На зимовку
Петровна собиралась к дочери на зимовку. Она так уже не первый год, как зарядят дожди в ноябре, облетит листва на деревьях, так и засобирается, а в последний момент передумает, даст отбой зятю: не встречайте, дома перезимую. В этом году решила твёрдо-поеду. Зять с дочкой давно зовут, живут правда далековато-на севере.
— Ладно бы на юг ехать зимовать, а ты Петровна наоборот, на север,-шутят соседки. Дочка Петровны работала в детском саду воспитателем, зять на шахте. Зиму переживу у них в тепле, а как только солнце повернёт на весну, буду домой собираться и считать дни, когда увижу свою избушку, открою амбарный замок в сени и распахну двери своего дома. Дом хоть и отсыреет за зиму, а родной запах ещё не выветрится, останется. Запах этот берёзовыми вениками, сеном в сарае, подвалом, известью, да и вообще просто своим домом. Что это я, ещё не уехала, а уже домой стала собираться, одёрнула саму себя.
А мысли всё-равно о том, как вернётся, ведь не уезжала надолго никогда, значит, как приедет, сосед Сергуня сразу прибежит, полено сухое принесёт для лучины, печку поможет затопить. Вот целых два дня и буду печку вытапливать. Ночевать придётся к Алевтине, то есть к Брюкве идти. Брюква-это Петровны соседка. Прилепилась к ней эта кличка-не отлепишь. А всё потому, что Алевтина раньше была звеньевой в колхозе, выращивала на полях брюкву, самый большой урожай в районе. И так она любила про это всем рассказывать.
Как вызвали её в район, как приехали корреспонденты, потом поместили в газете её портрет с надписью «Лучший брюквовод района». С тех пор и прилипло, сначала Брюквовод, а потом и просто Брюква для краткости. У самой Петровны тоже была кличка-Патефон. Был, был у неё патефон трофейный, муж с фронта привёз. Пришёл уже в сорок седьмом, недолго и пожил, оставил после себя троих детей, патефон и сад. Торопился муж с садом, знал, что болезнь не отступит, почти семьдесят яблоней успел посадить, весной, когда цветут, замирает душа от такой красоты.
После его смерти тяжело пришлось, вынесет Петровна патефон во двор, вся деревня слушает, а Петровна подпевает. Так и прозвали Патефон да Патефон, а что не слушать, да не петь, одна троих детей поднимает, только и остаётся, что патефону подпевать. Петровна ещё только засобиралась на зимовку, а Брюква уже тут как тут.
— Ну что надумала, поедешь всё-таки. — Да надо ехать, посмотрю как живут и дочери помогу. — А чем ты в городе поможешь? Хозяйства у них нет, обед она и сама приготовит, да и неизвестно, как зять посмотрит, что ты три месяца гостить будешь. — Не три, а два с половиной, у меня-то они всё лето гостят, я только рада.
— Так одно дело у тебя, а другое дело ты. — Я в феврале обратно. — Ну и за два с половиной тоже можно надоесть. Ты вот что, в их дела не встревай, сиди себе в своей комнате, не высовывайся. Заскочил Серёга-сосед. — Ну что Петровна надумала, дом то будешь заколачивать. — Нет, просто на замок закрою, боюсь я этих заколоченных домов, так и кажется, что смерть в них поселилась и поджидает удобного случая, когда хозяева приедут, а она тут как тут подступится, зачем дом покидали. Вечером вся деревня собралась у Петровны.
Пятеро её товарок, зимующих в деревне, ну и Серёга, один парень на всех, тоже их ровесник, в том году овдовел. Между прочим у Серёги тоже есть кличка- Репродуктор. Да и как в деревне без неё. Раньше на дома вешали инвентарь, которым должен воспользоваться хозяин дома при пожаре: кому лопату, кому багор, кому ящик с песком у ворот поставили, а вот Серёге привесили на угол репродуктор. Так и висит с тех пор, никто не знает, исправный ли, но висит, есть не просит. Да, нешуточное это дело отправиться Петровне на зимовку.
