Русские романсы

Ничего мне на свете не надо

Ничего мне на свете не надо,
Я готов всё отдать, полюбя.
Мне осталась одна лишь отрада,
Баловать и лелеять тебя.

Я внимательно слушаю сказки,
Их из уст твоих жадно ловлю.
Я смотрю на лазурные глазки,
И хочу говорить, что люблю.

Я люблю тебя крепко, голубка,
Для меня ты дороже всего.
Я люблю твои алые губки,
И улыбку лица твоего.

Я люблю твою косу густую,
Так люблю, что сказать нет и слов.
Дай хоть раз я тебя поцелую,
И тогда умереть я готов.

Все русские романсы

Кастрюля

Дед Фатей затушил докуренную до бумажной гильзы папиросу об каблук сапога, поднялся с завалинки, и прихватив жестяные вёдра отправился за водой на речку. Тропинка тянулась вдоль старого, но ещё добротного забора, огибала баньку и выходила на песчаный берег.

       Сам Фатей себя стариком не считал, хотя недавно разменял восьмой десяток. Это был ещё крепкий, коренастый мужик с рыжеватой копной густых волос и отливавшей медью небольшой аккуратной бородой. Овдовел  он три года назад, и теперь всё хозяйство висело на нём. Правда, корову он сразу продал, а вырученные деньги чуть ли не полностью ушли на похороны и поминки. Оставались коза, десяток кур, дряхлый пёс, плутоватый рыжий (в хозяина) кот и, конечно, не малый огород. Немало деревенских вдовушек с радостью вошли бы хозяйкою в его справный дом, но Фатей от намёков и прямых предложений только отмахивался. Видно, на роду было написано вековать бобылём.

     Вот и сегодня, с утра вскопал неторопливо две грядки и засадил их семейным луком. Отдохнув и покурив на завалинке, он всё же решил, что грядки надо полить. Майское  солнце жарило по-летнему и быстро подсушивало почву. Отбросил телогрейку, зашагал   к речке. Кот обиженно  посмотрел ему в след, прошипел что-то, невразумительное, с высоко поднятым хвостом потрусил следом. Зачерпнув воды, Фатей поставил вёдра рядом и залюбовался игрой мальков на песчаном дне. Степенно подошёл кот и потёрся головой о сапог хозяина. Фатей тяжело вздохнул и взялся за вёдра.

     Когда поднимался по тропинке его взгляд скользнул по бане. Он сделал ещё пару шагов и резко остановился. Что-то было не так! Посмотрел на заднюю стену бани. К ней был прислонён разный  уже не нужный в хозяйстве хлам: сломанная фанерная снеговая лопата, ржавые грабли с изогнутыми зубьями, ухват, черенки  от разных инструментов. Над ними, во всю ширину бани, была приделана полка из одной доски. И на ней лежало всё  отслужившее свой век: глиняные горшки, чугунная сковородка, разнокалиберные дырявые кастрюли… Конечно, всё это давно можно было выбросить на свалку или сжечь, но Фатей, по деревенски скуповатый и прижимистый, считал, что когда- нибудь этот хлам может пригодиться.

           Из одной неглубокой алюминиевой кастрюли торчал пучок соломы. Странно! Откуда его сюда занесло? Непорядок… Фатей снял кастрюлю с полки, заглянул. Вместе с несколькими длинными соломинами на дне лежало немного сухих листьев папоротника и травы.  Причём они были как бы переплетены меж собой. Дед удивлённо покачал головой,  хмыкнул и вывалив содержимое кастрюли на землю, поставил её обратно.

          На следующий день он уже позабыл о происшествии, но когда вечером отправился за водой, проходя мимо бани, он непроизвольно повернул голову в сторону полки. Из кастрюли свисала солома!! Дед тряхнул головой, чтобы стряхнуть наваждение, но видение не исчезло. Фатей взял кастрюлю. И только сейчас сообразил, что присутствует при начале строительства гнезда.

Только на этот раз трава, папоротник и солома были сцементированы землёй и глиной, намечался лоток и стенки гнезда. Сооружение по размерам, напоминало гнёзда дроздов-рябинников, много раз виденные им, но основание состояло из тонких сухих веточек. Веточки вплетались и в нижнюю часть стенки. Кроме того рябинник редко пользовался листьями папоротника. Любопытный дед решил понаблюдать за гнездом, чтобы выявить хозяев, однако время на наблюдения терять было жалко, да и всё время брать в руки кастрюлю было опасно: птицы могли бросить гнездо. Он подкатил от берега толстую сосновую чурку. Теперь встав на неё можно было заглянуть в гнездо.

     Через неделю гнездо было готово. Его стенки слегка возвышались над краем кастрюли. Но строителей и хозяев Фатею так до сих пор увидеть не удалось. Заглянув в очередной раз в гнездо, дед увидел в нём одно зеленоватое яичко, покрытое многочисленными тёмными крапинками. Оно точь-в-точь было похоже на яйца дроздов-рябинников.

Удивление Фатея не знало предела. А надо сказать, что до пенсии он работал лесником и при уходе на заслуженный отдых передал дела тоже уже немолодому жителю этой деревни. Фатей не поленился, сходил до него и объяснил ситуацию. Но лесник только развёл руками, заявив при этом, что в птицах разбирается плохо. Видя разочарование деда, он посочувствовал ему и сказал, что передаст  информацию лесничему, а тот приедет и разберётся.

