ЭТИ ГЛАЗА НАПРОТИВ
Сказать, что Колька Прошкин музыкальную школу не любил — это значит не сказать ничего!..
Колька музыкалку ненавидел всеми фибрами души!..
Да и как ее было любить, если в то время, когда пацаны играют под окнами в футбол,
Кольку усаживали за баян и он «пилил» все эти ненавистные гаммы, арпеджио, этюды и прочие сарабанды под залихватское «хлопанье» мяча!..
Колька ненавидел музываклку, Колка ненавидел баян, Колька ненавидел нотные сборники, да что там говорить, кошмар это был, а не любовь к музыке!..
Он уже сто раз проклял тот день, когда будучи в гостях, мама его спросила:
— Хочешь играть на баяне, как дядя Витя, сынок?..
И он, дурак, кивнул: уж больно дяди Витин баян с перламутровыми пуговицами красиво сверкал на солнце…
…И началась пытка по полной программе!..
Первые два года ещё куда ни шло, все вроде получалось, ни одной «тройки», все чин-чинарем, а в третьем классе — как пластинку «заело» — началось настоящее светопредставление!..
Дело дошло до того, что за полугодие у него — немыслимый случай! — вышла «двойка» по сольфеджио!..
«Двойка»!..
В обычной школе для Кольки даже «тройка» была катастрофой, а тут целая «двойка»!..
Шок в семье от этого был такой, что даже мамка не орала, все зимние каникулы в квартире стояла тишина, не лишили его за эту «пару» даже хоккея и телевизора, немыслимый случай!..
Однажды вечером даже батя завел с Колькой разговор про музыкалку, типа, или учись, как следует, или бросай, не позорь ни себя, ни нас с мамкой…
Как ему хотелось крикнуть отцу: а что, можно бросить?!.
Но…
Промолчал Колька, боялся батиной реакции…
…Началось второе полугодие, как на каторгу продолжал ходить Колька в эту чёртову музыкалку, мечтал каждый раз, подходя к школе, чтобы учитель заболел, уволился, уехал в командировку, улетел на Луну или ещё дальше!..
А тут ещё эти дополнительные предметы достали: музыкальная литература ещё туда-сюда, биографии знаменитых композиторов или либретто мировых опер слушать было интересно, на оркестре с дурацкими балалайками можно было побеситься, училка была молоденькая, только из училища, на головах ходили, а вот сольфеджио, тут, ваще, завал!..
Во-первых: сольфеджио преподавал сам директор, строгий такой мужик, у которого не забалуешь, самый главный в музыкалке, как-никак!..
А во-вторых: кому нужны эти тона и полутона, диезы и бемоли, даже физика в школе была более понятна, чем эта абракадабра!..
На уроки сольфеджио ходили все ученики музыкалки со всех специальностей: пианисты, трубачи, аккордеонисты, домбристы, баянисты, можно было, в принципе, пообщаться с пацанами и с девчонками, но как только начинались все эти «до-ре-ми-фа-соль-ля-си», тут же хотелось провалиться сквозь пол и больше уже не возвращаться на свет белый!..
Короче, достало все это Кольку по полной, жить не хотелось абсолютно, а, наоборот, хотелось, чтобы никогда не рассветало за окном, чтобы всегда была ночь, чтобы не вставать утром и не переться в эту «каменоломню»!..
Как вдруг!..
…Еле как переполз Колька с «тройками» в четвертый класс, мучения начались по новой, но однажды…
Пришел он — приплелся, вернее сказать — на урок сольфеджио и сразу заметил среди толпы ее, новенькую девочку в школьной форме с двумя огромными белыми бантами!..
Да и как ее было не заметить, если сидела новенькая за фортепиано, перебирала клавишами и в этих звуках слышалось что-то до боли знакомое..
.
И не «Лунная соната» Бетховена это была, и не Полонез Огинского, и даже не «Танец маленьких лебедей» Чайковского, а что-то родное, что мы слышим каждый день…
Прислушался Колька и..
И ахнул!..
Да это же…
Это же!..
Это же!!!…
Это же «Восточная песня» из репертуара Валерия Ободзинского, льет ли теплый дождь, падает ли снег, популярная песня, звучавшая из каждого окна, кто ее не знает, вот это да!..
В Валерия Ободзинского — вернее, в его голос — была влюблена вся страна, хотя мало кто представлял, как внешне выглядит певец, но это было неважно, голос его был просто божественным!..
…Задумчиво глядя в окно, слушали новенькую девчонки, даже притихли пацаны, сидели и не дышали, боясь вспугнуть такую красоту!..
А новенькая играла..
Играла, легко перебирая клавиши, как-будто делала это постоянно, но…
Самое главное заключалось в том, что: сроду, никто и никогда, ни при каких условиях, не играл на переменах что-то подобное!..
Было дело, садились девчонки-пианистки за инструмент, но дальше Прелюдий и Полонеза Огинского дело не шло, играли только в рамках классики, как и учили их педагоги, а тут?!.
