День рождения

Наша деревня Егоршино неприметна среди сотни деревень нашего края. В окружении лесного массива, она, с высоты птичьего полёта, напоминает золотую рыбку в еловых, да сосновых объятиях. Насчитывающая пятьдесят дворов, она была оплотом добрых традиций и памяти своих отцов. Чего греха таить, многие молодые жители уехали в мегаполисы, но тот, кто понимает красоту и чистоту первозданной природы никогда не уедет из деревни, да ещё такой, как наше Егоршино. Расположена деревня возле небольшой, по этим краям, речки, которая протекала серебристой лентой по зелёным берегам .

Летом деревенская детвора находила утешение в этой холодно-голубой прохладе. Некоторые дома располагались вдоль берега реки. А огороды, прилегающие к домам, упирались в травянистые прибрежья. Местные мужики чуть ли не каждый имели лодки, но вот как говорили деревенские женщины: — Была рыба, да вся вышла. Конечно, водилась рыбёшка, но давно канули те времена, когда рыбак приносил по полмешка рыбы. И теперь лодки, словно сторожевые псы, упёршись носами в травянистый берег, «загорали» на берегу.

Была суббота, и местный народ имел привычку посидеть после баньки и покурить табачок самосад. Крепкий домашний табачок они предпочитали всяким заграничным товарам. А уж если ещё и бражки попить, так это наши деревенские мужики завсегда в первых рядах… А вот и случай подвернулся. Нашему всеми уважаемому Матвею Ерофеичу сегодня исполнялось шестьдесят пять лет, дата, оно конечно, не круглая, но для деревни великое событие. И сегодня его баба с утра замесила тесто и готовилась печь пирог с грибами — любимое лакомство своего Ерофеича. И за столько лет супружеской жизни никогда не изменяла своим правилам.

Деревня небольшая, и все местные мужики, зная гостеприимство Матвея и Дарьи, ждали приглашенье. А уж те, кого порой и забывал пригласить к себе Ерофеич, приходили сами. Поскольку ни одно строительство не обходилась без Матвея — умельца по плотницкому делу. Он был в первых рядах помощников, невзирая на свой возраст. Вот и сегодня, едва солнце позолотило верхушки елей да сосен близлежащего леса, кинув взор на деревенские избы с резными окнами да ставнями, работы местных мастеров, Ерофеич, слегка упираясь на палку, с которой не расставался последние два года, колесил по деревне.

Он напоминал, всем, что на вечер будут пироги. О спиртном речи не было, все знали, что самая лучшая брага это у него. Мужики и бабы, выводившие коров на луга, завидев Ерофеича, махали ему руками, поздравляя его с днём рождения. — Придёте? — кричал Матвей им, а в ответ неслось: — Ну как же без нас. — Будем ждать с Дарьей,- кричал он, продолжая шагать дальше. Пройдя возле ракитника, он очутился в проулке, где жил его друг Егор. Остановившись у дома с резным фасадом, Ерофеич крикнул закадычного друга:

— Егор! — Чего тебе? — отозвалась на зов Надежда — жена Егора, ловко орудуя сапкой в палисаднике. — Надь, ты передай Егору, что мы ждём вас к себе. — Да передам, чего уж. Он со вчерашнего дня рубаху да брюки наутюжил,- сказала Надежда. — Прямо, как жених перед свадьбой. Ой, и смешные вы мужики, — добавила она, глядя на Матвея. — Ладно тебе время тратить — придём, куда мы денемся. К восьми часам он обошёл всех, приглашая в гости…

— Где это ты с утра мотался? — встретила его вопросом Дарья? — Дак я это…ну чтобы не забыли, — пробормотал Ерофеич и прошмыгнул в дом. Войдя в сени, он почувствовал запах пирога разносившийся по всему дому. — Где это тебя носило? — поинтересовалась старшая дочь, прибирая к празднику дом. — О, и эта туда же,- подумал Матвей, — копия мать. Он промолчал и прошёл дальше. Зять Матвея справлялся по хозяйству, и его не было в доме. — Так, — осмотрев весь арсенал праздничного приготовления, потирая руки, подумал Ерофеич. — К вечеру соберутся…. К часам десяти по деревне задымились баньки.