     Ещё  через три дня Фатей увидел, что из гнезда торчит птичий хвост. Подойти ближе он не решился, боясь согнать птицу с гнезда. А в это время из-за забора вылетела вторая и с резкой трескотнёй принялась летать над головой и дважды попала в  него каплями помёта. Пришлось ретироваться, но рассмотреть нападавшего всё же успел. Это явно был дрозд, но не рябинник.

Бывший лесник знал ещё двух дроздов: певчего и белобровика. Находил он и их гнёда с яйцами и птенцами, но ни гнёзда, ни сами птицы не походили на эту. Атаковавший его дрозд был, пожалуй, крупнее даже рябинника, не говоря уж об остальных. Голова и спина у него оливково-серые, а нижняя сторона тела – белая с  крупными чёрными продольными пестринами.

      Вечером заглянул лесник. Сказал, что передал его просьбу лесничему, но тот приехать отказался, сославшись на плохое знание мелких птиц. Но при этом он обещал сообщить информацию директору, который знает всех птиц и обязательно заинтересуется. Лесник пожелал осмотреть гнездо, однако Фатей его не пустил, сославшись на то, что дрозды могут бросить кладку.

       Директор приехал только через неделю. На всякий случай он прихватил с собой бинокль.  Хозяин  повёл гостя по тропинке к бане. Осторожно выглянули из-за угла на заднюю стену. Зря осторожничали: хвоста над гнездом не видно. Директор быстро подошёл к чурке, встал на неё, заглянул в гнездо и запустил туда руку. Вынул руку и так же быстро пошёл от  бани по краю огорода вдоль речки, поманив за собой Фатея. Отойдя шагов на тридцать, зашёл за толстый ствол берёзы и стал настраивать бинокль.

        — На сто процентов уверен, что это гнездо дрозда дерябы, — наконец заговорил он, — довольно редкого у нас вида дроздов. Я в районе видел только два гнезда, но встречал в других местах.  Только деряба при строительстве гнезда использует тонкие еловые веточки и большое количество сухих листьев папоротника. Яйца характерного цвета, в кладке их четыре, в то время, как у других дроздов от пяти до семи. Яйца тёплые. Значит, самка улетела подкормиться или попить. Это она делает быстро. Да вот и она! – директор навёл бинокль. – Точно, деряба! У рябинника голова пепельно-серая и жёлтый клюв.

          Птица, тем временем, раскачиваясь, устроилась в гнезде и замерла.            — Всё, пошли, времени у меня мало. По возможности я ещё как-нибудь заскочу. А Вас, если не обременительно, попрошу понаблюдать за гнездом и записать сроки насиживания и выкармливания. Мне это очень нужно.         За разговором они подошли к дому, и директор стал прощаться.

   — Хоть бы чаю попили – несколько обиженно промолвил бывший лесник.         — Нет Фатей Прокопьевич, не могу, тороплюсь. В другой раз обязательно постараюсь задержаться.

   Машина уже скрылась за поворотом улицы, а дед всё стоял у ворот, глядя на оседающую пыль. Рыжий кот крутился рядом, заглядывая в задумчивое лицо хозяина.

     Каждый день дед ходил по тропинке, и каждый раз видел торчащий, как предупреждение, из гнезда хвост. Постепенно птицы к нему привыкли и перестали замечать. На двадцатый день после появления первого яйца, Фатей, как всегда, вечером шёл за водой и подходя к бане услышал странный писк. Завернув за угол, успел заметить улетающего дрозда. Хвоста в гнезде не было! Быстро вскочил на чурку. Вместо яиц в гнезде лежали четыре голеньких птенца. Отреагировав на шум, они подняли головы на тонких шейках, широко раскрыли рты и запищали в четыре горла.

     После этого дед постоянно видел обоих дроздов, снующих от бани то к речке, то на огород, и тихо радовался, сам не зная чему. Через две недели, идя привычным маршрутом,  не увидел снующих дроздов. Он встревожился и заторопился. Гнездо было пустым, только на дне белело несколько кусочков помёта. Птенцы улетели!

   Зачерпнув воды, сгорбатясь, поплёлся к дому. Поставил вёдра у крыльца и кряхтя опустился на верхнюю ступеньку. Пёс, звякнув цепью, отряхнулся, лёг и положив голову на лапы, мутными старческими глазами уставился на хозяина. День догорал и Фатей бессмысленно смотрел, как солнце завершает свой дневной путь. Неслышно подошёл рыжий, и потёрся головой о ногу.

Дед посадил его на колени, что делал очень  редко, и задумчиво почесал кота за ухом. Кот напрягся от неожиданной ласки, а потом закрыл глаза и затянул свою нескончаемую песню. Солнце коснулось верхушек сосен и как бы замерло на несколько секунд, прощаясь с землёй.         — Вот и опять осиротели мы с тобой, — медленно и протяжно проговорил старик. Потом  тяжело вздохнул, взял кота на руки, и шаркая подошвами, направился в дом.

Вадим Светашов