Сидела девочка с двумя белыми бантами и играла совершенно противоположное классике, да ещё не какую-то песню про комсомол, а почти запрещённую эстраду, которую и по телеку-то никогда не показывают!..
…Сидят ученики, молчат…
А новенькая плавно-плавно — «как учили» — перешла на — Колька аж задохнулся! — на «Эти глаза напротив»!..
А это уже было за гранью!..
Картина просто в стиле сюрреализма: пять минут до начала урока самого нуднейшего предмета в мире — сольфеджио — с его проклятыми трезвучиями и септ-аккордами, в маленьком классе музыкальной школы, по стенам которого висят портреты Баха, Бетховена, Чайковского, Штрауса, Шопена и другие величайшиих композиторов звучит настоящая крамола, обалдеть!..
…Вечерами Колька пытался на своем баяне подобрать услышанные мелодии на слух, но…
Если «льет ли теплый дождь» звучало ещё куда ни шло, то «эти глаза напротив» для баяна не подходили вообще!..
…И вот с того дня Колька стал ждать этого проклятого урока сольфеджио с нетерпением и непонятным ему волнением!..
Он буквально рвался в музыкалку: сам гладил брюки, долго прихорашивался перед зеркалом, чистил ботинки, первым на перемене приходил в класс, занимал укромное место на задней парте и ждал — немыслимо! — урока сольфеджио(!!!)…
Когда в класс входила та самая новенькая, Колькино сердце трепыхало, готовое вырваться из груди!..
Потом уже с криками залетали другие ученики, новенькая садилась за фортепиано, звучали волшебные мелодии эстрадных песен: «Черный кот», «Нежность», «Лада», «То дождь, то снег», и, конечно, «Эти глаза напротив»…
Однажды, когда Колька по привычке пришел в класс первым и затаился у окна, вошла новенькая, все с теми же огромными бантами…
Мгновение постояла, увидела притихшего Кольку, подошла и протянула руку:
— Я Таня, а ты?..
Потемнело в глазах у нашего Кольки, вскочил он, засуетился, заволновался и вместо ответа выпалил:
— А сыграй мне эту… как ее… про глаза… которые… как у тебя…
И еле слышно добавил:
— П-п-пожалуйста…
…
И с того дня — кто бы мог подумать! — Колька летел в музыкалку, как на крыльях, ждал урока сольфеджио с таким нетерпением, что даже сам себе диву давался!..
Мало того — из Колькиного дневника исчезли «тройки», по всем предметам у него были только «четыре» и «пять», мать не могла нарадоваться успехам сына!..
И никто-никто на всем белом свете не знал причину Колькиного перевоплощения…
…А сколько раз перед сном мечтал Колька о том, что вот завтра, перед уроком сольфеджио, подойдёт он к Тане и скажет…
Скажет ей, что он…
Скажет ей, что…
Скажет ей…
Скажет…
Скаж…
Колька засыпал и снился ему огромный концертный зал, на сцене которого стоит он, в белом фраке, с розочкой в лацкане, в руках держит микрофон и поет:
«Эти глаза напротив
Калейдоскоп огней…»
А в зале, в первом ряду, сидит та самая Таня и…
«Эти глаза напротив
Ярче и все теплей…»
Не будем его будить, друзья, пусть спит себе спокойно наш вихрастый музыкант…
«Эти глаза напротив
Чайного цвета…»
Ведь он ещё не знает, что: закончит он — когда-то ненавидимую им музыкалку — с «красным» дипломом, (выдавали тогда такие «Свидетельства» круглым отличникам)!..
«Эти глаза напротив
Что это, что это»…
Он ещё не знает, как будет плакать от счастья его мама, когда он поступит в музыкальное училище, пройдя сумасшедший конкурс!..
«Пусть я впадаю, пусть,
В сентиментальность и грусть…»
А через четыре года — на традиционный Концерт Выпускников по окончании музыкального училища — мама придет не одна, а…
«Воли своей супротив
Эти глаза напротив!..»
А придет с той самой Таней, которую совершенно случайно, ( вот ведь как в жизни бывает!), встретит в метро по дороге на это мероприятие!..
«Вот и свела судьба,
Вот и свела судьба,
Вот и свела судьба нас!..»
И — увидевший в зрительном зале рядом с матерью ту самую Таню — совершенно обалдевший Колька деревянными пальцами кое-как доиграет до конца «Ноктюрн», а затем…
«Только не отведи,
Только не отведи,
Только не отведи глаз!..»
Затем бесцеремонно спустится Колька прямо со сцены в зал и…
…
И через несколько лет, на рассвете, в пять часов утра, автор поможет Кольке с Таней загрузить нехитрый семейный скарб в «Жигули» с прицепом, посидят они «на дорожку», подарит Колька своему однокашнику по музыкалке свой старенький баян на память о проведенных вместе годах в той самой «каменоломне», обнимутся они на прощанье и расстанутся, чтобы не увидеться больше никогда…
Такова жизнь, друзья!..
Увы…
И не мы устанавливаем ее законы…
Александр Волков