О любви немало песен сложено
Старый художник
Старый художник рисует небо и стаю облаков,
Он нарисует и разукрасит твою любовь.
Ты где-то на краю земли, пролетая вникуда,
Улетают корабли навсегда.
Навсегда, Навсегда…
Ты смотришь на звезды, порывы ветра уносят тебя,
Я знаю наверно, что несомненно ты ищешь меня.
Но я не среди звёзд, не среди морской волны,
А я где-то на краю, на краю земли, улетаю.
Навсегда, Навсегда…
Ты улетаешь, вдаль улетаешь, всё дальше от меня,
Услышь меня сердцем, почувствуй душою, вот моя рука.
Но ты всё дальше от земли, всё дальше от меня,
А я там где корабли, улетаю в никуда.
Навсегда. Навсегда…
Воздушные шары
Сколько мне надо ещё истоптать дорог,
С ветром да счастья воды глоток.
Сколько нелепых растраченных было слов,
Но в листьях стихи, счастливым проснусь я вновь.
И готов бежать туда, где поднимаются к небу воздушные шары,
И знакомый скрип качелей из далёкого детства, и мне ещё нет пяти.
Забери меня туда, где стрелки крутятся назад,
На фото, что храним всегда я не могу найти себя.
Забери меня туда, где стрелки крутятся назад,
На фото, что храним всегда я не могу найти себя.
Сколько красивых услышано было слов,
Жаль отпустил я надежду вернуться вновь.
Дождь сумасшедший стучится в моё окно,
Музыкой детства куда же ушло оно.
Побежим с тобой туда, где поднимаются ветром воздушные шары,
И знакомый скрип качелей из далёкого детства, и мне ещё нет пяти.
Забери меня туда, где стрелки крутятся назад,
На фото, что храним всегда я не могу найти себя.
Забери меня туда, где стрелки крутятся назад,
На фото, что храним всегда я не могу найти себя.
И готов бежать туда, где поднимаются к небу воздушные шары,
И знакомый скрип качелей из далёкого детства, и мне ещё нет пяти.
Забери меня туда, где стрелки крутятся назад,
На фото, что храним всегда я не могу найти себя.
Забери меня туда, где стрелки крутятся назад,
На фото, что храним всегда я не могу найти себя.
Забери меня туда…
Бабушка Софья
В деревни Осинки жила одна бабушка и звали её Софьей. В своём возрасте, за восемьдесят, она ходила с прямой спиной. Никакой сутулости не наблюдалось за ней, правда, была при себе всегда палка. Жила она с дочерью и зятем в двухэтажном доме. Первый этаж был выстроен из красного кирпича, дверь — старинная из металла. Здесь была как бы летняя кухня и зона отдыха. Стоял холодильник.
Второй этаж дома был построен из бревна. Вход туда был с правой стороны дома с отдельного крылечка. Наверх вели довольно -таки крутые ступени, выкрашенные в коричневый цвет. Дверь тяжелая, деревянная. Переступаешь высокий порог и входишь на кухню. Справа от двери окно, возле него печка голландка белейшая. Каждый год дочь бабы Софьи Римма её белила. Слева от входной двери стоял обеденный стол, на нем красовался электрический самовар; тоже окно и и прижатая к стене кровать. Половики чистые и аккуратные, хотя и простенькие на первый взгляд, придавали вид опрятности и уюта.
Напротив входной двери прямо через три метра был вход в зал. Центральная комната — светлая и большая. Много окон. В левом углу от входа сверху были расположены иконы. Небольшой сервантик с посудой, большой трёхстворчатый шифонер. У окон стоял большой стол со стульями, в углу виднелся простой, обычный чёрно-белый телевизор. У правой стены, впритык к окну, стояла железная кровать с панцирной сеткой. Большое, ватное, лоскутное одеяло покрывало её.
Наверху — белое покрывало, вышитое прекрасным рисунком. Большие подушки из пера. Чуть подальше — огороженная печь, создавала небольшой закуток, в котором стоял диванчик. На стенах — гвоздики. На них висела одежда. На полу также присутствовали три красных половика ручной работы. Вокруг чистота и порядок. Залюбуешься. Правда, этот дом никогда не слышал голосов детей, у Риммы их не было, к большому сожалению.
В народе говорят, что слабоумие даётся старикам для того, чтобы легче было уходить в мир иной. Как бы это не было на самом, но внезапная детскость, забывчивость, провалы в памяти коснулись и бабушки Софьи. И она в своём зрелом возрасте стала несколько забавна, хотя над этим грех смеяться. Но что поделаешь? Жизнь есть жизнь. Сердобольная соседка Галина, приезжающая в деревню из города на лето со своим мужем, стала невольным наблюдателем со стороны несуразного поведения бабы Софьи.
— Куда почапала? — спросила она бабу Софью, увидев её выходящую на дорогу. — К нашим пойду. — А-а. Она идёт, а Галина за ней наблюдает. Так, не со зла, наоборот, по доброте душевной, чтобы не заблудилась или ещё чего-нибудь не выкинула.
