Босоногое детство мое. По волнам моей памяти.
Тихо время прошло, я всё больше седею, но острее прошедшие вспомнятся дни. Ничего не прошу, ни о чём не жалею, за оставшийся миг, может что то успею, может что то пойму, из того что уже позади.
Лучшие клипы про детство
Босоногое детство мое. По волнам памяти
Завещание
— Фёдор!.. Фёдор!..- крича, что есть мочи, Степан забежал на крыльцо соседского дома. Сердце его бешено колотилось в груди, хотя к такому событию, какое, как ему казалось, случилось, он был готов уже более года. Тогда они с Фёдором договорились, что будут, коли ещё живы, вывешивать по утрам над крылечком флаг. И вот утром Степан, глянув в сторону дома своего соседа Фёдора, оторопел: флага над крыльцом не было. Ладно было бы слишком рано, но часы к ужасу Степана показывали почти девять.
Почуяв неладное, Степан бросился к дому Фёдора. Дверь в сени оказалась открытой, как они и договорились. Пересекая переднюю, Степан невольно прислушивался: вдруг Фёдор просто забыл про флаг. Открывая дверь в горницу, Степан беспрестанно кричал: «Фёдор!..Фёдор!..» Когда же он окончательно распахнул дверь, то увидел своего друга и соседа лежащим на высокой железной кровати. Фёдор, лёжа в постели, держал в одной руке ручку, а в другой лист бумаги.
Услышав крики Степана, он повернул голову и уставил в Степана полный тоски и печали взгляд. Степан от увиденного опустил руки и укоризненно покачал головой: — Федя-Федя…съел ведьмедя…Нехорошоо…Что ж ты, братец мой, и флаг не вывесил и валяешься до сих пор…да…да ещё и молчишь?
Мы с тобой так не договаривались.
В чём дело? Фёдор вздохнул и положил бумагу и ручку на табуретку, стоявшую возле кровати. — Что-то я, Федя, не пойму: ты не в писатели случайно подался? Поди, рассказ решил написать, — пошутил Степан. — Рассказ… Тут, я думаю, и романом не обойдёсси…
Извини, Стёпушка, что заставил тебя волноваться. Обстоятельства так сложились, что их… — Валяй, Федь, выкладывай, чего у тебя там случилось… — Не то, чтоб случилось… Вчера Зинка пенсию принесла. Она, Зинка-то, молодец! Всегда…ухх, никак спину не разогну…всегда, понимаешь, приветливая, улыбается — приятно видеть такого человека. И всегда так: » Дядь Федь, праздник в дом пришёл!», — это она про пенсию. Фёдор встал наконец с кровати, держась за поясницу, и пошёл в переднюю — так в селе было принято называть первую от входа в дом комнату.
Через пару минут он вернулся, держа в руках бутылку водки и тарелку с нарезанной колбасой и хлебом. Поставив на стол угощение, Фёдор пригласил Степана к столу: — Давай, Стёп, присаживайся. Понимаю, что с этим, — Фёдор скосил взгляд в сторону бутылки, — рано, но случай сегодня особенный.
Придётся нам с тобой хорошенько подумать и принять некое решение.
Степан, не возражая, присел к столу. Он и сам уже понял, что разговор предстоит весьма серьёзный, раз Фёдор решил посидеть с бутылкой в горнице, хотя обычно такие дела происходили в передней.
Фёдор, кряхтя, сел на стул и слегка подрагивающей рукой наполнил рюмки водкой до самого края. Степан даже напрягся, думая, что фёдор потерял контроль за происходящим процессом. — Ну чего, Стёп? — подняв осторожно рюмку уже твёрдой рукой, сказал Фёдор, — давай за то, чтоб не было в нашей остатней жизни никаких катаклизмов.
Старики чокнулись, звякнув хрустальными рюмками, и, взяв по кусочку хлеба, чтоб было чем занюхать, выпили. — А что, Стёп, а?.. Нормально ведь? — Нормально Федь…Фуу… Давненько я об эту пору рюмок не поднимал.
— Я щас, Стёп. Совсем забыл. Фёдор уже более ловчее засеменил в переднюю. — Ааа!..- заходя в горницу через некоторое время, воскликнул он. — Смотри! Гришатка вчера мне припёр! Я ему напильник в пользование давал. Видишь? Решил малец угостить старика.
Фёдор держал в руке здоровенного сушёного леща. — Я ему говорю: Гриша, спасибо, милый, но посмотри-ка мне в рот: видишь чего-нибудь? Чем же я твоего леща грызть буду? Гришатка надулся и говорит:» Найдёшь чем. Вы со Степаном, два старых хрыча, чёрта сгрызёте», — засмеялся и утопал себе.
