О любви немало песен сложено  

Была любовь

Золотая рыбка

Легкие,легкие паруса далекие как крылья у чаек,
Долгие-долгие дни ожидания рыбка, я по тебе скучаю.

Где ты теперь, золотая рыбка,  с кем ты сейчас, где твоя улыбка,
В море большом не найти твой дом, маленькая рыбка.

Белые-белые облака над берегом кружатся, кружатся.
Синее-синее море волнуется нам нужно прощаться.

Где ты теперь, золотая рыбка, с кем ты сейчас, где твоя улыбка,
В море большом не найти твой дом, маленькая рыбка, маленькая рыбка.
Где твоя улыбка, золотая рыбка.

Еще раз про любовь

Дед Васёха

Нравится мне дед Васёха за жизненный оптимизм и весёлый нрав. Живёт он в Притыках, что на окраине райцентра, в своём доме с русской печью. Всю жизнь проработал специалистом в колхозе. Сейчас ему за восемьдесят, но он всё ещё по-молодецки топорщит усы, не выносит валенок, а по утрам делает физзарядку. Помашет перед носом руками, отожмётся несколько раз от стенки, перевалится с ноги на ногу, якобы в пробежке на месте и докладывает бабке:

– Добрый молодец готов к труду и обороне! Иногда я навещаю его. Возьму бутылочку красненького вина, зайду вечерком в гости и часами слушаю не хитростные житейские рассказы. Как-то в один из таких вечеров, рассматривая старые фотографии, я обратил внимание на аккуратно свёрнутую и заложенную между листами альбома газету. Районную, малоформатную.

– Храню как память о буйной молодости, – упредил мой вопрос Васёха. – Огроменную статью обо мне сочинили. – Рассказали о герое колхозного труда, орденоносце? – Какой там к лешему, герой — штаны с дырой. На тему морали прокатили, Похождения Змея Горыныча пришили. Вся деревня долго смеялась. А нормальные мужики зауважали, целый год только за руку здоровались. Хошь расскажу? Это целая история! – За тем и наведался. Жду с нетерпением.

– Тогда слушай, не встревай. Васёха пригубил вина, разгладил усы и начал рассказывать: – Было это во времена правления Горбачёва. Башковитым он оказался. Задумал перестройку государства, правда, с чего начать, не знал. Говорил, говорил, о консенсусе и плюрализме, в конце концов, определился. Объявил антиалкогольную кампанию. Мол, пьянство российское нужно искоренить, а уж потом, на трезвую голову всем консенсусом, с новым мышлением шагать в перестройку. Чтобы с пути не сбиться.

И понеслись по стране ураганом новые веяния. У нас ведь на Руси никогда и ни в чём меры не знали. Если пить, то до зелёных под носом, если бороться с пьянством, так всенародно, смертным боем, до последнего патрона и издыхания! Словом, спиртзаводы позакрывали, виноградники повырубали, бочки с вином вековой давности и те в море утопили.

Милицию и все прочие правоохранительные органы сосредоточили на отлове самогонщиков и бражников. То есть, обложили питока российского со всех сторон. Не продохнуть, Хоть стреляйся. Только меня эта «всенародная» чехарда не касалась. Я смотрел на неё со стороны и посмеивался. Потому как водку – казёнку всегда считал гадостью, обходил стороной. Конечно же, не по идейным соображениям, а по причине возмутительного качества.

Организм не принимал. Не зря той водке в народе дали прозвище «Сучок». Однако она и на древесную не тянула. Видимо в нашей лесной стране сучков на деревьях тоже не хватало. А потому водка, что поступала в продажу для массового потребления, изготавливалась не иначе, как из отходов какого-то секретного химического производства и облагораживалась негашёной известью. Получалась казёнка: наполовину «косорыловка», наполовину – «тошниловка».

Сейчас и названия те забылись. В вопросах пить, или не пить, я шёл своим, благородным путём. Готовил домашнее пиво. Тем самым общественные Законы не особо нарушал. Много не ставил, не жадничал. Флягами с молочной фермы, как некоторые односельчане, не баловал. Была у меня замечательная двухведёрная стеклянная бутыль, мне её надолго хватало. Налью водички, заложу дрожжей, сахара, горсточку сушёной вишни и через несколько дней божественный напиток готов.

Дёшево и сердито. Утром примешь стакашек, башмаки сами несут на работу, зимой весь день уши не мёрзнут и настроение всегда отличное. С коровками на ферме душевно разговаривал, те надои повышали. Ну, а ежели вечером пару стакашков примешь, сразу попадаешь в райские кущи. Забываешь, как за день на работе ухайдакался. Весь вечер бабке улыбаешься.

И голова не болит, светлая, как первозданный осенний снег. Одно хлопотно. Бутыль вещь нежная, нужно постоянно следить, чтобы давление в ней не превысило норму. Иначе и хлопнуть может. Но я приноровился, в нужный момент менял глухую пробку на ту, в которой трубка от клизмы вставлена, да и с печи бутыль переставлял на палати, в более прохладное место, чтобы меньше бурлила. Все, кто тогда пробовали моё пиво, хвалили, ещё напрашивались в гости.

Особенно часто наведывался сосед, Ванька Репейников. – Ты, – говорит, – соседушка мастер из мастеров. Уважь, дай рецепт. Я, конечно, рецепт семейный не раскрыл и бутыль свою заветную никому не показал. Из графинчика пиво гостям культурно наливал. Ванька видать осерчал, решил насолить мне по-соседски. Сделал я как-то новую заправку, она быстрёхонько забродила.

