Это надо видеть. Интересные факты обо всем.

Все государства мира и их столицы

Мировые рекорды

Общая длина кровеносных сосудов

Первая в России подводная лодка
 Русская система мер. Старинные единицы измерения

Лучшие цитаты от Бернарда Шоу
Сколько весит планета Земля
 Сколько стоит слиток золота
 Все о русских валенках
Всемирный день шоколада

Как Танюша так быстро заговорила
Герои Советского Союза
День Веоенно — морского флота
Летняя Казанская
Ворошиловский стрелок
Домашняя клубника на подоконнике
Как убрать отложение солей на шее
Секреты настольного тенниса
Контрасный душ — польза или вред
Как занятия спортом помогают в жизни
Роль тренера в жизни спортсмена
История настольного тенниса
Бегай и умней
Чем подкармливать комнатные цветы
Все о сахарной свекле
Где отмечают 8 марта

Колосовики

Парной июньский рассвет, будто малое дитя спросонья, всё кунежится и кунежится над хутором, пока, наконец-таки, спустившись в подгорье, к ручью Жёлтому, не спохватывается: а ведь и маки в палисаднике у Матвеевны, и вдоль стёжек цикории, божии батожки, вовсю уже лупастят – половина шестого, никак не меньше! Ручеёк – так себе, курице по брюшко. Сполоснувшись в его ключевой водице, пофыркав, взбодрившись, утёрся рассвет лопушком и, стряхнув с себя последние капли ночи, обрызгав нежным румянцем хуторские избы, пережужукивающиеся шмелиными запевками атласные куртины приобоченных мальв, зашустрил меж сизых озимых ржей в березняки Ярочкина леска.

Пора! Пора шумануть и из его дрёмных трав сонь и лень, воцарившихся там со вчерашнего заката. А над хлебами в поднебесье уже выскочил, повис на первом солнечном лучике жаворонок: «Юль-юль-юль!». И так проюлит он теперь до самого полудня, когда раскроются, запылят неказистые цветочки ржи. Тут даже этот неуёмный птах благоговейно примолкнет. И всё тогда обомлеет, весь Божий мир притихнет: не мымыкнет нырнувшее после дойки в тенёк придольных осокорей рябое хуторское стадо, не залотошат, не заспорят пральниками на камушках омутка хлопотные бабы, даже псина не гамкнет ни на одном подворье.

Божий мир, что не говори, уж так устроен: нет в нём неблагословенной поры. Каждый день чем-нибудь да заманчив. А о перволетье нечего и говорить! Самая благодатная, самая душеотрад-ная по́рушка. Луга и лощины, холмы и косогоры окутались пёстрыми шелками. Заметелились, запылили дикие злаки, разбутонились цветы. Куда ни повернись, выколосились лиловыми пиками куртины иван-чая, по низинам да болотинам благоухают, просыпаются дробной пшёнкою, проливаются топлёным молоком вездесущие валерьяны да таволги.

На долу огневым пожарищем пылают золотистые лютики, из хлебов подмаргивают, не дают закручиниться задорные васильки. Покосы и неудобья осыпают нежнейшим звоном небесные колокольцы. Вдоль дорог теплятся свечки подорожников. Недели полторы, как выколосилась и вот теперь тоже занялась цвести-пылить кормилица-рожь! Зерно ещё иссиня-зелёное, молочное, но опытному глазу сразу видать: крепнет, набирается силушки. Уж так спокон веку у хлебороба велось: не святотатничай об эту пору в поле.

Придави каблуком цигарку, не матерись, не горлань, не прикасайся руками к цветущему колосу. К этому времени, когда дробной маночкой засеет по округе пыльца с цветущих хлебов, бабы и девчата уже перестают таскать из перелесков окатные жемчуга духовитого ландыша. Зато, собирая последние букетики, наткнутся вдруг, возрадуются: «Ах ты, батюшки! Объявились! Выскочили первые колосовики!»

