В час роковой

 

Русские романсы

В час роковой, когда встретил тебя,
Трепетно сердце забилось во мне.
Страстно, безумно тебя полюбя,
Весь я горю, как в огне.

Сколько счастья, сколько муки,
Ты, любовь, несешь с собой.
Час свиданья, час разлуки,
Дышит всё тобой одной.

Снятся мне милые глазки твои,
Чудный твой стан, твоя красота.
Вся создана ты для знойной любви,
Вся ты любовь, вся мечта.

Сколько счастья, сколько муки,
Ты любовь несешь с собой.
Час свиданья, час разлуки,
Дышит всё тобой одной.

 

Все русские романсы

Весеннее обострение

Володя жил в многоэтажке с матерью. Оба уже были немолодые. Матери шёл восемьдесят первый год. Самому Володе было пятьдесят. Странно сложилась судьба. Третий в семье сын, любимчик матери, он стал самым ответственным из братьев. Соседки так и говорили: «Егоровна двух старших сынов для жён рожала, а третьего – для себя». Старшие сыновья давно разъехались по другим городам, женились, нарожали детей. Редко они появлялись у матери.

Знали, что тут всё надёжно: Володька при маме. И накормит, и напоит, и по врачам свезёт, если что. А Володька, и правда, был мягкосердечным, мухи не обидит. К тому же очень любил мать. Вот и получилось так, что не создал он своей семьи вовремя, не смог оторваться от матери. И остался по жизни холостяком. Одарённый музыкально, по молодости он много учился. Находил упоение в музыке, часами играл, совершенствовался. Работал в музыкальной школе.

Но мать всегда была для него на первом месте. В их трёшке было чисто и уютно. Поначалу хозяйничала мать, а вскоре стал и варить, и мыть, и стирать сам Володя. Женщина часто болела, была совсем плоха и держалась за сына, как за соломинку.

Её слова «сыночка, не бросай только меня, не сдавай» так и звучали в голове Володи. Никогда он не упрекнул братьев, что те не уделяют внимания матери. Там были семьи, дети. Куда уж… Мечта о семье с годами у Володи становилась всё призрачней. Он уже давно полысел, да и никогда не считал себя красавцем. Излишняя скромность и закомплексованность не давали ему возможности отважиться поухаживать за какой-нибудь женщиной.

Он не осмеливался даже проявить интерес к понравившейся даме, а наоборот, становился при этой женщине замкнутым, краснел и отворачивался, чтобы скрыть стеснение, отчего казался совершенно отстранённым. В конце концов, Володя бросил даже и мечтать о своей счастливой судьбе и любви. С годами он убедил себя, что ему хорошо и одному, точнее, вместе с мамой свой век коротать.

На вопросы любопытных о семье так и отвечал: «Поздно уже.Всему свой срок и век… Я уже старый холостяк». И недовольно отворачивался, чтобы не продолжать разговор на эту тему. Но одно событие вдруг перевернуло все его устои. На их лестничной площадке соседи продали квартиру, уехав в другой район. Вскоре приехала и новая соседка – Лариса, около 40 лет, и стала обживаться.

Женщина сделала ремонт в квартире и даже в коридоре. Она собственноручно побелила потолки, покрасила стены и отмыла кафельный затёртый пол на лестничной площадке щёткой с мылом добела, чем вызвала полное восхищение Володиной мамы. Но на этом дело не закончилось. Лариса перед Пасхой вымыла окошко коридора и расставила там горшечные цветы, заботливо постелив на подоконник разноцветную клеёнку.

Казалось, что новенькая, начиная новую жизнь на новом месте, хотела преобразить всё вокруг. Она мыла полы в коридоре каждую неделю, не взирая на очередь. Здоровалась Лариса со всеми приветливо, называя соседей по имени-отчеству, справляясь об их самочувствии. В подъезде жили почти одни старики. Скоро весь подъезд, словно сговорившись, стал называть Ларису «наша Ларочка», а узнав, что новенькая работает медсестрой, все прониклись к ней большим уважением.

«Да, — говорила Лариса. – Я всю жизнь медсестра. Сестра милосердия. Не стала пробиваться во врачи. Маме не на что было учить меня. Вот так и осталась работать сестричкой. Навсегда. И не жалею.» Однажды мать Володи заболела и попросила сделать курс уколов Ларису. Та не отказала, причем денег не взяла, сказав, что с близких и родных денег не берёт.

А соседи – самые близкие люди. Старушка, утирая слёзы, дарила Ларочке шоколадки, а если та не брала, то усаживала её на кухне пить чай. В отсутствии Володи, старушка со слезами рассказывала, что сын её никогда не был женат, какой он отличный человек, явно намекая Ларисе на партию с её сыном. Лариса давно была в разводе, имела взрослую дочь, которая училась в институте в области.

