Завещание

— Фёдор!.. Фёдор!..- крича, что есть мочи, Степан забежал на крыльцо соседского дома. Сердце его бешено колотилось в груди, хотя к такому событию, какое, как ему казалось, случилось, он был готов уже более года. Тогда они с Фёдором договорились, что будут, коли ещё живы, вывешивать по утрам над крылечком флаг. И вот утром Степан, глянув в сторону дома своего соседа Фёдора, оторопел: флага над крыльцом не было. Ладно было бы слишком рано, но часы к ужасу Степана показывали почти девять.

Почуяв неладное, Степан бросился к дому Фёдора. Дверь в сени оказалась открытой, как они и договорились. Пересекая переднюю, Степан невольно прислушивался: вдруг Фёдор просто забыл про флаг. Открывая дверь в горницу, Степан беспрестанно кричал: «Фёдор!..Фёдор!..» Когда же он окончательно распахнул дверь, то увидел своего друга и соседа лежащим на высокой железной кровати. Фёдор, лёжа в постели, держал в одной руке ручку, а в другой лист бумаги.

Услышав крики Степана, он повернул голову и уставил в Степана полный тоски и печали взгляд. Степан от увиденного опустил руки и укоризненно покачал головой: — Федя-Федя…съел ведьмедя…Нехорошоо…Что ж  ты, братец мой, и флаг не вывесил и валяешься до сих пор…да…да ещё и молчишь? Мы с тобой так не договаривались. В чём дело? Фёдор вздохнул и положил бумагу и ручку на табуретку, стоявшую возле кровати.

— Что-то я, Федя, не пойму: ты не в писатели случайно подался? Поди, рассказ решил написать, — пошутил Степан. — Рассказ… Тут, я думаю, и романом не обойдёсси… Извини, Стёпушка, что заставил тебя волноваться. Обстоятельства так сложились, что их… — Валяй, Федь, выкладывай, чего у тебя там случилось… — Не то, чтоб случилось… Вчера Зинка пенсию принесла. Она, Зинка-то, молодец! Всегда…ухх, никак спину не разогну…всегда, понимаешь, приветливая, улыбается — приятно видеть такого человека.

И всегда так: » Дядь Федь, праздник в дом пришёл!», — это она про пенсию. Фёдор встал наконец с кровати, держась за поясницу, и пошёл в переднюю — так в селе было принято называть первую от входа в дом комнату. Через пару минут он вернулся, держа в руках бутылку водки и тарелку с нарезанной колбасой и хлебом. Поставив на стол угощение, Фёдор пригласил Степана к столу: — Давай, Стёп, присаживайся.

Понимаю, что с этим, — Фёдор скосил взгляд в сторону бутылки, — рано, но случай сегодня особенный. Придётся нам с тобой хорошенько подумать и принять некое решение. Степан, не возражая, присел к столу. Он и сам уже понял,  что разговор предстоит весьма серьёзный, раз Фёдор решил посидеть с бутылкой в горнице, хотя обычно такие дела происходили в передней. Фёдор, кряхтя, сел на стул и слегка подрагивающей рукой наполнил рюмки водкой до самого края. Степан даже напрягся, думая, что фёдор потерял контроль за происходящим процессом.

— Ну чего, Стёп? — подняв осторожно рюмку уже твёрдой рукой, сказал Фёдор, — давай за то, чтоб не было в нашей остатней жизни никаких катаклизмов.  Старики чокнулись, звякнув хрустальными рюмками, и, взяв по кусочку хлеба, чтоб было чем занюхать, выпили. — А что, Стёп, а?.. Нормально ведь? — Нормально Федь…Фуу…

Давненько я об эту пору рюмок не поднимал. — Я щас, Стёп. Совсем забыл. Фёдор уже более ловчее засеменил в переднюю. — Ааа!..- заходя в горницу через некоторое время, воскликнул он. — Смотри! Гришатка вчера мне припёр! Я ему напильник в пользование давал. Видишь? Решил малец угостить старика. Фёдор держал в руке здоровенного сушёного леща.

— Я ему говорю: Гриша, спасибо, милый, но посмотри-ка мне в рот: видишь чего-нибудь? Чем же я твоего леща грызть буду? Гришатка надулся и говорит:» Найдёшь чем. Вы со Степаном, два старых хрыча, чёрта сгрызёте», — засмеялся и утопал себе. А я думаю: и правда, как-нибудь с друганом попробуем, что за чудо мне Гришатка принёс…Щас, Стёп, досочку и ножик принесу, а ты разрежешь леща-то. Ээх, засосём его с водочкой, ха-ха-хаа!