И, вынув из чулана раскружавленные паутиной плетушки да корзинки, обметут их гусиным крылышком, да не откладывая в долгий ящик, завтра же, с последними кочетами, спровадятся в леса и лесочки, боры и рощицы. Обминая молочные сныти да жа́ровые горицветы, зашныряют по ним наперегонки, оставляя за собой, словно иголка узорочья полевых цветов на рушнике, витиеватые росные следы. И пренепременно – без обутки, босиком. Так сподручней, да и хвори, глядишь, занегумят.

Разве усидишь теперь дома? На смену первым весенним грибам выскользнула вторая волна – колосовики! Нарастут, конечно, по Божьему промыслу, потом, с начала июля по август, как нагрянет уборка, ещё и жнивники, станут вездесущие бабы по пути с поля таскать в фартуках-передниках их разносортицу. Грянет, дай только срок, и самый сильный слой – листопадники – с середины августа до середины сентября, ему и обору не будет. Но колосовики, как ни крути, – хоть и самая неприбыточная, самая краткая, порой и всего-то – недели полторы, не боле, зато чистенькая, без малой червоточинки, оттого и самая желанная грибная волна.

Как раз её-то у нас и стараются не упустить ни за какие коврижки. Всё-то присматриваются, всё-то догля-дывают: зацвёл ли в палисадниках шиповник, открасовалась ли сирень, раздушились ли «любками», неприметными, но удивительно ароматными фиалками, ночи. Века веков велись у нас эти «колосовиковые» приметы. Уж как сшумнут парные дожди, отуманятся боры и впадины, не промахнёшься – хватай посуд, пока кто пошвыдче не опередил, – скорее за колосовиками! А промежду прочим гляди, не упусти: и пучок первой, только-только заалевшей землянички по светлым берёзовым склонам поднашукай.

Не знаю, как где, а у нас «колосовиком» прозывают именно белый, берёзовый, всем грибам гриб, настоящий король-гриб, боровик, и никакой иной. Что там какие-то маслёнки-опёнки? Им и счёта не ведётся, а белый – каждый под своим номером, по ранжиру, прям-таки на вес золота. Всяк уважающий себя деревенский знает, где и когда брать белые. К примеру, в Ярочкином леске, по правой стороне, встречаются они всё больше семейственно, и отчего, никто толком и не ведает, всё-то тулятся обочь муравейников.

А как выступит на поляны в Порточках несусветная рать мухоморов – тут и гадать не приходится, только не ленись по отрогам лазать, – быть доброму добытку. Но умаешься-а! В этом березняке белый встречается поодиночке. В детстве, помнится, как распустится перволетьицем у ворот наших калина, так уж и нет бабушке Наталье покоя. Какой тут покой, когда Меркулиха, небось, в Закамнях опередила, «напорола» тишком на их приметном месте корзинку боровиков?

Рассвет ещё только-только чебурахнулся в Жёлтый, и я ещё не пойму, где зад, где перед у моего голубенького с белой окаёминкой платья, в какой рукав кофтёнки руку просунуть, а уж бабушка тормосок «на перекус» собрала, бидон (на случай, ягода попадётся) в плетушку кинула, торопит, подгоняет меня с крыльца.

Тащусь за ней по мозолистой Глиняной дороге, по росным костяничникам, читаю следы на пыльной дороге – вот прокатила спозаранку телега, а следом за ней – собачонка, вот перемахнул из овсов в орешники русак. В полудрёме внемлю старушкиной присказке: «Чай не позабыла, солныш мой, не ошмыгнись – в ельниках колосовик бурорябистай, крапчатай, что кутёнок в светленьких пятнушках, а коли под сосёнку снырнёшь – туточки у муравельников шапчонка у него – чистенькая, гладенькая, точь-в-точь луковая томлёная крашенка».

А в лесу дремать среди эдакой красотищи не подремлешь: вот уже зоревым, золотым, малахитовым кантом обрамились занавеси высоченных елей, вот, коснувшись одну за другой, восход затеплил свечи молоденьких сосновых побегов, и тончайшие сусальные дымы закурились над макушками бора. Колосовики!

 Грибанова Татьяна