Венички Березовы

Дед Николай, смолоду любил церемонию парения, обхождения по разгорячённому телу, да веничком. А после, в перерывах между этапами, он пил любимый им квасок жены Любушки. И так было всегда, и уже вошло в привычку.

А вот случай произошедший после Троицы, престольного праздника их деревни, разобидел его, но ненадолго. А лишь как смерч, прошедший по душам, хотевший эту обиду укоренить, но ан нет — мудрость, она как граница, которая поставлена там, где охраняет её закон. Дело было после Троицы. Дед Николай, наломав берёзовых веток, сидел подле бани и крутил из них банные веники.

А потом повесил их в бане под потолок, в котором был сквознячок, но солнечные лучи не проникали вовсе, так как он считал, что они портят сушку. Ну и вот, последний веник повешен в ровный ряд и дед со спокойной душой пошёл в дом.

А на следующий день, видно день был противоречий, Любушку прям понесло в баню разобраться. Это уж, как и всем хозяйкам, надобно навести мол порядок. Вот и стала наводить, швыряя всё подряд вниз, в предбанник, а оттуда – на улицу, на солнышко, мол, я только на минутку, а потом и обратно, на место. А тут вот и соседка Авдотья крикнула — зайди, мол…

И зашла. Посидели, поговорили, то об огороде, то о болячках, которые ломят то руки, то… Потом вспомнила, что обед не варен, и побежала в дом. Стоит варит, режет, и слышит: — Ах, чтоб тебя, Люба, да как же так-то? И ей, как обухом по голове — баня,…веники… И прибежав к бане, увидала мужа чернее тучи, который и смог только вымолвить: — Не ожидал, Люба, никогда….

И сгорбившись, как-то по-особому, вышел через заднюю калитку. Что было с женой, с его Любушкой, и сказать страшно. Она, поняв оплошность, которая для мужа была как глубокая обида, быстро развесила веники на быстро прибранный потолок. А потом уже и не знаю откуда, ей пришла эта мысль- Вспомнила Дмитрия Фёдоровича, знатного заготовителя банных веников, к которому за ними приезжали люди аж из других городов.

До того они славились своей правильностью. «Мишка, комбайнёр, он свезёт», — шепнула она себе и поспешила к нему на другую улицу.Не, Любовь Ивановна, уже скоро вечер, а путь не такой близкий, — ответил ей Мишка, сладко зевнув. — Да нельзя отложить на завтра, Миш, ты пойми. Иль ныне, иль… Она украдкой вытерла слезинки, которые доказывали эту нужность.

— Да уж ладно, надо, знать повезу, — удивился он, не понимая связи её слёз с вениками. А дорога ленточкой так и вьётся меж полей, меж посадок молодняка. И, отсчитав две деревеньки, они вкатились в третью — Берёзовку. Которая и взаправду была как барыня, в окружении белоствольных красавиц. Вот и дом Дмитрия Фёдоровича, на воротах которого, он же сам и вырезал символ банщика –веник, берёзовый. А уж вечер, ворота закрыты, торговля окончена, а вот уехать как?

Как уехать без того, что так надобно? И решившись, стукнула в дверь, а потом, войдя, она объяснила хозяину, что мол, обидела, виновата, а выход один — задобрить тем, что мило его душе. — Чудно, право дело, — хмыкнул мастер, но, открыв свои закрома с вениками промолвил, — Выбирай. — Матушки мои, — охнула Любушка, войдя и окунувшись в запах, знаменитых веников, что были красиво собраны.

А чуть поодаль висели маленькие венички-добавки: малинные, полынные, липовые и дальше, дальше… и такие дивные, благоухающие, да ровные. А на каждом карточка мастера с красивым клеймом. — Ты мне этих, — Любушка показала на чисто берёзовые, — и тех вона, добавочек. И, расплатившись, аккуратно взяв коробку с вениками, двинулась было к машине Михаила.

— Ты постой, птаха ты красивая, — буркнул мастер и вручил ей коробку с банным чаем. — А это тебе за понимание твоё нас, мужиков. Ведь не каждая так-то прилетит, поймёт, а значит, любит. Дорогу домой пролетели махом, окрыляя мыслями о хорошем человеке, и о том, что сделала наверное правильно, поехав.

А на свой двор по приезду, она вошла через заднюю калитку и сразу к бане – развесить купленные веники на новую верёвку и чуть не заплакала от нахлынувшей любви к мужу. И, собравшись было выходить из бани, увидела Николая – его улыбку, и услышала его слова: — Дурочка ты моя, схлынул я, сразу же и схлынул.

А когда ты уехала – испугался и корил себя весь вечер за глупую вспыльчивость… Любая ты моя.

Наталья Осинцева