Эрик Голлербах

В старом парке шелестит тревога,
В старом парке было много встреч –
Тайных встреч здесь было много-много,
Тайных встреч всегда тревожна речь.

Тех речей тревогу затаили
Хрупкие излучины ветвей,
Затаили много-много былей
В глубине немотности своей.

В темном парке вечная тревога,
Темный парк молчанью жадно рад, –
Встреч и тайн он помнит слишком много,
Оттого так грустен листопад.

Павловский парк, 1916

Настанет час, и я уйду
Туда, где нет земных печалей,
И откровенья унесу
Еще не явленных скрижалей.

Вся жизнь – небытия залог, –
Пройдя предсмертные туманы,
Перешагну земной порог,
Узнаю радости Нирваны.

А может быть, минутный мрак
Не оборвет земных видений,
Возникнет только новый знак
В цепи непонятых явлений?..

Нам не поднять глухих завес
Над завершением пролога…
Безмолвно светочи небес
Взирают на веленья Бога.

Павловск. 1915

Царскосельские стихи

От зайчика гостинцы

В три  года я была продвинутым ребенком. Я знала, что Солнце – это звезда, а Луна – спутник Земли, что есть искусственные спутники, запущенные с космодрома и вращающиеся вокруг Земли. На ночном небе я пыталась разглядеть огонек движущегося спутника, но видела только падающие звезды. Я
не верила в Домового и Лешего – это все сказки. В приметы я тоже не верила. Черную кошку и бабу с пустыми ведрами спокойно пропускала впереди себя.
 Но я свято верила в то, что если папа с работы принес в кармане пару кусочков сахара-рафинада, то их для меня передал зайчик. На работу папа ходил в соседнее село мимо небольшого леска, там зайчик его и подкарауливал. Летом папа ездил на велосипеде, но ведь остановиться и принять гостинец для дочки – минутное дело.
Сахар, переданный зайчиком, был гораздо вкуснее купленного в магазине. Правда, он иногда был в хлебных крошках, но это объяснялось просто. Папа никогда не обедал  в столовой, а носил с собой в мешочке пару толстых кусков хлеба, тонко намазанных маслом,  и молоко во фляжке. Естественно, в карманах его одежды могли оказаться крошки.
 Зайчик никогда не передавал мне ни конфет, ни грибов, ни ягод – только кусочки сахара. Наверное, сам его не ел, чтобы не испортить свои великолепные зубы.  Папа в подробностях описывал мне зайца. Зимой шерсть у зайчика была белой-белой от кончиков ушей до маленького хвостика.
А летом зайчик менял окрас. Серым комочком он выскакивал из травы прямо перед велосипедом. Но папа всегда вовремя тормозил. Зайчик часто спрашивал обо мне, передавал привет, махал лапкой на прощание.    Однажды зимой в душу мне вдруг закралось сомнение.
Папа работал в первую смену и домой вернулся раньше обычного почти на час. Он сказал, что прямо от фабрики и до нашей деревни его подвез Иван Егорович на грузовике. После рассказа папа достал кусочек сахара в гостинец от зайчика.
 — Папа, но ведь ты ехал в машине. Как зайчик сумел передать гостинцы? Папе хватило доли секунды, чтобы  потом очень убедительно ответить:  — Так ведь я ехал в кузове. Зайчик просто запрыгнул туда, передал сахар и выскочил. Для зайца – это пустяк!
 Действительно, сомневаться в прыгучести зайцев я не могла.    Мне всегда очень хотелось увидеться с зайчиком, поблагодарить за гостинцы, пожать ему лапку и угостить конфеткой.  Много раз ходила я с родителями по той дороге, мимо леса, но зайчик так и не появился. Он, наверное, доверял только папе, а маму он  не знал и боялся ее.  Зайчики ведь такие пугливые.
Галина Аблова
CyberChimps