Иваново детство

О Великой Отечественной войне написано уже очень много, но в одно и то же время очень мало. Ведь она задела каждую семью в нашей стране, проехав по ней тяжёлыми гусеницами танков. Кто-то испытал на себе тяжёлые бои, кто-то ужас оккупации, блокаду, а кто-то голод и непосильный изматывающий труд в тылу. Досталось сполна всем: и молодым, и старым, и малым. Каждый внёс свою лепту в победу, чем смог, по мере своих сил, которых не всегда хватало.

Особенно тяжело пришлось детям, пережившим и перенесшим эти испытания. Их сейчас называют «Дети войны».
Когда началась война, Ванюшке было девять лет и он жил в глубоком тылу с бабушкой и дедушкой. С самого рождения он был сиротой и никогда не знал, что такое настоящая родительская любовь. Его отец, а мой дед, был кадровым военным и служил в Монголии. Приехав в очередной раз в отпуск в родное село, он влюбился в симпатичную рыженькую певунью и хохотушку Машу, женился и увёз её с собой в далёкий степной гарнизон.

А через полтора года приехал к родителям с беременной женой и оставил её на их попечение. В холодную Крещенскую ночь Маша родила сына, а сама подхватила родовую горячку и на девятый день после родов умерла. Помочь не смогли ни местный фельдшер, ни районные врачи. Приехавший по телеграмме Василий схоронил жену и остался с младенцем на руках. О том, чтобы везти его с собой в Монголию, не было и речи. Оставалось два пути: сдать ребёнка в детдом или оставить его на попечение родителей.

Так и остался новорождённый на руках у бабушки. Это сейчас бабушки не отходят отсвоих внуков ни на шаг, не могут на них надышаться, а в те годы возможности сидеть с ребёнком дома не было, надо было работать в колхозе, зарабатывать трудодни. Конечно, Василий регулярно присылал деньги, но на них в магазине особенно и купить было нечего. Поэтому, покормив ребёнка с утра коровьим молоком, бабушка оставляла его дома одного в зыбке и уходила на работу.

Колхоз тогда только начинал вставать на ноги, поэтому все колхозники работали с полной отдачей. Наизнос. Иногда удавалось прибежать в обед покормить и перепеленать его, но чаще всего это удавалось сделать только после работы вечером. От деда толку было мало, он был полностью слепым. Ещё в гражданскую войну отступающие за кордон унгерновцы зверски избили его и выкололи оба глаза. Но, благодаря крепкому здоровью, он всё-таки остался жить. И работал на мельнице, которая до революции была его собственной.

Мельница стояла на заимке километрах в девяти от села, поэтому дома он появлялся очень редко. На мельнице с ним жил и второй его сын Фёдор, который был ему незаменимым помощником, хотя тому помощнику едва исполнилось одиннадцать лет. Оставалась только дочь Фёкла, но в свои неполные пятнадцать лет она тоже уже вовсю работала на ферме. Фермы тоже как таковой не было, а жили молодые девчата со стадом коров на заимке, лишь изредка по очереди приезжая в деревню.
Но, видимо, ребёнок родился довольно крепким, потому что, не смотря ни на что, сумел выжить. С наступлением лета бабушка стала брать его с собой в поле или на покос, где он находился под присмотром ребятишек постарше. Он ползал по траве возле балагана, что-то лепетал, а , устав, засыпал тут же под ногами.

Когда Ванюшка немного подрос ,бабушка стала оставлять ему на краешке шестка варёную картошку, а на столе хлеб и кружку молока, которые он мог достать, привстав на цыпочки. Иван не помнил, с какого времени это отложилось у него в подкорке мозга, но не думаю, что ему было больше двух-трёх лет. Он сам придумывал себе игры, иногда от страха и одиночества плакал, а потом, устав от слёз, засыпал, прижимаясь к тёплому боку телёнка, которого в морозы держали на привязи в углу избы.
Его отец приезжал в отпуск очень редко и сына большим вниманием не баловал. Да, он привозил какие-то подарки, конфеты и фабричные игрушки, каких деревенские ребятишки сроду не видели, но, видимо, отцовских чувств в полном смысле этого слова к ребёнку не испытывал.