А я думаю: и правда, как-нибудь с друганом попробуем, что за чудо мне Гришатка принёс…Щас, Стёп, досочку и ножик принесу, а ты разрежешь леща-то. Ээх, засосём его с водочкой, ха-ха-хаа! Между тем Степан с нетерпением ждал возможности задать суетящемуся Фёдору вопрос относительно его сегодняшнего состояния.
Старики выпили ещё по чуть-чуть, закусили, и Степан, пока Фёдор опять не засуетился, взял бразды правления в свои руки. — Федь, ты так ничего и не сказал о сегодняшнем утреннем кошмаре — по крайней мере, для меня. Чего у тебя случилось-то?.. Ааа?..
— Нуу… Вчера Зинка пенсию принесла… — Ну? — Не перебивай, Стёп, а то я с резьбы соскочу и забуду, о чём сказать хотел… Так вот… Расписался я, денюжки от неё получил, по её настоянию пересчитал их, чтоб, значит, как она сказала, не было недомолвок. «Может, — говорю,
— Зина, чайку попьём? Только ведь перед твоим приходом свеженький заварил…прямо, как чуял, что ты придёшь». «Давай, — говорит, — попьём: чего не попить-то? Глядишь, и ноги немного отдохнут…да…да и ты у меня сегодня последний».
Налил я чаю и ей и себе. Сидим, пьём. А Зинка-то прихлёбывая чаёк, и говорит: » Хороший у тебя, дядь Федь, дом…большой, крепкий… Кто у тебя его унаследует? «Чего?» — спрашиваю. «Кто, — говорит, — наследником будет? У тебя же есть сын и дочь. Кто из них хозяином дома станет?» » У меня…что? — вроде, удивляюсь, — разве дети есть?» » Совсем ты, старый, всё на свете забыл…Э-хх. Забыл что ли?» «
Да, — говорю, — я-то думал последне время, что это деточки обо мне забыли. Сколь лет ни разу нос сюда, ко мне, не показали…то есть, значит, в моём доме. Спасибо, — говорю, — что напомнила мне, что у меня есть сыночек и лапочка дочка».
Как она, Стёпа, заржёт…я думал, что стёкла в окнах повылетают. «С ума, — говорит, — вы все старые посходили. Вот не станет тебя, кому дом-то отдадут: сыну или дочке, а? Приедут и будут делить твой дом по брёвнышку, по досочке…даже…даже вилки с ложками поделят: главное, чтоб другому ничего лишнего не досталось».
«Бог ты мой! — я аж вспотел. — Чего ж, — говорю, — надо сделать, чтоб войны меж ними не получилось?» «Надо, — говорит, — завещание написать: кому, значит, и что должно по нему отойти… Ладно, — улыбается, — пойду я, а ты хорошенько над моими словами подумай», — хлопнула дверью…и адью. Вот Зинка, зараза, заганула мне загадку. Стёп, вот скажи:оно мне надо всё это на старости лет?
Я-то даже подумал вгорячах: да чёрт с ними — пусть делят, как хотят, матть её! Не приедут, не навестят, а я думай, как… Что скажешь, Стёп? Тебе-то, конечно, проще: вас двое, а я один, как перст.
Ну?.. Или…давай-ка, ещё по одной хряпнем, чтоб мысли бойчей пошли. Наливай, а то у меня, прямо, опять трясучка началась. Господи… — Завещание, говоришь?.. Я, Федь, в этом ничего не понимаю. А вот скандалы на почве раздела имущества — дело не новое.
Помнишь, может быть, какой скандал был, когда у нашего классного руководителя отец помер? Старый был…страсть какой. Последние лет двадцать он один жил. Домик у него — курям на смех. Сейчас сараи и те поболе строят…
Но…В каждое дело имеет привычку влезать «но»… Понимаешь? То-то…Дед-то у этого старика был человеком богатым: три меленки имел…ветряки, значит, а это…сам понимаешь, поди? Одну, последнюю, я ещё даже помню. Стояла она посреди поля, на бугорочке.
Но пришло время, колхоз у него…эээ…у внука, получается, эту мельницу и отобрал или ещё что — этого я не знаю.
Дядь Ваню, как бывшего хозяина, поставили начальником, вроде бы, мельницы, которую из поля перенесли к колхозному току. Короче говоря, стал дядь Ваня колхозным мельником. Работы у него было о-ёй сколь! Зарплату в то время давали в основном зерном, так что…сам, поди, понимаешь.
Бытовало мнение, что денег у него было — куры не клюют, хоть дом имел хуже иного курятника. Поговаривали, будто он денежки копил для лучших времён, а каких таких — никто объяснить не мог.
Куда дядь Ваня девал деньги? – хороший вопрос. А, значит…а?..Когда дядь Ваня помер, обе его дочери и сын тут же примчались, хотя последние лет, поди, боле десяти…ааа…может и боле, в селе их никто не видел.
Глянули они на отцову халупу и ахнули: а куда, мол, деньги-то делись, коль и в дому стол да пара табуреток, да кровать ещё царских времён?
