Босоногое детство мое. По волнам моей памяти.

Тихо время прошло, я всё больше седею, но острее прошедшие вспомнятся дни. Ничего не прошу, ни о чём не жалею, за оставшийся миг, может что то успею, может что то пойму, из того что уже позади.

Лучшие клипы про  детство

Босоногое детство мое. По волнам памяти

Жизненная сила

Степан Барашкин сидел ранним утром на крылечке и покуривал, блаженно улыбаясь. Ярко светило солнце. Тишина была необыкновенная, если не считать щёлканье соловья в расположенном сразу за домом садике, в котором и было-то всего пяток яблонь да столько же вишен, да чуть побольше кустов смородины. Степан любил вот так утром посидеть на крылечке, покурить, послушать соловья, а заодно и поразмышлять. Вспоминая молодые годы, он непременно сравнивал их с годами нынешними, которые, понятное дело, выпали на его старость.

Противоречий насчитывалось много, хотя он старался каким-то образом сгладить разницу между молодыми годами и годами нынешними. Получалось, к сожалению, не очень убедительно. Степан нервничал и укорял себя за несообразительность и другие, как ему казалось, недостатки. Докуривая сигарету, Степан обратил внимание на быстро  приближающуюся к нему внучку давнишнего друга Семёна Кобылкина. Степан насторожился. Поговаривали, что Семён последнее время совсем не встаёт с постели. Болезнь скрутила его пару лет назад — и вот…

— Здравствуйте, дядь Степан, — сказала, подходя к крылечку, Вера. Так звали внучку Семёна. — Здравствуй, Верочка. Чем могу служить? — Дядь Степан, меня дедушка послал к тебе. Он очень хочет тебя видеть. «Позовите, — говорит, — ко мне Стёпушку, друга моего сердешного. Не хочу, — говорит, — умереть не увидев его». Вот я и пришла. Пожалуйста, дядь Степан, — глядя грустными глазами на Степана, сказала Вера. — Понял, Верочка, понял. Сейчас же оденусь и приду…

Ах ты, Боже мой… Грехи наши тяжкие. Ты иди, Вера, и скажи, что я скоро. Примерно через полчаса Степан в «полной боевой», как он любил выражаться, вышел из дома. Степан жил от Семёна минутах в пяти неспешного пешего хода, так что совсем скоро он уже поднимался на крыльцо дома, в котором жил его друг. Степан, едва открыв дверь в прихожую-кухню, сразу же ощутил запах присущий, как правило, тем домам, в которых старики ожидали своего последнего часа.

Сказав: «Доброго всем здоровья», — он сразу направился к двери ведущей в комнату, в которой проводил долгие дни и ночи его самый лучший друг Семён, которого Степан довольно часто навещал последнее время. Открыв дверь, он осторожно шагнул через порог. — Здравствуй, Сёма, — сказал еле слышно Степан. Затем, подойдя поближе к кровати, в которой лежал изменившийся до неузнаваемости Семён, повторил чуть громче, — Здравствуй, Сёмушка. Ты позвал меня, я и пришёл. Семён медленно повернул голову и устремил на Степана полный лихорадочного блеска взгляд.

Когда-то ярко-голубые глаза, которыми не без основания гордился Семён, по которым с ума сходили девчонки, совершенно поблёкли, а вокруг них образовались не самого приятного вида розовые круги. — Как ты, Сёмушка? — спросил Степан. — Хуже не бывает, — прошептал Семён.

— Как я рад тебя, Стёпушка, видеть… Совсем я дошёл… Спасибо, тебе, друг мой ненаглядный. А я… лежу, как бревно: ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу. Степан только вздохнул. В это время в комнату вошла Вера. В руках у неё была рюмка с каким-то лекарством и бокал с водой. Подойдя к кровати, она сказала: — Деда, пора лекарство выпить. Семён вздохнул и, кивнув головой, прошептал:

— Давай, чего уж. Вера слегка приподняла голову дедушки и влила ему в открытый рот содержимое рюмки, а затем дала выпить воды. — Вот уж дрянь так дрянь, — просипел Семён. — Из чего её только делают… Верочка, внучка моя ненаглядная, — ласково сказал Семён, — слушай задание, которое ты должна исполнить в точности:   принеси сюда бутылку водки, рюмочку и чего-нибудь закусить. Поняла? — Поняла, — ответила Вера, с удивлением глядя на деда.

— Верочка, — добавил Семён, ты не беспокойся… Это не мне, а другу моему. Ещё раз внимательно поглядев на деда, Вера вышла из комнаты, но скоро вернулась с подносом, на котором стояла бутылка водки, рюмка, салат в тарелочке и в тарелочке же, но другой — нарезанные: солёный огурчик, сало, колбаса и хлеб.

       Вера поставила поднос на столик, стоявший рядом с кроватью Семёна. — Спасибо, милая, — прошептал Семён, — мы тут со Степаном малость побалакаем. Когда старики остались одни, на некоторое время наступила тишина. — Такие вот, Стёпа, дела, — слегка окрепшим голосом наконец сказал Семён. — Кто разве мог такое представить, а?.. Давай, Стёпушка, так: наливай рюмашку, — и, увидев недоумение со стороны Степана, добавил, — и не возражай. Наливай. Степан вздохнул и наполнил рюмку.