Между тем Степан с нетерпением ждал возможности задать суетящемуся Фёдору вопрос относительно его сегодняшнего состояния. Старики выпили ещё по чуть-чуть, закусили, и Степан, пока Фёдор опять не засуетился, взял бразды правления в свои руки. — Федь, ты так ничего и не сказал о сегодняшнем утреннем кошмаре — по крайней мере, для меня. Чего у тебя случилось-то?.. Ааа?.. — Нуу… Вчера Зинка пенсию принесла…

— Ну? — Не перебивай, Стёп, а то я с резьбы соскочу и забуду, о чём сказать хотел… Так вот… Расписался я, денюжки от неё получил, по её настоянию пересчитал их, чтоб, значит, как она сказала, не было недомолвок. «Может, — говорю, — Зина, чайку попьём? Только ведь перед твоим приходом свеженький заварил…прямо, как чуял, что ты придёшь».

«Давай, — говорит, — попьём: чего не попить-то? Глядишь, и ноги немного отдохнут…да…да и ты у меня сегодня последний». Налил я чаю и ей и себе. Сидим, пьём. А Зинка-то прихлёбывая чаёк, и говорит: » Хороший у тебя, дядь Федь, дом…большой, крепкий… Кто у тебя его унаследует? «Чего?» — спрашиваю. «Кто, — говорит, — наследником будет? У тебя же есть сын и дочь. Кто из них хозяином дома станет?»

» У меня…что? — вроде, удивляюсь, — разве дети есть?» » Совсем ты, старый, всё на свете забыл…Э-хх. Забыл что ли?» » Да, — говорю, — я-то думал последне время, что это деточки обо мне забыли. Сколь лет ни разу нос сюда, ко мне, не показали…то есть, значит, в моём доме. Спасибо, — говорю, — что напомнила мне, что у меня есть сыночек и лапочка дочка».  Как она, Стёпа, заржёт…я думал, что стёкла в окнах повылетают.

«С ума, — говорит, — вы все старые посходили. Вот не станет тебя, кому дом-то отдадут: сыну или дочке, а? Приедут и будут делить твой дом по брёвнышку, по досочке…даже…даже вилки с ложками поделят: главное, чтоб другому ничего лишнего не досталось». «Бог ты мой! — я аж вспотел. — Чего ж, — говорю, — надо сделать, чтоб войны меж ними не получилось?» «Надо, — говорит, — завещание написать: кому, значит, и что должно по нему отойти… Ладно, — улыбается, — пойду я, а ты хорошенько над моими словами подумай», — хлопнула дверью…и адью.

Вот Зинка, зараза, заганула мне загадку. Стёп, вот скажи:оно мне надо всё это на старости лет? Я-то даже подумал вгорячах: да чёрт с ними — пусть делят, как хотят, матть её! Не приедут, не навестят, а я думай, как… Что скажешь, Стёп? Тебе-то, конечно, проще: вас двое, а я один, как перст. Ну?.. Или…давай-ка, ещё по одной хряпнем, чтоб мысли бойчей пошли. Наливай, а то у меня, прямо, опять трясучка началась. Господи…

— Завещание, говоришь?.. Я, Федь, в этом ничего не понимаю. А вот скандалы на почве раздела имущества — дело не новое. Помнишь, может быть, какой скандал был, когда у нашего классного руководителя отец помер? Старый был…страсть какой. Последние лет двадцать он один жил. Домик у него — курям на смех. Сейчас сараи и те поболе строят…Но…В каждое дело имеет  привычку влезать «но»… Понимаешь? То-то…Дед-то у этого старика был человеком богатым: три меленки имел…ветряки, значит, а это…сам понимаешь, поди? Одну, последнюю, я ещё даже помню. Стояла она посреди поля, на бугорочке.

Но пришло время, колхоз у него…эээ…у внука, получается, эту мельницу и отобрал или ещё что — этого я не знаю. Дядь Ваню, как бывшего хозяина, поставили начальником, вроде бы, мельницы, которую из поля перенесли к колхозному току. Короче говоря, стал дядь Ваня колхозным мельником. Работы у него было о-ёй сколь! Зарплату в то время давали в основном зерном, так что…сам, поди, понимаешь.

