Лучшие песни Владимира Высоцкого

Текст песни Песня о новом времени

Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги,
Значит, скоро и нам уходить и прощаться без слов.
По нехоженным тропам протопали лошади, лошади,
Неизвестно к какому концу унося седоков.

Наше время  иное, лихое, но счастье, как встарь, ищи.
И в погоню за ним мы летим, убегающим, вслед.
Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей,
На скаку не заметив, что рядом товарищей нет.

И еще будем долго огни принимать за пожары мы,
Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,
Про войну будут детские игры с названьями старыми,
И людей будем долго делить на своих и врагов.

А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,
И когда наши кони устанут под нами скакать,
И когда наши девушки сменят шинели на платьица, 
Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять.

Все песни Владимира Высоцкого

Акулинин омут

— Баба Груша! Баба Груша идет! – весело кричит Ванюшка вбегая в избу. Мы не помня себя от  радости бросаемся  встречать  старушку. Открывается заветная дверь и в горницу, вваливается баба Груша. — Больно   порог у вас высокий! Еле ноги перекидываешь! Слава Богу осилила! – переводит дух она улыбаясь. – Ох и стоснулась я по вам, робятишки,  по деревни родимой.

Дочка еще оставляла, да я боле не могу,  душа занывает глядя на городскую жись. Не по-людски все, кажиный сам за себя. Живут в своих коробках, небушка не видят, птахи не слышат! — А мы тоже бабушка по тебе  соскучились! – кричим, перебивая друг друга. — Я вам гостинцы привезла, конфет городских! Подушечки больно скусные, внутрях повидла! Кисленькие такие! Ну чаво стали то?! – баба Груша высыпает сладости из бумажного кулька на стол, сияя от удовольствия.

– Бярите! Не порченные! Зла с них не будет! Кучка разноцветных диковинных подушечек тает на глазах.  Мы как птенчики рассаживаемся рядком возле любимой старушки, и преданно заглядывая ей в глаза, затихаем. — Ну благословленные мои, какие новости-то  в деревне? Сказывайте! — Вчера у нас овца ягнилась, четырех ягнят принесла.!- докладывает Санька.

— Маленькие такие, хорошенькие! – вторит ему Танюшка. — Маленькие доча, все больно хорошенькие! И люди и звери всякие! А вырастут —  не узнать! – думает о чем-то своем бабушка, потом продолжает. – А овца особливо полезная животина.  Тут тебе и мясина и овчина, и шерсть! И шубу пошьешь,  валенки скатаешь, и носков да дянок навяжешь! Во как! — А я их не люблю! Они больно ротопялые! –признается  Костька.  – И по полю носятся как сумашедшие! — Да, родимый! Шальная скотинина! – смеется баба Груша.

– Ране я тожа держивала, много…и  в подпаски часто ходила. Хитрые, как маленько зазеваешься, и   побрало в деревню! С утра как ошпаренные бегают, а к обеду так уморятся, все кучками скопляются да боле спят где-нибудь под деревом. Во как умучаются! А я бывало, все смотрю на небушко, да не то с Богом, не то сама с собой беседу веду. — И о чем же, бабушка?  — любопытствует Танюшка.

— Да всячину передумаю. То ума разуму прошу детушкам, то совету дельного. Оно иногда ох как полезно наедине с Ангелом побывать! Мне еще маманя говаривала: « Доча, чаще на Небушко гляди! Тама худому не научат!».- А подпаски дело важное. – продолжает она. – Как скотинину в поле выгоняешь, завсегда благословишь! От греха подальше…

Всяко бывает. Кто щас-то  пасет? — Да мы. – недовольно подает голос Костя. — А чаво, матки не помогаешь? – интересуется баба Груша. — Не велела. – бубнит тот почесывая спину. — Да она его вчера крапивиной домой загнала! – кричит Ванюшка. — За дело и наказала. —  спорит Санька. — Не виноват я, понятно! Откуль мне знать было! – огрызается мальчик.

— Так, иди сюды и по порядку все выкладывай! – объявляет старушка. — Да я то че?! Заснул маленько…а они убежали.  За кузницу, на пещанки! Я их только собрался домой гнать, а тут мамка бежит…надавала мне крапивиной, а  че я сделал то?! Ну проспал маленько, так  овцы все целехеньки!

— Так чаво она тебе сказала-то? — Кричит,  чтоб ноги моей там не было! – размазывая слезы по щекам сопит обиженный  Костя. — Нечаво, не обижайся! Мамка у тебя горячая да отходчивая. Испужалась она за тебя!  — успокаивает старушка мальчика. — А чего испугалась-то, бабушка? – не унимается Танюшка. – И наша мама говорит, чтобы мы туда ни ногой!