— Такая душевная, чуткая женщина и одна, — сокрушалась мать Володи. – Я, старая карга, съела счастье своего сына. Ларочка, Бог меня не простит. Из-за меня Володенька без семьи и детей остался. Хороший сын. Он и мужем отличным будет, присмотритесь, пожалуйста… Лариса смущалась, кивала, почти что обещая, и уходила домой. Однако, старушка вела обработку с двух сторон.

— Счастье-то какое тебе привалило. Ты меня всю жизнь боялся оставить, а тут – квартиры рядом! Через стенку такая добродетель живёт. Лентяй. И ходить никуда не надо. Считай, вместе все живём. По разным только комнатам. Володя смущался, отговаривался своим возрастом, внешностью, привычками холостяка. Но всё чаще задумывался над словами матери и при встрече с Ларисой всё дольше задерживал на ней взгляд. Скоро она ему и сниться стала.

Он словно помолодел за последнее время. Стал тщательнее бриться и купил новый одеколон. Однажды Лариса не выдержала, и первая ему при встрече в коридоре сказала: — Володя, мама там ваша всё о нас печётся. Давайте мы уж её простим. И не будем, как дети смущаться при встрече. Она – мать, всё понятно. Добрая женщина. Не принимайте близко к сердцу и серьёзно её слова.

— Да? – Володя почему-то впервые не смутился, а совершенно расстроился, что мгновенно отразилось на его лице. Он наклонил голову, словно неуспевающий ученик. – Ну, да… Куда уж мне… Я давно не мечтаю о семье, что уж… — Постойте, — проговорила Лариса, не в силах видеть расстроенного соседа. – Не говорите так. Да что Вы. Я не хотела обидеть Вас, ей Богу.

– Она машинально взяла за руку мужчину, словно больного, у которого надо проверить пульс. А пульс у Володи в тот момент действительно был бешеным. Лариса увидела, что соседу вот-вот станет плохо. — Пошли-ка, я давление Вам померяю. Вы плохо выглядите. Проходите на кухню. Сразу дам лекарство, если что. Володя безропотно прошёл к соседке на кухню и сел на табурет.

Все его мечты о Ларисе рухнули в момент, и он мысленно ругал себя за мальчишество и глупые фантазии. Лариса меряла ему давление. — У Вас высокое давление, вот примите таблетку. И идите домой. Лучше прилечь. Не надо волноваться. — Можно я тут прилягу? — на пятнадцать минут, не больше. – Мне действительно плоховато. Мать не должна видеть, нельзя её расстраивать. А то и ей станет плохо. Володя прилёг на диван в комнате. — Хорошо, конечно.

Впервые с Вами такое? Если давление не пройдёт, то лучше вызвать скорую. Но надо бы успокоиться, возможно – паническое. — Паническое? Как точно… Паническое, Лариса. И не поверите – впервые со мной такое… За пятьдесят лет – впервые. А Вы практически мне сразу отказали… Даже не подумав нисколько, даже не дав никакого шанса. А теперь вот, оказывается, ещё и инвалид. Кому я нужен…

— Что Вы такое говорите? Володя… Вы прекрасный сын, человек. — Мама рассказала? — Ну, мама не мама, а я людей тоже вижу. Просто сама не люблю навязываться. Вы меня поймите. И никакой Вы не инвалид. А даже наоборот, симпатичный и талантливый… — Лариса, мне уже лучше. Лариса подошла к Володе и присела рядом на край дивана. — Вы, кажется, уже шутите. Идите домой.

Всё будет хорошо. И не ругайте маму, она очень любит Вас. — Спасибо, добрая душа. На всякий случай, если я умру этой ночью от панического давления, то знайте, что я люблю Вас. Никому не говорил таких слов. А так хочется сказать, наконец… Простите меня. Спасибо за помощь. Извините… Володя ушёл, а Лариса осталась сидеть на диване. «Что за наваждение? – думала она. – Что теперь делать?»

На следующий день Лариса услышала звонок в дверь и получила от Володи в подарок букет цветов. — За спасение умирающего, мне легче, – улыбнулся Володя. – Там, в букете два билета в кино. Лариса засмеялась и согласилась на свидание. Такой стала для них эта весна. Словно двадцатилетние, они ходили в кино и парк, вместе делали покупки в торговом центре, гуляли по набережной. Летом сыграли дома скромную свадьбу. Лариса была беременной. Надо ли говорить, что мать Володи была на седьмом небе от счастья. Наверное, счастливее сына и невестки. Смеясь, и одновременно утирая слезы, она говорила: «Оказывается, я прирождённая сваха…Кого бы ещё поженить?»

Автор Елена Шаламонова