Сначала до райцентра на автобусе, потом до областного на другом, а там надо купить билет на поезд до станции Медвежий угол, где встретит зять, поезд приходит в пол шестого утра, как раз до работы успеет. — Как увидишь из окна вагона памятник оленям, значит наша станция, всё тёща, выгружайся, приехала,-так Фёдор объяснял ей как добраться. — Ты вот что, Петровна, про дом не беспокойся, разве что только отсыреет за зиму.
Картошку лучше в Серёгин подвал перенести, там сохраннее будет, подвал у него хороший в полный рост можно ходить, места на всю деревню хватит. А одежду из шкафа Афанасьевне отнеси. Сложишь в мешок, пусть под кроватью у неё лежит. Это Брюква руководство отъездом на себя берёт, ну не может она без указаний, шутка ли раньше целым звеном руководила.
— Вон Серёга, помните , в том году лежал в больнице, потом вытопил дом, все обои отвалились, так и жил, как в берлоге, с ободранными обоями, мы весной ему клеить помогали. Собака та ладно, пусть в своей будке живёт, еду ей будем носить по очереди, а кошек Ольге отнеси, она любит кошек. Напиши нам, как доедешь, как приняли на новом месте, и, если что, сразу бери билет обратно.
— А что, если что, не к чужим людям еду. — Ну мало ли. Да хоть и не к чужим. Я вон в том году у дочери в райцентре зимовала, и кормили хорошо, и привечали, но в этом году ни ногой. Я привыкла печку на на ночь совсем чуток протопить и спать на свежем воздухе, утром встаю, потеплее оденусь, валенки, пуховый платок, сразу печь затоплю, потом потихоньку раздеваюсь, когда в доме теплее становится.
А у них батареи всю зиму жарят, спать невозможно, форточку не открывают, детей бояться простудить. Я встану ночью, перенесу свой тюфяк к входной двери, хоть глоток воздуха хватить, правда зятю мешаю, когда он на работу собирается. Даже слышала, как он дочери выговаривал, что это мамаша под дверью устроилась, а вдруг зайдёт кто, скажут даже чулане для неё места не нашлось. Я там так головной болью мучилась, чувствую и сердце стало прихватывать.
Ты, Петровна, раз уж решила, поезжай, может собьёшь охотку. Утром Петровна трижды перекрестила дом, закрыла сени на большой амбарный замок и пошла на остановку. Автобус из райцентра приходил раз в неделю. А там до области ещё три часа трястись по бетонным плитам. Билеты на север в кассе железнодорожного вокзала продавались свободно, бери не хочу, хоть плацкарт, хоть купе.
Решила передохнуть на скамейке, а уж потом купить билет в плацкартный вагон, где больше людей, а то в купе какие попутчики попадутся. Вечер стал синеть за окном. Что там в деревне, наверное затопили лежанки. У Петровны лежанка широкая, хватало места себе и двум кошкам. Лежанка в деревне дороже всякой мебели: простуда или кости ноют -лежанка лучше всякого лекарства. Проспишь ночь, пропотеешься, а утром встаёшь, как новый. Кошка ходила по вокзалу, такая же полосатая как у Петровны, только у неё ласковая, всем довольная, а эта настороженная, дикая. Добрые люди давали ей корм, так что видно по ней не голодает.
Вот вроде и в тепле эта кошка, и еда есть, а места своего нет, поэтому зашуганная, боязливая. Так и человек, есть у него свой дом, свой сад, свои места, грибные и ягодные, что ему ещё желать, какой лучшей доли для себя, живи в ладу с собой, расти детей, трудись, насколько сил хватит. Вернулась на автобусный вокзал, купила билет до своего района на последний рейс. Переночую у Ольгиной дочки, а там утром на попутке доберусь до деревни, пока ноги ходят, буду в своём доме доживать.
Нина Коновалова