Пузырьки пошли. Собираясь утром на работу, поставил бутыль на палати, над порогом, где прохладнее. Укрыл половиками, замаскировал. Хотел вечером пробку поменять. На ту, что с клизмой. Вечером возвратился с работы никакой, телом разбитый и не в духе. Дай, думаю, проведаю бутыль, пробу сниму, заодно здоровье поправлю и давление в сосуде сброшу.

Только взялся за ковш, слышу кто-то в сенях шебуршит. Заходит участковый, а из-за его плеча Ванька — сосед выглядывает. – Что, подозреваемый, сам покажешь, где брагу прячешь, или искать будем? – спрашивает участковый. Ванька тем временем по углам зыркает, раньше милиционера примеривается, где фляга стоит. А у меня фляги нет, поэтому я спокойно так говорю:

– Ищите. Найдёте, ваша будет. Только вся деревня знает, я не пьющий. – Знать, то знает. Только сосед твой тоже в деревне живёт, – говорит участковый и бумаги достаёт, протокол намеревается составлять. Искали они не менее часа. Весь дом и сени обшарили. На палати по очереди заглядывали, но там кроме кучи половиков ничего не увидели. Злые собрались уходить.

Только участковый за дверную скобу взялся и уже голову склонил, чтобы об косяк не удариться, как разъязви её в душу, бутыль возьми да и взорвись. Аж в печной трубе завыло, стёкла в окнах задребезжали и кукушка из настенных часов как бешеная выскочила, невпопад блажно закуковала. Взорвалась бутыль как раз над участковым.

Он башкой ткнулся, распахнул дверь. Ванька перепрыгнул милиционера и скрылся. Несколько дней никому не показывался, лечился, нервы успокаивал. Участковый трудно соображал, что произошло. Тяжело дыша, примостился на порог. Струйки пива стекали с палатей ему за шиворот и на погоны… – Ну что, попался, вражина? – Наконец-то произнёс он.

– Одевайся, под пистолетом пойдёшь в отдел. В тюрьму тебе дорога за укрывательство зелья и покушение на жизнь милиционера при исполнении служебных обязанностей. Взрыв устроил, небось убить намеревался? Ночь я провёл в КПЗ, на голом топчане. Утром привели к начальнику районного отдела милиции. Тот сразу всё сообразил и начал задавать вопросы участковому:

– Где протокол с подписями свидетелей на изъятие браги? – Протокола нет. Понятой сбежал. Ищем… – Где отобранные на месте происшествия образцы взрывчатого вещества? – На моей одежде, – показывает участковый на жёлтые пятна, – понюхать можно…

В общем, объявил мне начальник пятнадцать суток общественных работ за хулиганство. Через два дня посчитал, что я твёрдо встал на путь исправления, отпустил. – На работу и с работы возить тебя нужно, несколько раз в день кормить, поить, обеспечить постелью, охранять. А у меня ни машины, ни денег нет. Сплошная канитель. Ступай домой, больше не попадайся…

На этом мои детективные похождения не закончились. Подхватила и раскрутила их редакция районной газеты. Коллектив редакции был маленький, несколько человек в штате. Материала для опубликования вечно не хватало. К тому же работники увлекались шахматами. Не успеют утром переступить порог заведения, сразу за доски, расставляют фигуры.

Выручала их Манька — уборщица. Она была немного простовата умом и верила, что её готовят в журналисты. Охотно ходила и ездила по организациям нештатным сотрудником. Каждый раз редактор вручал ей задание. Писал на листке вопросы, на которые уборщица должна была собрать односложные ответы: « да, или нет, сколько гектаров, когда планируется окончание работ, Ф.И.О. передовиков» и так далее.

Получив от простушки заполненный листок, сотрудники по очереди, не отрываясь от шахматной доски, писали и публиковали интервью, репортажи с мест событий, готовили материалы на темы морали. В общем, контора работала исправно. Видать, исходный материал о моих злоключениях собрала та же уборщица. Кто писал очерк, осталось загадкой. Не иначе, как сам главный редактор. Уж больно захватывающим получилось сочинение. В духе крутого боевика.

Из газеты я узнал, что милиционеры более месяца вели слежку, пока не обнаружили на окраине села хорошо замаскированный большой завод по производству алкогольной продукции – самогона из дефицитной отборной пшеницы. Во время штурма завода, якобы я долго отстреливался. И, только поняв, что сопротивление доблестной милиции бесполезно, произвёл подрыв предприятия. Причём выполнил его так мастерски, что никаких следов алкогольного производства и оружия не осталось. На месте взрыва милиционеры ничего не обнаружили, не нашли никаких улик.

Пострадавших в той схватке тоже не было, если не считать шишку на голове участкового, да испуг понятого Репейникова, который успешно лечится от заикания. Очерк о моих похождениях и самоотверженной борьбе местной милиции с пьянством, наделал много шума не только в районе, но и области, имел большой общественный резонанс. Начальник районного отдела милиции получил повышение по службе.

Первый секретарь райкома партии еле удержался в кресле, схлопотал выговор за слабую постановку антиалкогольной воспитательной работы в трудовых коллективах. Ну, а я, опять оказался в стороне.

Добыл новую двухведёрную бутыль и много лет готовлю в ней замечательное домашнее пиво.  Давай, примем по стакашку за содержательную жизнь, то есть, за неиссякаемый оптимизм и весёлые истории!

Владимир Федорович Быков