Бытовало мнение, что денег у него было — куры не клюют, хоть дом имел хуже иного курятника. Поговаривали, будто он денежки копил для лучших времён, а каких таких — никто объяснить не мог. Куда дядь Ваня девал деньги? – хороший вопрос. А, значит…а?..Когда дядь Ваня помер, обе его дочери и сын тут же примчались, хотя последние лет, поди, боле десяти…ааа…может и боле, в селе их никто не видел. Глянули они на отцову халупу и ахнули: а куда, мол, деньги-то делись, коль и в дому стол да пара табуреток, да кровать ещё царских времён?

Больше-то ничегоо! Сам собой назрел вопрос:  куда это дядь Ваня, их, значит, отец, подевал весь свой капитал? Классного-то нашего они и близко к дому не подпустили. Двое суток дом вверх ногами переворачивали: деньги искали. Только, видно, ничего не нашли и укатили ни солоно хлебавши. Даже и с родным братом, нашим учителем, не попрощались.

— Я, Стёп, эту историю тоже хорошо помню. Классный-то наш всё правильно сделал: чего спорить на пустом месте, хотя к нему от брата и сестёр претензий было предъявлено много. Как отца навестить, их нет, а…а тоже туда. Года, наверно, три наш учитель Николай Иваныч с отцом нянчился, потому что дядь Ваня почти не вставал, а уход-то за ним нужен был или нет? Об этом братик да сестрички, похоже, и не подумали вовсе.

Решили в наглую хапнуть деньжонок. Держи карман шире! Были деньги у дядь Вани или не были — никто не знает… Получается что? Какой вывод, Стёпа, можно сделать относительно этой истории?.. А ты говоришь: рассказ… Выходит Зинка, зараза, права? Написал бы дядь Ваня завещание, и всё встало бы на свои места…то есть: кому, значит, и что принадлежит. Верно я говорю, Стёп? — Верно, Федь…

Ещё как…верно. Всю жизнь мы с тобой прожили, а такого пустяка в голову   никогда и не…не… Хотя…какой пустяк?.. Федь, давай, на крылечко выйдем, а то что-то в голове не то… Мы с тобой, как алкаши, с утра пораньше, как говорит молодёжь, бухаем. Ааа? — Ха-ха-хааа! — Фёдор смеялся до слёз. — Умеешь ты, Стёп, насмешить в тему. Я не о том, что мы бухаем, а о том, как рассуждаем чёрт те о чём. Э-хе-хе… Не пойми чего сказал… Кто это интересно в нашем селе хоть когда написал завещание? Ты случаем не помнишь?

— Неет… — И я нет. Чего завещать-то, чем можно детей заинтересовать? Может: дворцами, яхтами, огромными капиталами, заводами-фабриками…а? Да…да…эх!..слов нет. Пока до старости доживёшь, от дома одна труха останется. Пенсия…так её, окаянную, ни на что не хватает. Было бы  у меня пара дворцов да мильёнов сто, скажем, в придачу: вот тогда можно было бы и завещание писать. Даа…да и дети, я думаю, вокруг меня вились бы, как пчёлы над ульем. Что мне жалко что ли было бы завещать им дворцы да мильёны? Конечно, нет…

С собой ничего ведь не возьмёшь… А тут попробуй придумай чего кому завещать: дом гнилой, еле на столбах стоит; пять курей да пенсия, что курям на смех. Курочку-то одну даже придётся зарубить — иначе никак не поделишь…да и то, если к тому времени не передохнут. — Зинка, вроде бы, твой дом, Фёдор, оценила, как крепкий да большой.

— Чего она, Зинка, смыслит в этом деле!.. Дом-то пока стоит и стоит, а тронь его — и пшик один: я-то, поди, знаю. Доом… Цена ему, Стёп, рупь в базарный день… Как, собственно, и у вас тоже, между прочим. Верно?.. — А что, Федь, правильно рассуждаешь, — сказал Степан и, задумавшись о чём-то, прослезился. Вытерев рукавом выступившие нежданные слёзы, Степан, промычал:

— Давай, Федь, плесни что ль…матть её… Ты, прямо, по сердцу мне проехался: всё ведь верно ты сказал…ай…верно… Мне, Федь, тоже завещать, кроме…ааа…нечего… Старики выпили по чуть-чуть и снова стали прикидывать все «за» и «против» относительно завещания. Они то смеялись, то слёзы вытирали, то надолго задумывались о чём-то о своём.

Александр Васин