— Да место это больно худое! Всячину про него говорят.  – нехотя отвечает баба Груша. — А почему худое-то? – округляет глаза Ванюшка. — Давным-давно, еще когда и меня то не было на свете, тама  церквушка была! Не знаю как уж вышло, а порушили ее. Вот и пошла молва людская что нечистой эта земля стала! Говаривали еще, что клад большой зарыт в ней…да тольки кто не рыл земельку то, все ни с чем уходили. Даже недавно с Москвы, один парень какой-то штукой искал, на длинной палки чаво-то, все сигналу ждал, да так и не запищало. — Это металлоискатель бабушка. – объясняет Танюшка.

— И откуль ты все знаешь, благословленная? – дивится рассказчица. — Ну и подумаешь клад был, я то тут при чем? – недоумевает Костя. — Не хотела рассказывать, да уж придется. Чтобы боле не придумывали туды ходить! – хмурит бровь старушка. — Мы не будем, бабушка! Расскажи! Расскажи! – кричим мы хором, сгорая от нетерпения.

— Ну ладно…слухайте! Только не перебивать…а то я старая , память худая, забуду о чем и сказывала…- расцветает баба Груша. Давно это было.  Еще когда, ваши мамка с папкой под стол пешком ходили! Парнишечка один у нас в деревне жил, батька рано помер, жили оне с матушкой вдвоем. Бедно жили, матка работящая была, за всякую работу бралась, да все равно еле концы с концами сводили…не до богатству! А сынок то на гармошки с самого раннего детства так играл, что заслухаешься!

И откуль чего взялось, батька не игрывал, и в роду никто гармонью не баловалси! Всей деревней ходили   к ним, да дивилися, каку баба песню не затянет, Петенька  тут же подладится! Простой был, улыбчивый, незанравный! Как подрос маленько, девки все по ем сохнуть стали, а яму и делу нет… — А почему бабушка? – любопытствует Танюшка. — Не по сердцу видно все были, аль время не пришло, молоденький был еще…ну так слухайте далее…

— Матка… Шура в ем души не чаяла, как на икону любовалася…Знамо дело, один роднушек и был у ей! Как то летом пошел он в подпаски  с овцами. Жарища стояла  как в байни! От земельки испарина что с каменки!  Хоть парси! Овцы в своих шубах под кусты завалились и звуку не подают. Не отдышаться им бедным, так шерсть на широких спинах ходуном и ходит. Сморило и Петеньку…

Глаза открывает, овцы лежат, а на душе как-то неспокойно?! Глядь, а рядышком девица стоит незнакомая. Одежа на ей плохонькая, ноги босые…а волосы распущенные до самых коленок, да мокрые все, так водица и течет, а в руках ленточка алая, красивая такая. Стоит та, да рассматривает паренька, как диво-какое…А от ейного взгляду по спине холодок. — Не бойся меня, я добрая! – словно читая мысли пастуха отозвалась та. — Я и не боюсь. – заверил пастух. — Чаво мокрая то такая, вроде дождя не было?

— Да я в пруде искупалася…жарко больно. Не хочешь окунуться? – хитренько улыбнулась девица, и от той улыбки засосало где-то в нутрях у Пети. — Откуль ты здесь? Чаво по полям – то одна ходишь? – разговорился он. — А я за грибами  ходила, да заблудилася, никак дороги не найду!–ответила она, не больно горюя. — А корзинка то где? — Потеряла. – пряча глаза еле слышно сказала девушка.

— А ты из какой деревни родом? – обеспокоился Петя. — Да здесь недалече! –  махнула  рукой  в сторону леса новоявленная. — А как звать-то тебя? — Акулиной! — Ничаво, ты не расстраивайся! Солнце клониться стало, маленько…и овец домой погоню! Пойдем в деревню, там на лошади тебя сам и отвезу! – радостно объявил Петя, украдкой любуясь на девицу.

Глазищи у той,  что омут выворачивали душу! — Не могу я в деревню.– испуганно прошептала востроглазая в ответ. — Нельзя мне. —  Не бойся. У нас в деревне даже собаки  и те добрые!  Я тебя с мамкой своей познакомлю. Она у меня знаешь какая! – собирая котомку продолжил пастух. — Одежу какую – нибудь тебе справит, а то твоя — то совсем прохудилась.

— Я к тебе завтра приду, Петенька…- едва слышно прошептала девица, поднял парень голову,  да и обомлел. Как сквозь землю та провалилась. – Вот так Акулина! Аль приснилася все?! – недоумевал раздосадованный паренек. – И откуль она мое имя знает, яж его не сказывал?! – с такими мыслями он и вернулся домой, надеясь  на встречу с беглянкой. Весь вечер просидел в задумчивости.