Да и Ванюшка сторонился незнакомого мужчины, которого все называли его отцом.
А лет с четырёх во время сенокоса мальчик уже целый день работал наравне со всеми пацанами. Он сидел на конской спине и направлял грабли в нужную сторону. Работа была монотонной и нудной, да ещё одолевала мошка и оводы. За день они так нажаливали его лицо и тело, что казалось, что он весь распух и превратился в мягкую подушку.

От монотонного движения лошади клонило в сон и он иногда засыпал, а лошадь, почувствовав, что её не понукают, тут же останавливалась. Услышав чей-нибудь окрик, мальчик просыпался и продолжал погонять тоже уставшую скотинку.Так хотелось побежать к манившей прохладой речке, скинуть с себя рубашонку и штаны и нагишом окунуться в живительную прохладу, поднять море брызг и орать во всё горло от избытка чувств.

Но, закончив работу, вечером шли к речке еле переставляя ноги от усталости. Прохладная вода делала своё дело, усталость уходила и начинались обычные мальчишеские шалости. А назавтра всё повторялось снова. Зимой были весёлые катания на речке или с горки на ледянках, которые мастерили сами, но из-за морозов долго не бегали, а собирались у кого-нибудь в избе и целый день играли в бабки. У каждого уважающего себя пацана имелся дома мешочек с этими сокровищами.
Когда Ванюшке было лет пять-шесть , с его отцом случилось несчастье. На спортивных занятиях с солдатами он упал с турника и повредил себе позвоночник.

Вскоре по состоянию здоровья он был списан из армии. Со временем у него появился горб и о военной карьере пришлось забыть навсегда. Его направили работать в объединение «Красноярсклес» и он уехал в Красноярск, а мальчик опять остался со стариками. Через некоторое время отец встретил женщину и женился на ней. Новой жене мальчик был абсолютно не нужен, тем более, что у неё был свой сын. Со временем она родила ещё двоих детей, так что речи про Ванюшку не было и в помине.

А он рос обычным деревенским мальчишкой, ходил в школу, помогал в колхозе и дома и редко вспоминал об отце. Только иногда, когда мальчишки начинали хвалиться своими родителями, ему становилось горько.
А потом пришла война. Сначала он, как и все пацаны, радовался и строил планы быстрого разгрома «гитлерюги» и не понимал, почему по всей деревне стоит женский плач. В свои девять лет он мечтал о том, как убежит на фронт и там совершит подвиг, как ему в Кремле сам Всероссийский староста Михаил Иванович Калинин вручит орден и он с почётом вернётся в деревню.
Но действительность оказалась намного страшнее и тяжелее.

Почти все деревенские мужики в первый год войны ушли на фронт. Провожали их всей деревней с песнями и плясками, а потом, когда подводы с новобранцами скрывались за околицей, бабы выли страшными голосами, как бы предчувствуя, что не каждый солдат вернётся в свой дом. Проводила своего мужа на фронт и тётка Фёкла, оставшись с двумя малолетними детьми на руках. В первую военную осень ещё не очень сильно почувствовалось отсутствие мужиков, а вот зимой уже пришлось туго. Прибежав из школы, наспех обедали и шли помогать в колхоз.

Домашние задания никто не отменял, поэтому делали уроки поздно вечером при свете лучины и засыпая от усталости. В начале сорок второго призвали в армию и дядю Фёдора. Теперь каждый день ждали писем. Мальчишки бежали за деревню, усаживались, как воробьи, на поскотину и ждали почтальона. Не всегда письма были хорошими. Часто то в одной, то в другой избе разносился страшный крик и женщины, отложив все дела, шли к очередной вдове.

