Задушевные песни

 

Снова замерло всё до рассвета

Снова замерло всё до рассвета —
Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь.
Только слышно — на улице где-то
Одинокая бродит гармонь:

То пойдёт на поля, за ворота,
То обратно вернется опять,
Словно ищет в потёмках кого-то
И не может никак отыскать.

Веет с поля ночная прохлада,
С яблонь цвет облетает густой…
Ты признайся — кого тебе надо,
Ты скажи, гармонист молодой.

Может статься, она — недалёко,
Да не знает — её ли ты ждёшь…
Что ж ты бродишь всю ночь одиноко,
Что ж ты девушкам спать не даёшь.

Everything stopped still again until the sunrise,
The door wouldn’t crack, the fire wouldn’t blaze up.
Only a lonely accordion straying outside somewhere is heard.

Now it passes the gates towards the fields,
Now it comes back again,
As if it is looking for someone in the dark, but can not find.

The night freshness blows from the field,
Dense apple blossoms fall down,
You confess, who you want, say it, young accordion player.

Maybe your happiness is not far away,
But doesn’t know if she is the one you’re waiting for.
Why are you straying alone the whol

Красивые задушевные песни

Бабушка-Анна Петровна

  Как-то, в прошлом году, растапливая свою деревенскую баню, и используя страницы из старого журнала “юность”,  я наткнулся  на  рассказы Василя Быкова – белорусского писателя, ныне уже покойного. Василь описывал прежний быт русской деревни и ее обитателей, и так он подробно это все описывал, мне показалось,  что в бане моей запахло конюшней и хлевом – ну признанный мастер и писатель, что тут скажешь! Всколыхнул он тогда мою память, и защемило у меня что-то  в душе по тем детским временам. 

Не знаю,  почему, но слезы навернулись на моих глазах, и видимо, очень стало жаль,  утраченных и прожитых в деревне, детских лет,   задел он неожиданно чувственную струну моей души!  И мне также захотелось  описать дом деда и быт его домочадцев. Не  знаю,  как это получиться,  однако попробую это сделать с доступными мне способностями!   Бабушка- Анна Петровна  была второй женой моего деда, что случилось с первой я не знаю, но о ней в семье деда почти не упоминалось.

Отец мой родился от первой жены и, как уже писал в 1910 году,  но,  кажется, дед развелся с первой женой, т.к. о ней не упоминали и не поминали, опять,  же не у кого и спросить сегодня. Бабушка Анна, была худенькая, но энергичная и все время суетилась возле большой русской печки и что — то варила, жарила, парила, пекла. Надо ж было кормить семь человек вместе со мной, кроме двух дядек были еще две дочери Нина и Валентина — тети мои.

Бабка ловко управлялась с всякими ухватами, подхватами и прочим инвентарем для производства пищевой продукции. А какие шаньги она пекла и рыбники! Шаньги это те же ватрушки только по краям,  по периметру загнуты, чтобы не сползала начинка . А вот бабушкин хлеб мне не очень нравился, т.к. из-за нехватки муки бабка пекла его с натертой сырой картошкой. Когда мне хотелось поесть хорошего пышного и пшеничного хлеба,  я посещал другую мою тетку- тетю Клаву, которая жила в соседней деревне — Белопуховы.

В эту деревню надо было пройти по узенькой тропке,  проделанной через поле засеянной рожью, а рожь была выше меня, но заблудиться было невозможно и,  пройдя по ней,  я оказывался  в  тёткиной деревне.  Муж у тети Клавы был мельник и работал на дальней мельнице и домой появлялся изредка, но всегда с большим мешком пшеничной муки, там  тоже было не мало ртов, но об этом я напишу в отдельной главе. Муж у тети Клавы был второй  по жизни, первого я не помню, и звали его Иван Иванович.  

 Еще хорошо помню блины из овсяной муки, которые виртуозно пекла бабушка Анна и они у нее получались пышные и ноздреватые. И пекла она их не на сковородке, а на противнях и раскаленном поде и ловко их вытаскивала специальной лопатой с длинной ручкой. А на столе уже раставленыс вазочки и мисочки с дарами природы: солёные рыжики, белые соленые грузди, моченая брусника и, конечно, сметана,  и сметана,  сбитая с малиной и еще растопленное масло.

Меда не было, дед улей не держал. И никакого алкоголя, чай из большого самовара с не большим кусочком колотого сахара. Но было все вкусно, чудесно и прекрасно! Молоко я очень любил, у деда была корова и часто кружка молока,  и краюха хлеба заменяли мне и завтрак и ужин и я был сыт и доволен.   Гостить у дедушки летом была только моя привилегия, родившихся при мне сестер, в деревню не отправляли, не знаю почему, вероятно, у взрослых были на это свои причины.

Сегодня я счастлив за те года, которые летом провел в деревне и среда домочадцев – спокойные,  уравновешенные отношения между ними и никаких матюгов и ругани — благотворно влияли на формирование моего индивидуума, но не характера!  Еще в памяти осталась большущая сковорода, на которой подавалась или яишня, или картошка с грибами или еще что-то, но все было вкусно.

Сковородка ставилась на середину стола, мы рассаживались вокруг с деревянными ложками и начинали   трапезу, таская жарёху,  и каждый из своего визуального сковородного сектора и не дай бог залезть на территорию к соседу, можно и ложкой по лбу схлопотать от деда Андрея. Всем хватало и все были сыты, запивали-то молоком. Я балдел от этого семейного деревенского общества и семейной трапезы. 

Герман Смирнов