Пойдёт сердешная до забора, потычется у калитки и обратно идёт, палкой постукивая по дороге. — Не открывают, — скажет.
— Так ты ж до дома-то не дошла, только у забора поторкалась. — Нет, ходила. Пройдёт пять минут, опять баба Соня выходит со двора, опять докладывается Галине, не успевшей зайти в дом.
— К нашим схожу. — Так ты же только недавно туда ходила. — Когда? — Не помнит уже, что у калитки была. Пойдёт, опять дойдёт до калитки. Палкой по ней поколотит, ногой по доскам постучит и назад ворочается. — Да, вот… Дома, наверное, нет. Проходит ещё пять минут. Снова выходит.
— Пойду до наших дойду. — Ты уж, милая бабушка, два раза там была. — Когда? Да, нет. Я вот же — иду… Один раз, аккурат прошло две недели с того момента, как посадили картошку в огороде, Галина опять повстречалась с бабушкой Софьей. У неё в левой руке было ведро, а в правой — лопата.
— Ты куда это собралась-то, баба Соня? — Дак это… Картошку копать. — Да ты что это? Только же недавно её посадили. Римма-то где?
— На работе. — Рано ещё её копать, осени дождаться нужно. Иди домой. Или… пойдём ко мне лучше чай пить. Чай пить баба Соня не пошла, пошла-таки на огород и выкопала два ряда картошки. Идёт с огорода и жалуется. — Что-то картошка нонче плохая.
— Так я же говорила, что её рано копать. Две недели назад только посадили. Ты что ж, баба Соня, копала что ли? — Копала-копала… Плохая картошка нынче уродилась. Не знаю, что зимой есть-то будем. Проходит несколь дней, встречаются Галина с Риммой.
— Ты видала? Бабушка у тебя уже картошку копает? — Да? А я думаю, кто ж у меня два ряда выкопал? Что ж ты будешь делать? Мама… мама…
Однажды Галина увидела бабу Соню, вышедшую на прогулку, в несколько неприглядном виде: на одну её ногу был одет красный носок, на другой ноге красовалась красная гольфа, в кальсоны зятя — заправлен халат, куртка надета сверху наизнанку.. Самое интересное, что все пуговицы на куртке застёгнуты. Как она умудрилась их застегнуть? Непонятно. Полуботинки зятя тоже были велики, ножки в них болтались.
Галина увидев сию модницу, всплеснула руками и повела бабу Соню переодеваться. — Пойдём, баба Сонь, пойдём. Я тебя сейчас переодену. Так — не ходят. Один раз баба Соня вышла со двора с батоном под мышкой. — Баба Соня, чего это такое у тебя? — Батон. Дочь ругается…
— Пойдём ко мне чай пить, — зовёт Галина. Пошли до Гали. Села бабушка за стол, а батон рядом положила. — Баба Сонь, пей чай-то. Да не волнуйся: не возьму-не возьму я твой батон. После чаепития, она опять батон под мышку положила и пошла потихоньку-полегоньку в сторону дома. Оказалось, что Римма её ругала за то, что она всухомятку кушает.
А это… было летом… Галине привезли внука маленького из города дети. Она с ним потихонечку на огороде копошилась. Вдруг подошла баба Соня и обратилась к маленькому Вове. — Мальчик, а ты чей? Чай есть родители? — Баба Сонь, да это — мой внук.
— А-а. Внук… Проходит пять минут.
— Мальчик, а ты чей? — Да это — внук мой, — опять объясняет Галина. -Как твой? — Да так. Мой и всё тут. — Иди, мальчик, домой. Иди. Чай родители ждут. Этим же летом баба Соня зашла к Галине взволнованная. — Галь, а ты мою Римму не видела?
— Так на работе она. А чего случилось-то? — Да скотину нужно убирать. Гонют скотину-то. А её дома нет. — Баба Сонечка. Да нет уж у вас коровы-то, уж лет пять как нет.
— Как нет? И как это? И что мне ничего не сказали? На деревне жила ещё одна бабушка, старше по возрасту бабы Сони: Пеленария. Как-то Галина невольно подслушала их разговор и очень долго потом его вспоминала. Беседа сводилась к тому, что одна говорила про одно, а другая про другое.
Говорили почти одновременно. Одна молодость вспоминала, другая про огород речь вела. События, про которое говорила одна , по своим временным рамкам абсолютно не совпадали с событиями, про которые говорила другая. А это — очень потешно слушать.
И тут неожиданно для себя они увидели соседку, которая в одном купальнике шастала по огороду. Тут у них тема-то и совпала . Обе бабушки её начали бурно обсуждать…
— Смотрико ся… Прям, как в телевизоре. — Да, как в ём, окаянном! Тетя Соня умерла зимой в 1991 году на 91 году жизни. Ушла из жизни она спокойно и ненавязчиво, точно так же, как жила в последние годы. Старость-старость… От неё никуда не денешься.
Как говорил всегда один мой знакомый начальник, глядя на старых людей и терпя их характеры: «Не знаю, какими будем мы».
Светлана Мельникова