Будто кто издавна командует великим делом. И по дорожкам потянулись к банькам бабы с невестками и дочками, да мужики с сыновьями. Да и кто не любит попариться дубовым или берёзовым веничком, наслаждаясь ароматом распарившихся листьев и брошенных в чан с горячей водой разных трав. В деревне не было таких, людей, которые бы не любили попариться. Видать крестьянская душа знает в этом толк.

— Егор, — позвала мужа Надежда, — ты в баню то идёшь или мы с Верой пойдём первыми? — Идите, — махнул Егор рукой, – я потом пойду. Прихватив бельё, и, сняв в чулане берёзовый веник, мать крикнула невестке: — Вера, догоняй, — и, сойдя с крыльца, направилась по дорожке к бане. — Ну и натопил муженёк баньку, — подумала Надежда. В свои пятьдесят лет, она выглядела очень соблазнительно, хотя многие женщины теряют свою привлекательность от деревенской работы. Невестка догнала мать на тропинке и, обняв за плечи, пошутила: — Отец решил нас сегодня совсем замучить, — прошептала она.

— А мы, мама, не поддадимся. И они засмеялись. — Ишь, две курицы, пошли полоскаться, — съязвил Егор, видя, как женщины идут в баню. Он посмотрел вдогонку и подумал: — Эка невидаль баба, а тянет порой до женской ласки, — и облизал губы, словно кот стоящий перед миской сметаны. — И чего это я разволновался?

Чай, своя баба всегда рядом, — и он успокоил свои нахлынувшие мысли. — Да и моему Никите повезло, — заключил он, глядя, как шли Надежда и Верка по дорожке. — Хваток сын, весь в меня. Он неторопливо прошёлся к калитке и поправил на ней засов. Проверив, как тот работает, Егор возвратился к дому и присел на скамейку… Лёгкие облака разбрелись по голубому небесному полю, будто стадо овец, которое проспал пастух. Солнце то светило ярко, то, играя в жмурки с деревней, пряталось за одной из туч.

Наступившая минутная прохлада и небольшой ветерок давали передышку суетившимся на огородах людям. С утра на реке были слышны крики и смех деревенской детворы… Надежда взяла ковш, лежащий на скамейке, набрала в него горячей воды, и плеснула на камин. — Ой, мама, не плескайте больше,- вскричала невестка окутанная паром, который поднялся к потолку. — Тут и так дышать нечем. — Чай не пряники, не размякнем, — засмеялась Надя и, взяв веник, принялась похлёстывать молодое тело невестки.

— Вот сейчас и хворь и всё остальное выбьем, — шутила она, ударяя по раскрасневшемуся телу Веры. Та лежала на животе, и было видно, как грудь упиралась в полок. — Красивая у меня невестка, — мысленно одобрила она выбор сына. — Таких вот невесток ни у кого нет. — А теперь развернись, я тебя и спереди похлещу. – Ну, уж нет, тут я сама, — умывая холодной водой лицо, проговорила невестка. Она взяла веник из рук свекрови и начала хлестать себя по животу и ногам. — Так-так, — поддакивала свекровь в такт ударам невестки.

Раскрасневшееся тело просто горело под ударами берёзового веника. Сидя на полке, Вера ополоснулась водой. И, открыв дверь, она скрылась в предбаннике. Закончив мыться, обе женщины, накинули полотенца на мокрые волосы и, надев халаты, вышли из бани. Навстречу им уже шёл Егор. — Я уже подумал, что вы совсем растворились в пару, — пошутил он, глядя на раскрасневшиеся лица жены и невестки.