Да так и лег смурной. А ночью, во сне, Акулину видал, будто играет он на гармошки, а та пляшет, да так, что земли не касается. А потом вдруг  как  хватит Петю за руки мертвой хваткой и давай в болоте топить… Проснулся Петя весь мокрый, едва дышит и тут только заметил что в держит что-то в ладошки.

Разжал ею, а там цвяток болотный, такой во мхах растет, беленький такой, ядовитый…забыла как его зовут –то, тфу ты…вспомнила, богульник! — А откуда тот  взялся?  — удивляемся мы, ежась к друг другу словно от холода. — То неведомо. А тольки потерял покой парень, так всю ноченьку и промаясля. Тольки видит как зовет его Акулина куда-то. А он идет как завороженный…на свою погибель.

Утром ничего не говоря пошел в подпаски, а сам все по сторонам поглядывает, неужто не придет Акулина-то? Влюбился парнишка, околдовала она его…сердечко замирает от страха, а  сам ждет пропащую.  И когда совсем надежду потерял явилася  Акулинушка. Глазищами своими сверкнула так, что заныло в груди у  паренька. Быстрехенько смекнула  девица  в чем дело!

Да  давай еще пуще прежнего ластушкой льнуть! Совсем опутала несчастного. — Петенька. Я слыхала ты на гармошке играть мастак? Сыграй для меня. Я так плясать люблю.  — Как не сыграть, сыграю. Только завтра. – едва ворочая языком промолвил тот. Столько вопросов в голове крутилось, а все слова куда-то девалися.  А тут  еще и сон ночной  всплыл… совсем не по себе стало, побежала дрожь по телу.

А по небу тучки заходили, и впрямь холодать стало. Глядит Петя, а Акулина-то опять вся как в воду помоченная. — Не холодновато ли купаться в таку погоду? –спрашивает Петя. — Нет…вода такая теплая. Как молоко. Пойдем со мной ясноглазый, поплаваем…- она оказалась так близко, что у паренька перехватило дыхание. Земля пошла кругом…  не то ль от багульника, вплетенного в волосы Акулины, не то ли от   ласковых девичьих речей. А тока парень совсем голову потерял.

— Пойдем. –говорит. А где пруд-то? — Недалече,  в лесочке. Больно люб ты мне Петенька.  – а сама к губам парня  льнет, шею ручками своими обвила, да как вскрикнет нечеловеческим голосом. Отпрянула от пастуха, дрожит вся…глаза горят…лицо перекошено. А руки дымятся… — Сними . – шепчет словно змея. – Сними крестик Петенька. Он  соединиться нам мяшает.

Не сымешь его, не приду к тебе боле. С тоски по мне засохнешь! – с этими словами и исчезла. Душа у Пети заныла не к добру. Тут дождь пошел, сильный такой. Петя весь до нитки промок, пока с поля овец гнал. А ночью жар его свалил! Горит весь…в бреду мечется!  Все про какой-то пруд, да купанье, лепечет. Шура глаз не сомкнула до самого утра, все салом натирала сыночка, да компрессы делала. Да толку мало, очнется тот на маленько, да опять в сон проваливается!

  Мерещится ему Акулина, сидит та на травке, в косу алу ленту вплетает. — Петенька… родимый.  — глаза подняла от черного омута да жалобно так смотрит. — Люб ты мне больно, истосковалась я.-  от слов   таких как кипятком тело  прожгло. —  Крестик сними, ясноглазый мой!   Да приходи на наше место…ждать буду…

На вторые сутки перевалило, а Петенька все в себя не приходил. Шура бросила все и побежала к знахарке нашей деревенской. Очнулся парнишка, как кто разбудил, видит на постели та самая лента лежит. Защемило сердечко, соскочил Петя, засобирался на свиданку, да только тут же и упал как подкошенный. — Что же ты не идешь к своей Акулинушке, Петенька?! – слышит сквозь дрему.

А встать не может. Словно сила кака не пущает. Так и провалился опять. Знахарка сразу сказала, что дело  нечистое, да углы избы принялась крестить, тут то и заметила она ленту алую у постели болящего.  — Опутала парня мытарница – лихоманка. – заключила  колдунья глядя на находку. —  Что же делать то таперь?  — завыла Шура, прикрывая рот платком. — Не реви милая. Сдюжим. Ету  ленту мне дай,  я посмотрю на вечерней заре, чаво и как. Потом тебе скажу, а ты Петеньку никуда не пущай.