— А теперь, Стёпа, опусти в водку палец и намажь мне губы. Только не возражай… Делай, как говорю. Степан, явно смущаясь, опустил указательный палец в рюмку с водкой и, наклонившись к Семёну, намазал а тому губы. Семён облизал губы и, покачав головой, произнёс: — Вот это — вещь… Не то, что какие-то лекарства… Выпей, Стёпа, и ты. Не стесняйся, закусывай. Степан так и сделал: и выпил и закусил. — Между первой и второй, Стёп, сам знаешь, — подал голос Семён.

— Давай, повторим. Повторили. Степан, то и дело поглядывавший на дверь, закусывал, когда услышал: — Стёп, смотри… Стёп, у меня руки ожили. Видишь? Кому скажи, не поверит. Ай, да лекарство. Степану показалось, что Семён даже засмеялся, правда, еле слышно. — Стёп, — снова заговорил Семён, — ты случайно не помнишь, как мы с тобой водки нахлебались? Было это в нашей жизни впервые… Ну и как, помнишь? — А то. Как забудешь такое. Причина была уж очень серьёзная.

— Серьёзней не бывает… Стёп, налей в рюмочку на палец: гулять так гулять. Только сначала помоги мне принять положение, вроде как, полусидя. Хочу на мир с другого ракурса глянуть. Устроив Семёна, как тот просил, Степан налил в рюмку водки на палец и, оглянувшись на дверь, подал рюмку Семёну. — И кусочек огурчика, — попросил Семён. — Да-да-да, держи. Слегка подрагивающей рукой Семён поднёс рюмку к губам и выпил содержимое рюмки без остатка.

Пару минут он сидел с закрытыми глазами, а затем взял кусочек огурчика из рук Степана и положил его в рот. На лице Семёна изобразилось что-то похожее на удовольствие. Степан тоже выпил и закусил. — Вот ведь вещь, Стёп, а?.. Мы с тобой, Стёпушка с детства, считай, были замечательными друзьями. Не у всех родных братьев такое бывает. Я-то хиловатый был, а ты, Стёпа,  всегда представлял из себя эдакого былинного героя. От многих передряг ты меня оградил. Тот, кто знал, что мы с тобой друзья, и пальцем не посмел бы меня тронуть.

Даа… Даже когда нынешняя моя встала меж нами, мы с тобой не ополчились друг на друга, а всем сердцем приняли случившееся обстоятельство. Нину-то мы оба любили без памяти… Ай-я-яй… Помнишь, как мы решили? Тот, кого выберет Нина, тот и будет её кавалером. Так получилось, что она выбрала меня. Я знал, как тяжело тебе было, но дружба наша не порушилась.

Мы, двое безумно влюблённых, взяли бутылку водки да пару конфет и устроились под яблоней… Нина меня, конечно, потом за это корила, но всё, слава Богу, смогла понять. Такое было наше боевое крещение. После этого случая я больше года не мог смотреть на водку… Давай-ка, Стёп, подвинь меня ещё чуть-чуть к стеночке. Я думаю, что могу уже сидеть. Руки, видишь? Прямо, хоть на балалайке играй. А ноги? Хоть щас в пляс. Степан помог Семёну поудобнее сесть в постели.

— Давай, Стёпа, — сказал после некоторой паузы довольно бодрым голосом Семён, — повторим, как давеча: на палец. Степан только покачал головой и, озираясь на дверь, налил в рюмку столько, сколько было заказано. Семён уже слегка окрепшей рукой взял у Степана рюмку и, не моргнув глазом, отправил её содержимое в рот. Закусил он опять огурчиком. Степан, оглянувшись на дверь, наполнил рюмку и тоже выпил. На какое-то время в комнате воцарилась тишина.

— Я, Стёп, больше всё…пас, — сказал дрогнувшим голосом Семён. — Сема, тебе случайно не плохо? — спросил Степан, заметив изменения в настроении друга. — Нет-нет, Стёп…нет. Всё нормально… Сегодня, Стёпушка, мой последний день. — Сём, да ты что? — То, Стёпушка, то…Сегодня во мне мобилизовалась жизненная сила. Такое бывает в последний день жизни…

Вот так. — Сёмушка, ты это…того…выбрось такие мысли из головы. — Это, Стёпушка, не мысли, а действительность, как говорят в Одессе. Поэтому я тебя и позвал. Не забывай меня, друг мой сердешный. У Семёна на глазах выступили слёзы. Он вытер их дрожащей рукой и попробовал улыбнуться. — Прости меня, Стёпушка, за минутную слабость. Не хочется уходить, а деться некуда. Там, он показал глазами вверх, всё готово к моему приёму… Помоги мне, Стёпушка, лечь.

Давай, если что-то меж нами было не так, простим друг друга… Степан помог Семёну удобно устроиться в постели. — А теперь, Стёпушка, иди… Прощай, мой друг… Утром следующего дня Степан узнал, что Семёна Кобылкина не стало.

Александр Васин