— Ладно тебе, — перебила его Надежда, — иди лучше мойся, да надо собираться уже в гости. Матвей уже видать заждался, а ты всё не соберёшься. Егор взглянул на невестку, на её красивую и лёгкую походку и подумал: — Знал мой Никитушка, кого в жены брать. Даже у меня кровь играет и тут же подумал: — Своя жена не хуже других, — и он расплылся в улыбке от удовольствия. Раздевшись в предбаннике, Егор шагнул в баню, откуда пахнуло тёплым воздухом.

Взяв ковш, он плеснул на раскалённые камни кипятком, и тут же всё помещение наполнилась жгучим паром. — Эх, — закряхтел Егор окутанный паром. Его тело, получив горячий всплеск от удара веника, встрепенулось. Чем больше Егор бил себя по спине и ногам, тем сильнее ему хотелось ощущать прикосновение волшебного веника, дающего здоровье и долголетие. Когда он вышел из бани, его тело было легче пуха. — Вот бы сейчас крылья, — подумал Егор и тут же услышал голос Надежды: — А Никита? Где он, не идёт что ли? Он что, особого приглашения ждёт от Ерофеича? Тот может и обидеться, коль не придёт.

— Пойдёт, — ответила Верка, — не на пожар, куда торопиться – догонит. — Вот баба, язвить её, — пробормотал Егор, — на всё ответ даст. — А вот он и сам появился, — указав на тропинку к дому, по которой шёл Никита, ответила Верка… Когда Егор со своей семьёй появился у ворот Матвея Ерофеича, там уже были гости.

— Неужели без меня начали? — произнёс с сожалением. — Да уж куда без тебя начнут, — полушутя произнесла Надя. Они подошли и поздравили именинника с днём рождения. Егор обнимал друга и похлопывал по плечу. — Желаю, чтобы ещё столько же прожил и здоровьем, чтоб не обделил господь, — произнёс Егор, тиская друга в руках. Дом не мог вселить всех приглашенных, поэтому столы решили ставить на улице.

Вскоре угощение было расставлено на столах , и гости, как по команде, расселись за праздничный стол. Много лилось хвалебных тостов в адрес Матвея Ерофеича. Он только успевал принимать поздравления. И за каждым разом гранёные стаканчики наполнялись сладкой брагой. Во дворе у Матвея стало шумно, и было похоже, что лесной пчелиный рой, улетел с насиженного места и примостился на травянистой поляне, где стояли столы.

Гости, изрядно выпившие, вели меж собой разговор. Татьяна, жена местного кузнеца, толкнула мужа под бок: — Давай, муженёк, барыню. Тот взял стоящую рядом хромку и, растянул меха. Все гости, услышав звуки гармони, тут же повставали с мест. Женщины, что моложе, подхватив мужиков, пустились в пляс. На травянистом покрывале во дворе уже не было места, где упасть яблоку. Гришка, тракторист, крепко держа Настю за талию, выделывал такие па, что казалось, они оба свалятся в зелень травы.

— Осторожнее ты, Гриша, с тобой женщина, а не рычаги трактора, — смеясь, шептала она ему. Её разгорячённое тело жаждало мужской ласки. Уже четвёртый год, как вдова, она, уставшая от одиночества, вдруг выплеснула свою энергию в танце. И, прижавшись к Гришке, шепнула, как бы невзначай, с улыбкой: — Пришёл бы, Гриша, что ли, или боишься баб? — А мне чего бояться? — притягивая её к себе ближе, горячо шептал он.

— Я ведь Настя могу и прийти… На другом конце двора Егор, захмелевший изрядно, склонив голову, что-то рассказывал соседу, размахивая руками. Потанцевав, гости умостились, кто, где передохнуть. Мужики собрались в сторонку и задымили табачком. Незаметно небо заволокло тучами, и горизонт издавал золотисто – оранжевый «крик» уходящего солнца. Эти лучистые выбросы осветили дома и нырнули в реку, словно ожидали вечерний невод. Надежда подошла к мужу, подняла его и повела к сидящим женщинам.