В сорок втором уже больше половины деревенских женщин ходили в чёрных вдовьих одеждах. Через некоторое время после проводов старики получили страшное письмо, что их сын Фёдор пропал без вести под городом Сталинградом. В доме поселилось горе. У бабушки всё валилось из рук, она сильно постарела и похудела. И всё свободное время стояла на коленях перед иконами и истово молилась о сыне. А спустя несколько месяцев радость буквально оживила её.

Оказывается, Фёдор попал в окружение, потом, когда кольцо прорвали, был тяжело ранен и находился на излечении в госпитале. Прямо на глазах старики ожили и снова с надеждой ждали весточек с фронта.
Учебный год в школе заканчивался в начале мая и все школьники наравне со взрослыми работали в колхозе — сажали картошку, другие овощи, сеяли пшеницу, рожь и овёс, ухаживали за скотом и птицей, занимались заготовкой дров в лесу и их вывозкой, сплавом брёвен по речке. Летом работали ещё и на сенокосе, а в короткие промежутки отдыха шли в лес и собирали всё, что можно было есть: мангир, луковицы саранки, ягоды и грибы, разные травы.

На грибы, как и на молоко, мясо, яйца и другое было твёрдое задание на каждую семью, поэтому рыжики солили прямо в лесу целыми бочками. Почему-то все были уверены, что эти девяти-двенадцатилетние мальчишки могут работать, как это делали мужики до войны. Скидок на возраст никому не делали.

Дед в это время уже жил дома, так как зерно на мельницу совсем не возили, а полностью сдавали в райцентр. Он теперь работал шорником, сидел под навесом у амбара и ремонтировал конскую упряжь. Ещё он плёл из лозы «морды» для ловли рыбы, которые Ванюшка с пацанами ставили на речке на ночь.
Иногда мимоходом заезжал в деревню его отец. Он теперь работал в Улан-Удэ, так как объединение «Забайкаллес» отделилось от Красноярска. Исхудавший, он месяцами мотался по леспромхозам, организовывая работы по заготовке и переработке леса. Видимо, отцовское сердце всё-таки не совсем было равнодушно к Ванюшке, потому что, заехав в очередной раз к родителям, он услышал, как мальчишка играет на гармошке, на слух подбирая услышанные мелодии, и твёрдо решил забрать его с собой в город.

Сам Василий , имея абсолютный слух, мог играть практически на любом музыкальном инструменте, поэтому был доволен, что мальчик тоже любит музыку. А, может, просто вспомнил свою умершую певунью — балалаечницу Машу. Он загорелся мечтой дать сыну музыкальное образование. Бабушка с его доводами согласилась: «Поезжай, Ванюшка. Там школы хорошие, музыке научишься.»

И вот уже Ванюшка умытый и принаряженный в новые сапоги, перешитые из старых дедовых, в чистой рубашке и новых штанах, перешитых из бабушкиной юбки, едет в автомобиле рядом с отцом в город. Он никогда до этого момента никуда не выезжал из своей деревни, поэтому с интересом оглядывался по сторонам. Да и на машине он тоже ехал впервые.
Город произвёл на него большое впечатление, особенно понравился трамвай.

Отец сходил и записал его учиться в общеобразовательную и музыкальную школы. Ваня был на седьмом небе от радости. Его счастье омрачало только то, что мачеха, как при его приезде сжала губы, так и смотрела на него с неприязнью. Да и её сын Володька тоже относился к нему с пренебрежением, презрительно называя «деревней». Зато малыши Юра и Света ему очень понравились и он с удовольствием возился с ними.

Маленькая Света катилась колобком в его объятия, стоило ему прийти из школы. Когда отец не был в разъездах, он водил мальчишек по городу, знакомя с достопримечательностями. Ване всё было интересно, он радовался общению с отцом, а вот Вовка интереса к окружающему не испытывал.Зато, когда отца не было дома, жизнь мальчика становилась невыносимой. Мачеха шпыняла его по чём зря, не следила за его учёбой и внешним видом, могла его не покормить и не пустить в школу. Всячески гадил ему и Володька. Ваня на себе прочувствовал, что злые мачехи бывают не только в сказках. Ему самому досталась такая.

