Зимнее чувство
Алексей Жемчужников
Хоть в зимний час приходят дни с востока,
А всё еще природа хороша.
Она не спит безмолвно и глубоко,
Морозом в ней не скована душа.
И листья лес не все еще утратил,
И жизни шум не прекратился в нем.
По дереву стучит красивый дятел,
В кустах скворец шуршит сухим листом.
Но пусть зима приходит, мне приятно,
Когда, летя, мне снег туманит взор.
Люблю в лугах белеющие пятна,
И серебро залитых солнцем гор.
Пускай земли под снегом жизнь застынет,
Мне эта смерть природы не страшна.
Я знаю срок оцепененья минет,
И снова жизнь вдохнет в нее весна.
Дожить бы мне до праздника земного,
Тогда весны увижу красоту,
И белизну долин увижу снова.
Но уж не снег, а яблони в цвету.
Стихи которые берут за душу
Старая машинка
Она стоит в нашей спальне на шифоньере. Накрыта такой высокой овальной крышкой-кожухом. Покрыт он прозрачным коричневым лаком. Машинка вполне рабочая. Жена просит время от времени достать машинку. Я выдвигаю ее наполовину, упираюсь вниз правой рукой, левой разворачиваю и медленно опускаю себе на грудь. Фу! Теперь можно нести к месту назначения. Если не удержу, то она непременно упадет на ступню, тогда жуткая боль и перелом обеспечены.
Но зато чугунная тяжесть машинки придает ей устойчивость. Во врем шитья она не шелохнется с места. Несу в зал и ставлю на журнальный столик. Жена что-нибудь подшивает. Иногда с просьбой что-нибудь подшить приходят к ней подруги или соседки. Мне снова приходится снимать машинку. Когда она появилась у мамы? Сколько помню, она всегда была у нее. Но всё-таки когда-то она появилась. Вспоминаю, как она рассказывала о том, с каким трудом ей досталась машинка, сколько претендентов было на нее.
Шили-то в основном на руках. Это понятно. В те далекие советские времена швейные машинки были страшным дефицитом, так же, как и телевизоры, проигрыватели, стиральные машинки. Распределял дефицитные товары профком, автомобили же распределялись парткомом. Маме, вероятно, решили дать машинку («дать», а не «продать» говорили в те времена) за трудовые успехи к какому-нибудь празднику: 7 ноября или 1 мая. Мама часто сидела за столом и стучала машинкой.
Обшивала себя, отца, нас, двоих соседей, соседей и знакомых. Кто рассчитывался деньгами, кто остатком ткани. Никаких журналов, лекал, выкроек в те времена, конечно, не было. Разве что в журнале «Работница» на одной-двух страницах давали советы по шитью. Чаще всего покупали черный сатиновый материал, он был прочный, дешевый и сильно не мялся. Из него шились мужские трусы и знаменитые шаровары, в которых ходила чуть ли не вся мужская половина страны.
Это нечто вроде современного трико, только просторное, широкое, не стесняющее движений. В пояс вшивалась резинка, а также резинки были на штанинах у ступней. Так что пыль и грязь не попадали на ноги и на велосипеде штанину не замотает цепь. Карманов не было. Ну, иногда сзади с правой стороны пришивался накладной карман.
Но это уже для мужчин, а для пацанов зачем тратить пусть и небольшой кусочек ткани. В таких шароварах ходила чуть ли не вся страна с весны и до поздней осени, пока не приходили холода и требовалось надевать уже что-нибудь более основательное. На уроки физкультуры мальчишки и девчонки тоже ходили в самосшитых шароварах, почему-то швейная промышленность не брала в производство эту популярную народную одежду. Уже позднее, не помню с какого года, стали покупать специально для уроков физкультуры так называемый спортивный костюм. Это было трико-штаны и рубашка без ворота с длинными рукавами
. Трико плотно обтягивало тело, особенно у полных, подчеркивая все телесные выпуклости. И девочки в старших классах на первых порах стеснялись такой формы на уроках физкультуры, потому что учителями-физкультурниками были исключительно мужчины. Поэтому через некоторое время (может быть, поэтому, не знаю) уроки физкультуры в старших классах у девушек и юношей стали проводить раздельно. Мы, пацаны, допустим, шли на труды, а девчонки на физкультуру.
Или они на домоводство, а мы на физкультуру. Обычная мальчишечья летняя одежда – шаровары. Иногда майки. Они были исключительно синего цвета. И босиком. И в таком одеянии нисколько не стеснялись показаться на городских улицах. Принаряжались только в гости. И то не всегда. Шила мама и рубашки из белого или светлого дешевого материала, прямые с короткими рукавами, которые уже надевали в школу. А вот пионерский галстук приходилось покупать.
В гости тоже обычно принаряжались. Прийти в гости босиком, в шароварах и с голым пузом всё-таки считалось моветоном. После получки, хотя и не каждый раз, родители ехали на автобусе в Кривощеково, где был большой магазин «Ткани». И конечно, на рынок, где тоже был магазинчик тканей. Приходили соседки, подруги. Мама развертывала отрезы, хвалилась покупками, обсуждали, что и как можно сшить из этих отрезов. Делалось это долго и с большим интересом. На платье покупался какой-нибудь светлый ситчик с цветочками.
Потом, когда маму из Верх-Алеуса забирали к себе в Калиновку, первым делом она потребовала, чтобы погрузили швейную машинку. Зрение у нее уже было слабое, и вдеть нитку в иголку она просила меня. После чего опять начинала крутить ручку. Она сама делала мелкий ремонт машинке, если что-то там откручивалось, начинало дребезжать. Сколько лет, десятилетий этой машинке, я не знаю. Но никак не менее полвека. Она ни разу серьезно не ломалась.
Могла сломаться иголка, но заменить ее было плевым делом. А остальное – подкрутить колесико руками. В ремонт ее ни разу не отдавали. Сама машинка, довольно тяжелая, стояла на деревянном ящичке. Ее можно было откинуть назад и тогда открывался деревянный ящик, в котором лежали иголки, нитки, шпульки, масленка и флакончик с машинным маслом. Время от времени мама смазывала машинку. Брала металлическую масленку, наливала в нее масло и давила на бока масленки. Масло из длинного узкого носика капала в дырочки на машинке. Вот и вся нехитрая процедура.
Николай Трофимов