— Давайте, бабоньки, споём нашу задушевную песню и, усадив Егора на лавочку, запела. …вот кто-то с горочки спустился, наверно милый мой идёт… Женщины тут же подхватили песню, и мелодия поплыла, подхваченная легким вечерним ветерком, по деревенским улицам и над рекой. К ним подошли Дарья и Матвей. Обняв Егора и Надежду, они начали подпевать всем знакомую песню. Звонкие женские голоса и баритон Егора сливались в песенный ручей, спешащий вдаль. Чувствовалось в ней и женское страдание, и радость встречи с любимым, который завладел женским сердцем. Недалеко от поющей компании, прислонившись к белоствольной березе, Григорий пытался поцеловать Настю, о которой давно мечтал.

Только сегодня он решил попробовать завоевать её сердце. — Да погоди ты, — тихо, чтобы никто не слышал, полушутя говорила Настя. — Больно уж скорый ты до ласк. Вот пойдёшь провожать домой, а там погляжу пригласить тебя к себе или нет, — глядя в глаза Григория, говорила она. Он не отпускал её и старался прижать к себе. — Даже не знаю, Гриша, чего-то я боюсь, — не отстраняясь от него, говорила Настя. — Хоть и вдова, а сплетен не хочу, если серьёзно, то я давно мечтаю, чтобы быть с тобой. Парень ты не плохой и мне нравишься.

Но ты же знаешь у меня дочь, а мне насмешки не нужны, и она прижалась спиной к его груди. Он целовал её шею, и мочки ушей от чего она таяла. — Гриша, прекрати люди увидят, — старалась урезонить она парня. — Домой придём, тогда уж, чтоб никто не видел, — успокоила она парня. Сгустились сумерки, кто-то догадался включить лампочку на улице, и небольшой уголок двора осветил яркий свет. Муж Татьяны играл на гармонике, а она пела задорные деревенские частушки, порой, не только про любовь и комбайнёров, но и с «картинками». Тут же бабоньки, заслышав такое, смеялись от души…

Многие гости уже простились с гостеприимными хозяевами и разошлись по домам. Дарья с соседкой собирали пустую посуду со столов, и уносили её в дом. Ничего не предвещало неприятностей, но тут по тропинке, ведущей к дому Ерофеича, прибежала, запыхавшись и с испуганным видом, тётка Матрёна. — Там, там, — произнесла, заикаясь и глотая слова, — он — утопленник. Гармонист Пётр отпустил гармонь, и бабы, что сидели, всплеснули руками, заохали. — Ой, и кого это угораздило? — запричитали они, и послышались женские всхлипы. — Где утопленник? — спрашивали мужики трясущуюся Матрёну.

— Там, — и она указала в сторону реки. Все бросились к реке. — Фонарь, фонарь! — кричал, кто-то, — прихватите фонарь, чтобы посветить. Мать честная, чертыхались мужики. И кого это угораздило в такой-то день. — Это же надо! Такого случая отродясь у нас не было,- бормотал местный пчеловод Пахом, ковыляя за всеми. Егор, шагал впереди, всматривался в серое марево уже потемневшего неба и выискивал глазами утопшего на реке. Фонарь, который прихватил зять Матвея, выловил на берегу лодку, а над ней у борта торчащую из воды руку.

— Вот, — вскрикнула всё та же Матрёна. — Я же говорила, утоп,- показывая на торчащую руку. Когда осветили берег, то увидели поддатого конюха Федора, который изо всех сил старался вылезти, но не мог. По пояс в воде он не мог понять, как попал в воду. — Ну, Фёдор, — завопили бабы, — какого чёрта полез в воду, да ещё пьяный? В ответ он смотрел мутными глазами и только моргал. Мужики, которые были трезвее, вытащили мокрого Фёдора на берег. С него текло, как после хорошего дождя. Подхватив конюха под руки, кое-кто из молодых гостей отвели Фёдора домой.

