию Геннадьевичу и подала ему пакетик с хворостом: — Возьми домой к чаю, — сказала она благодушно, поймав одобрительный взгляд Лиды.

Юрий растрогался от такого внимания, закивал головой: — Спасибо, Анна Тимофевна, спасибо! Уставшая, но довольная, Анна присела на скамейку как раз напротив летней кухни. Кот Васька, серый, вальяжный, упитанный, подошел к миске и стал есть. Появившийся на заборе соседский кот, которого сегодня гладил Юрий Геннадьевич, спрыгнул, и осторожно потянулся к миске.

Но Васька, который, в общем-то, не был злобливым и мог поделиться, ревниво заурчал. — Ладно, Васька, хватит и тебе, — сказала хозяйка, — пусть поест. — Потом поднялась и пошла в дом искать вторую миску. «Два кота одну чашку вряд ли мирно поделят, — подумала она, — поставлю еще одну». С того дня появилась еще одна миска, куда клала она еду, а там уж, кто какую выберет.

К новому зятю Анна Тимофеевна больше не придиралась мысленно, и Лиде никаких подозрений не выказывала, замечая, как дружно они живут. «Если мужик кота не обижает, то не злобливый», — решила она. Уж очень запомнилось ей, как Юрий, скукожившись, сидел на корточках и гладил пугливого соседского кота. Вскоре черный кот с белыми пятнами «переселился» к соседям, подружившись с хозяйским Васькой и получив кличку Черныш. А с наступлением холодов Анна Тимофеевна обоих пускала в дом…

Автор: Татьяна Викторова