Больше-то ничегоо! Сам собой назрел вопрос: куда это дядь Ваня, их, значит, отец, подевал весь свой капитал?
Классного-то нашего они и близко к дому не подпустили. Двое суток дом вверх ногами переворачивали: деньги искали. Только, видно, ничего не нашли и укатили ни солоно хлебавши. Даже и с родным братом, нашим учителем, не попрощались.
— Я, Стёп, эту историю тоже хорошо помню. Классный-то наш всё правильно сделал: чего спорить на пустом месте, хотя к нему от брата и сестёр претензий было предъявлено много. Как отца навестить, их нет, а…а тоже туда.
Года, наверно, три наш учитель Николай Иваныч с отцом нянчился, потому что дядь Ваня почти не вставал, а уход-то за ним нужен был или нет? Об этом братик да сестрички, похоже, и не подумали вовсе. Решили в наглую хапнуть деньжонок.
Держи карман шире! Были деньги у дядь Вани или не были — никто не знает… Получается что? Какой вывод, Стёпа, можно сделать относительно этой истории?.. А ты говоришь: рассказ… Выходит Зинка, зараза, права? Написал бы дядь Ваня завещание, и всё встало бы на свои места…то есть: кому, значит, и что принадлежит.
Верно я говорю, Стёп? — Верно, Федь… Ещё как…верно. Всю жизнь мы с тобой прожили, а такого пустяка в голову никогда и не…не… Хотя…какой пустяк?.. Федь, давай, на крылечко выйдем, а то что-то в голове не то…
Мы с тобой, как алкаши, с утра пораньше, как говорит молодёжь, бухаем. Ааа? — Ха-ха-хааа! — Фёдор смеялся до слёз. — Умеешь ты, Стёп, насмешить в тему. Я не о том, что мы бухаем, а о том, как рассуждаем чёрт те о чём. Э-хе-хе… Не пойми чего сказал…
Кто это интересно в нашем селе хоть когда написал завещание? Ты случаем не помнишь? — Неет… — И я нет. Чего завещать-то, чем можно детей заинтересовать? Может: дворцами, яхтами, огромными капиталами, заводами-фабриками…а? Да…да…эх!..слов нет.
Пока до старости доживёшь, от дома одна труха останется. Пенсия…так её, окаянную, ни на что не хватает. Было бы у меня пара дворцов да мильёнов сто, скажем, в придачу: вот тогда можно было бы и завещание писать.
Даа…да и дети, я думаю, вокруг меня вились бы, как пчёлы над ульем. Что мне жалко что ли было бы завещать им дворцы да мильёны? Конечно, нет… С собой ничего ведь не возьмёшь… А тут попробуй придумай чего кому завещать: дом гнилой, еле на столбах стоит; пять курей да пенсия, что курям на смех.
Курочку-то одну даже придётся зарубить — иначе никак не поделишь…да и то, если к тому времени не передохнут. — Зинка, вроде бы, твой дом, Фёдор, оценила, как крепкий да большой.
— Чего она, Зинка, смыслит в этом деле!.. Дом-то пока стоит и стоит, а тронь его — и пшик один: я-то, поди, знаю. Доом… Цена ему, Стёп, рупь в базарный день…
Как, собственно, и у вас тоже, между прочим. Верно?.. — А что, Федь, правильно рассуждаешь, — сказал Степан и, задумавшись о чём-то, прослезился. Вытерев рукавом выступившие нежданные слёзы, Степан, промычал:
— Давай, Федь, плесни что ль…матть её… Ты, прямо, по сердцу мне проехался: всё ведь верно ты сказал…ай…верно… Мне, Федь, тоже завещать, кроме…ааа…нечего…
Старики выпили по чуть-чуть и снова стали прикидывать все «за» и «против» относительно завещания. Они то смеялись, то слёзы вытирали, то надолго задумывались о чём-то о своём.
Александр Васин
Говорят будто память слабеет с годами…
Надо только уметь не терять этот остров.…
Промчались годы молодые. Босоногое детство мое. По волнам моей памяти.
Где черёмухи цвет невесомо парит,
Буйство красок весеннее празднуя.
Среди сосен янтарных, печальных ракит,
Бродит детство моё большеглазое.
Как беспечно оно в бесконечном бегу,
Как волнует и манит сознание.
Я вдогонку несусь, но догнать не могу,
Велико до него расстояние.
Между нами года, между нами снега,
Разных дат юбилейных созвездие.
И не раз поменялись мои берега,
И не раз я ходила по лезвию.
Но бывает, порою, пригрезится мне,
Что девчонкою, в сказку влюблённою.
Я мечтаю о принце на белом коне,
Над рекой под цветущей черёмухой.
Видно, детство мне шлёт издалёка привет,
И мечтаю под зов шаловливый я.
Вновь вернуться туда, где черёмухи цвет,
Где была я такою счастливою.