— Эй, Василина,- крикнул один из сопровождающих невестку Фёдора, передавая ей в руки пьяного и мокрого свёкра. — Принимай, вашего мореплавателя. — Вот уж, горе луковое. И где это его так? — разводя руками, спросила она. — Да в реке купался,- смеясь, ответили мужики. Постепенно шум веселья шёл на спад, и только кое-где по деревне были слышны отрывки песен, идущих с веселья мужиков и баб… — Гриша, ну вот мы и пришли,- сказала Настя, подходя к калитке дома. Она прильнула к нему и проронила:

— Смотри, у меня дочь спит, осторожно проходи. — Знаю я, — ответил он, проходя в открытую дверь. Настя не стала зажигать свет и провела его в свою комнату. Она заглянула в комнату к дочери. Та спала крепким сном и, поворочавшись немного, тут же засопела. Настя прошла в свою комнату, шепнула Григорию: — Дочь спит. Раздевайся, чего как столб стоишь. И прижалась грудью к его груди. Он одарил её страстным горячим поцелуем, и она обмякла в его руках Лёжа в постели и, прижавшись к Григорию, она наслаждалась лаской молодого мужчины.

Эти четыре года ожидания были настолько томительны, что прикосновение мужчины вызвало в ней вулкан страсти, который невозможно было унять только одними поцелуями. Выплывшая из-за тучи, любительница чужих секретов, луна глянула в окно и, стыдясь, снова скрылась за набежавшей тучей. — Не мне решать их судьбу, — прозвенела она своим серебристым голосочком… Хоть Егор и шёл на поиски «утопшего», но всё равно Надежде и Никите пришлось держать отца, чтобы идя домой, он нигде не упал.

Переступив порог любимого дома, Егор совсем расслабился и только добрался до кровати, сразу уснул. Надежда укрыла его покрывалом и, вздохнув, подошла к зеркалу на стене, расплела косу и, надев ночную рубашку, легла рядом со спящим мужем. В комнате Веры и Никиты горел свет, и они готовились ко сну. Никита разделся и лёг утомлённый гуляньем на дне рождения. — Ты скоро? — спросил он Веру, постукивая по матрасу рукой.

— Сейчас, не торопи, — ответила она ему. — И чего это тебе сегодня так не терпится, — улыбнулась она и, сняв с себя нижнее бельё, надела ночную. — Красавица моя, — глядя на её красивую фигуру, подумал он. Она присела на край постели и, поправив подушку, легла, повернувшись к мужу. Он обнял её и провёл рукой по груди. Их губы не замедлили испить страсть влечения. — Погоди, — сказала Вера, — что-то хочу сказать тебе. — Что, дорогая, — шептал он, не давая ей отдыха. И она положила его руку на свой живот:

— А вот чего. — Да ты что, правда? — воскликнул он, ещё сильнее прижимая жену к себе. Никита хотел закричать: » ура», да Вера прикрыла ему рот. — Погоди, разбудишь всех в доме, подумают, что пожар случился, — смеялась Верка, продолжая дарить ласки мужу. Над спящей деревней зависла звёздная летняя ночь. Её необычайная тишина входила в каждый дом, принося с собой дивные сны, радости и утехи. Но где-то на востоке королева утра уже запрягала огненно-ярких коней и готовилась к штурму восхода.

Изредка покрикивал филин, нарушая тишину. Деревня после бурного веселья отдыхала… Пропели третьи петухи, и всполохнулось зарево восхода. Оно осветило путь, по вершинам величавых сосен, золотистым щитом стуча в светящие огнём литавры, пробуждая жителей обычной русской деревеньки. Никита вышел во двор.

Он вытащил из колодца ведро воды и налил в умывальник. Пока он умывался, незаметно подошла жена и, держа полотенце в руке, смотрела на Никиту. — Возьми полотенце и оботрись, — сказала она. — Новый день должен принести нам счастье, — произнёс Никита и обнял жену.

Михаил Кюрчевский