И про меня молчи. Работай займи, пущай дома сидит. На том и порешили. Да тока дел в деревне стока, жар спал и полегчало чуть на сердце у матери. Пошла она скотинку убирать в хлев. А Петенька то и давай скопляться. Крестик снял, как и велено было, да под подушку спрятал. А сам все ленту ищет, аль думает привидилася в бреду?… А матка то с дойкой и заходит в избу. — Чаво сынок потерял? – спрашивает та. — Да, дудочку делал в подпасках,  для Васятки соседского…никак найти не могу.

— Не видала я, Петенька. Да куды ты соскочил-то, больной еще! – засуетилася та. – Вон молочка парного попей. — Налей маманя. А я пока в уборную схожу. – схитрил Петя. А сам гармонь в охапку да и побежал за кузленку на песчанки. На небе зорка вечерняя ворожит, роса ледяная по земле стелется, а  парнишка тольки и думает, как бы на Акулинушку    поглядеть, хоть одним глазком.

— И не боялся?! Неужто не понял, какая она? – заволновалась   Танюшка. — Да любовь глаза всякому застилает…погоди родимая, оно ведь не все так просто. –выдохнула старушка. – На чем я закончила то? Вот ведь беспамятливая! А  вспомнила!…В ето время Шура спохватилася, нет Петеньки! Сердце материнское завихнулося, бросилась бедная баба к постели, а из под подушки крестик-то и вывалился.

Побежала она за сыном следом, про все на свете забыла! И про  знахарку и про ленту алую! Бежит да молится, а в руках все крестик сжимает Петенькин! Добежала она до песчанок, а тама нет никого…слышит где то совсем рядышком гармошка заливается! Подошла  она крадучись, видит мошок небольшой,  тама пруд старинный, затянутый мохом… а вода в ем черная.

Рядом с омутом сидит Петенька да на гармошке играет! Счастливый такой, как в детстве! А по моху девица пляшет,  что летает! Повернулася она к Шуре лицом, а та так и села в осоку от неожиданности! — Ну здравствуй, Шура! Не ожидала меня увидеть? – прошипела зло Акулинушка. Петенька, завидев мать, к ей было бросился, да тока плясунья преградила ему путь. — Акулинушка, это матушка моя родная. Помнишь, я тебе про нее сказывал? – просиял ничего непонимающий парнишка.

— Сынок! Знаю я ее родимый! Вместе росли, вместе работали,  на гулянки ходили. — Одного мужика любили…- ощерилася зверем Акулина. — Я ничаво не понимаю! — взмолился Петя. — Твоей матки все досталося, а мне ничего! — Никто не виноват, что Егорушка меня полюбил! — Ты виновата! Я была красивее и лучше тебя! А он… я как узнала про вашу свадьбу, так и пришла сюда…

— Значит ты здесь…зачем Акулинушка! Зачем ты это сделала? Мы тогда всей деревней тебя искали,оплакивали да так и не нашли! — Не понимаю, мама! Чаво вы говорите? – недоумевал Петя. – Неужто… — Сынок. Акулина  пропала 16 лет назад. — Значит, тебя нет? – отпрянул напуганный парнишка от возлюбленной. – Ты привидение? — Называй как знаешь, ясноглазенький!

Тока теперь мое время! Коль Егор не достался, тебя с собой заберу! – окатила холодом Акулина. — А крестик то снял, как и просила! — по-хозяйски обвивая шею парнишки,  расплылась  от удовольствия   девица. Петенька  послушно таял в объятиях злодейки. Материнское сердце искало выход, лазейку…да не находило! — Не дай поцеловать! – подсказал голос знахарки.

И тут Шуру прорвало! — Возьми меня, а сына оставь! – взмолилася она. – ты же на меня злишься? — Живи и мучайся одна! А Петеньку ты боле не увидишь! –– Губы Акулинушки  почти коснулись нецалованного парня, как вдруг она взвыла как зверь лютый да и рассыпалася на пылинки! — Знахарка помогла? – заключила догадливая Танюшка.

— Она родимая. – сияет бабушка Груша. — А как бабушка? Как? – не унимаемся мы. — Так она ленточку та сожгла, да еще помудрила, чаво знать нам не положено! А вот матку с батькой слухать  надо! – заключает нравоучительно баба Груша.

— Ой, Костька. А вдруг бы она и к тебе вышла.  – смеется Санька. — Не, боле ей никто не видал! Омут тот так и прозвали с тех пор Акулининым. А место ето дурным и осталося!. А на песчанках бывает еще клады роют чудаки всякие! Да  толку мало! Видать хорошо охраняется!

— Бабушка, а Петька то как? – спрашивает Ванюшка. —  А они с маткой в другую деревню почки сразу переехали. Говорят, боле гармошку в руки ни разу не взял. Во как!

Арина Новгородская