Архив

Коллектив народного танца «Карусель»

Динамика борьбы Динбо 

Открытый чемпионат Пушкина района по настольному теннису

Семь дней звенят бубенцы, кричит гармошка, горят пестрыми красками наряды.

Концерт. Исполняем русские народные песни. Лучшее исполнение

Концерт. Патриотические песни. Лучшее выступление

День Победы как он был от нас далек. Лучшие видеоклипы

Самые красивые города России. Лучшие видеоклипы

Позабытые русские песни. Лучшие видеоклипы

.

Калинка — малинка. Русская народная песня

Оглянись незнакомый прохожий…Как молоды мы были как искренне любили

Ревма ревела, покинул!

В узком сельском переулке, возле забора одного из палисадников, встретились две старые, закадычные подруги. Встретились и обрадовались встрече:
— Ой, Фёкла, никак ета ты? Сто годов не видалися!- воскликнула радостно одна,- полагала, што табе уж и на етим свете нету, похарчилася, на погост табе оттащили, а мене никто и не сообчил дажа.
— Здравствай, здравствай милушка моя, Матрёнушка!

А я вота живая, вроди. Никак Господь не приберёть мене, поди нужная здеся, пока што.
— Да ты не серчай на мене Феклуша, ета я сморозила с дур ума. Пошли вона к мене на крылечко, в теньке посидим, потрепимси об жизни.
Они неторопливо дошли, поддерживая друг друга, до Матрёниного крыльца, взобрались по ступенькам и уселись рядком на широкую лавочку, встроенную там.
— Ну, как ты сама-та Мотя, давай сказвай мене. Чаво у табе, да как,- стала расспрашивать подругу Фёкла.
— Ой, у мене намедни такая горе стряслося Феклуша, не пересказать прям,- тяжело вздохнула Матрёна,- такая уж горе! Ревма ревела, во какая горе.
— Да чаво ж, нешта хто помер из твоих,- заволновалась, озаботилась подружка.
— Да не-е-ет, все живыя, слава табе Боже!

Да вот Сидор Игнатич, мой домовой, убёг было!
— Да ну-у-у!- удивилась Фёкла, — Сидор Игнатич, сам? Как жа ета?
— Осерчал на мене крепко, вот вить чаво,- утёрла Мотя набежавшую слезу,- сын мой, Санькя, припёрси к мене намедни пьянющий, в расшибок прям. Стал с мене деньги трясти, а я-та не стерпела, сдоньжил уж, всё дай да дай, рази ж напасёсси?

Я жа их не кую! Разошлася, да как двину по столешнице-та кулаком, мол пошёл отседа, изверг! Скольки ж можна с матери тянуть-та, трясти! Дверя отчинила, да и выпихнула яво, сколь хватило сил у мене. А вечером спать укладваюся, слышу — возня за печью. Гляжу, тёмно тах-та, при лампадки, хтой-та капошица, к двяри топ-топ-топ — Сидор Игнатич ета! Малахайчик напялил, зипунишко свой старенькай и мяшок с сухарями на плечо взвалил. По-сурьёзному значить собралсИ. Идёть в латаных катанках.

Мой Петро яму годов тридцать назад катал, када живой был,- Матрёна перекрестилась, — куды ты,- спрашваю,- милай, на ночь глядя? «Плохо здеся мене, орётя, по столу стукаитя, ухожу я от вас, куды глазоньки мои глядять.» — отвечаить и вышел вон. Вота какая горе у мене приключилася давеча.
— Да ты нешто умом тронулася, мать моя,- осуждающе покачала головою Фёкла,- стол, ета ж Божья ладонь! По нему стукать рази ж можна? Ни в коим рази! Ни кулаком, ни ладошкою — деньги в дому водица не будуть. Ни ножом, ни ключами стукать ни можна — к ссоре ета, горе будить в дому! Яйца бить об стол, штоба облупить их — не моги, они ж жизню дають, яйца ентии, двойной от етова вред будить.

Пальцами постукать, ногтями барабанить — тожа грех, а ты, со всей дури, шарахнула кулаком! ГлупАя штоль? Об стол бить, домового лично забижать. Так можно прогнать домашнего духа, дедушку, насовсем. А коль и не уйдёть, всё одно помощь оказывать не станить табе.
Во всё время, пока Фёкла отчитывала её, Матрёна сидела, скорбно качая головою в знак согласия.
— Ну-у-у! И чаво ж дальшея былО, возвярнула ли яво,- угомонившись от нравоучений, полюбопытствовала подруга.
— Троя дён всё ходила вкруг дома, звала, задабривала, молошной кашки наварила яму с маслицей сливашной — не притронулси.

Постельку яму тёпленьку постелила, сухариков скусных, с узюмом, на блюдец сыпанула. Нету и всё тута! А вчарась слышу, ночию за печью сопять, грызуть и чавкають. Ну вота и радость у мене, возвярнулси Сидор Игнатич ужо, закусваить. А я така радая, уж така радая!
— Хорошо, што так ещё обошлося у табе, мог и сгинуть навовси дедушка. Ты так боле не стукай, поди.
— Ни в жисть, ни-ни,- заверила Матрёна и предложила,- пошли к мене, тюрьки молошнай похлябаим. У мене и калачик сдобнай, ванильнай, куплёнай имеица. С узю-ю-мом.
— Да и пошли, нам с тобою, мать моя, спяшить некуды, на тот свет завсягда успеица, поди. Чаво жа не пойтить,- согласилась, кряхтя поднимаясь с лавочки, Фёкла.

Елена Чистякова Шматко