Любимые фильмы Любимые актеры

20 апреля 1927 года родился Павел Луспекаев

Павличев угор

Сергуня идет из школы. Зимний день короткий, и он спешит. К тому же и путь не близкий — три километра. А на пути северный полюс. Не настоящий, конечно. Это ребятня так зовет Павличев угор — самое высокое место во всей округе. И самое открытое. Когда день хороший, ясный, далеко вокруг видно. Луга, поля, перелески, река извилистая.

И деревни по ее берегам. Дома в деревнях деревянные, в два порядка окнами друг к другу стоят. За домами — огороды и бани. А впереди, во все стороны, лес. Зубчатый, темный и загадочный. Красиво. Как на большой картине.
Табаровка — сразу за Павличевым угором. С полсотни изб-дворов. Крыши тесовые, крутые, окна с наличниками резными. Каждый дом на особицу.
А Сергунин — в самом центре деревни.

Мать рассказывала — с незапамятных времен стоит. Прапрадед и дед жили. Отец отсюда на фронт уходил. Не вернулся. Сергуня вот теперь с матерью живут. Крепкий дом. Сергуня идет из школы домой.
День с утра был с морозцем, а сейчас чуть обмякло. К метели. Она застает его на угоре.
Сначала только народившийся ветерок, как игривый котенок, сделает прыжок-другой, посбивает шапчонки с рыхлых белых кочек и ну гоняться за пушинками. А то лицо коготками тронет и присядет в ожидании, мол, поиграем?

Не дождавшись, рассердится — и новый прыжок сделает. Да и голосок подаст: ш-ш-ш. «Но-но, — говорит ему Сергуня. — Не мешай». А ветерок-котенок в ответ: ты с кем так разговариваешь-шь? На вот тогда! — и прыг за шею. Приходится Сергуне поднимать воротник да поплотней запахивать шарф. «Что-о, не нравится?» — шепчет ветерок в ухо.

А ему и правда не нравится, и он прибавляет шагу и смотрит вниз, в сторону реки. Оттуда на подмогу ветерку-котенку спешит, захватывая на пути верхний слой вчерашнего пушистого снега, ветер-середняк. Засвистел протяжно, налетел ореликом, швырнул снежные хлопья Сергуне в щеки и умчался в ближний лес. Видно, там ему уютней показалось.
Середняк разбудил своего старшего брата — ветра-большака. А этот лохматый дядька шутить не любит. Откуда-то сверху и сбоку большак сыпанул столько снега, что дальше пяти шагов ничего не видно стало. Сыпанул он снега да ка-ак крутанет его!

А простору много. То сбоку большак налетит, то спереди, то сверху упадет, то в спину толкнет, да так, что только ноги успевай переставлять. А дороги уже и за шаг не видно. Последняя натоптанная твердь ушла под сугробы. А-а-о-о-у-у-ы-ы, — надрывается ветер-большак.

И день, и вечер, и половину ночи металась по свету февральская метель. А к утру выдохлась, стихла. Чистое холодное небо с месяцем и звездами распластались над деревней, над угором, над рекой, над лесом. Тишина. Все вокруг так устало от суматохи, что ни шелохнется ни звук, ни тень. Это за окнами. А в избе мерно тикают ходики, сонно мурлычет кот Мурзик на одеяле Сергуни.

В хлеву тяжело вздохнула корова, куры повозились и стихли. Подступает утро.
Грядущий день — воскресенье. В школу Сергуне не идти, но и дома не сидеть. В Сенях ждут-дожидаются своего момента лыжи. Уж они-то покатают его с Павличева угора. Уж отыграется он за вчерашнюю пургу.
Хорошо думать об этом сквозь утренний сон. А мать уж встает. Подошла к иконам, покрестилась, пошептала короткую молитву и за дела. Вот открыла заслонку печи, значит, затопляет. И уже слышно как потрескивает огошек в поленьях, сначала редко, а потом все чаще и уверенней. Ставятся в печь, к огню, чугунки.

Подойник звякнул, и тут же кот срывается с кровати: без него утренняя дойка не обходится. Все идет своим чередом.
Забелели мутные окошки. Светает. Сергуня готов к завтраку. Мать ставит на стол чугунок горячей, в потрескавшихся мундирах, картошки, соль, хлеб, немного растопленного масла в миске и два стакана парного молока.
— Давай-ко ешь, хозяин, — говорит она Сергуне.
Едят неспеша и молча. А после:
— Пойдем дров напилим. Кончаются.
— Это ясно, — соглашается Сергуня.
Снегу-тo намело! И прежде чем пилить дрова, Сергуня очищает от снега крыльцо, мостки.
Напилены и наколоты дрова, на санках завезена из проруби вода с ледышками. Мать садится за кросна ткать холст, а Сергуня осматривает лыжи. Все в порядке, и он кричит из сеней:
— Мам, я кататься!

Снегу в некоторых местах — по самые крыши. Он рыхлый, лыжи тонут, но Сергуня орудует палками и держит направление на Павличев угор. На северный полюс. А с него, как с глобуса — вниз!

Жуков Александр Васильевич