Нахватав в школе двоек, он со страхом ждал приезда отца. А когда тот вернулся, мачеха со слезами на глазах начала ему жаловаться, что мальчик растёт ленивым, непослушным, грубит ей и не хочет учиться. Отец взял ремень и выпорол его, не слушая объяснений мальчика. Ване было не так больно, как обидно, что отец во всём верит жене, а его даже не стал слушать. Как только отец в очередной раз уехал, Ваня ночью сбежал из дома.

Мачеха даже не услышала, а, может, притворилась, что не услышала, как мальчик закрыл за собой дверь.
Он скитался по городу, не зная в какую сторону отправиться, чтоб попасть в свою деревню. Ночевал, где придётся ,и очень голодал. Вот в это-то время он и познакомился с беспризорниками, которые взяли его в свою компанию. Но воспитанный в строгости и библейской заповеди «не укради», он не смог перебороть себя и сделаться вором, за что был неоднократно бит. Он ушёл от беспризорников с наступлением весны. К тому времени он уже знал, в какую сторону ему следует идти, и отправился за сто с лишним километров пешком в путь.

Он не думал, как преодолеть такую долгую дорогу, а думал только о том, как вернуться домой в деревню. Он верил, что доберётся. И, наверное, вот эта вера помогла ему, замёрзшему и голодному, в течение трёх дней идти по мокрой дороге. Ночевал он в редких копнах сена, встречающихся по дороге. А на четвёртый день его увидел земляк, возвращающийся на телеге из города.

Он подобрал мальчика, накормил и укутал в тулуп. Через несколько дней они приехали в деревню. Бабушка всплеснула руками, заплакала и всё обнимала и обнимала внука. Дед тоже прижал его к груди и всё нюхал, по бурятскому обычаю , его макушку. Старики от радости его почти не ругали. Бабушка протопила баню, обстригла ему наголо голову, в которой к тому времени копошились насекомые. Умытый, накормленный и согретый стариковской лаской он впервые за несколько месяцев уснул крепким спокойным сном.

Бабушка сообщила отцу, что Ваня нашёлся, и тот через несколько дней приехал и привёз его немудрёные пожитки. Увидев в окошко входящего в ворота отца, Ваня со страху убежал в казёнку и там затаился. Как ни странно, отец не стал его пороть и даже ругать, а только смотрел красными воспалёнными глазами и крепко обнимал. У Ванюшки отлегло от сердца.

Отец рассказал старикам, что рядом с мельницей начинается строительство нового леспромхоза, он назначен туда главным инженером и теперь будет чаще приезжать в деревню.
Отец уехал, а для Вани началась привычная колхозная жизнь. Школу он забросил, сильно отстав от программы за время скитаний. Каждое утро, съев наспех кусок хлеба и картофелину, запив всё «капорским» чаем, он шёл на работу.

Было тяжело, холодно и всё время хотелось есть. Все с нетерпением ожидали тепла, когда появится какая-нибудь зелень, чтоб хоть немного разнообразить пищу. С появление молодой крапивы вся деревня начинала варить из неё щи, добавляя в них для вкуса ложку-другую молока. В первое время их ели с большим удовольствием, а потом даже от одного вида этого варева делалось противно. Растаяла речка, и мальчишки начали бегать по утрам ставить «морды», в семьях появился хоть какой-то приварок.

Посидеть на берегу с удочкой себе могли позволить только пяти-шестилетние пацаны, остальные работали.
В конце сорок третьего вернулся с фронта весь израненный бабушкин племянник Митрий. Бабы ходили смотреть на него и, горестно поджав губы, вынесли единодушный приговор: «Не жилец!». Мальчишки тоже, втихую от матерей, бегали к нему, чтоб услышать из первых уст рассказы о войне. А Митрий в ответ только хмурился и сплёвывал кровью в тряпку.

Выйдя из машановской избы, пацаны наперебой начинали сочинять, какими бы героями они были на войне, в отличие от беспомощного Митрия. А бабы, оторвав кусок от своих детей, несли его Пелагее, чтоб подкормить раненого.

И он выжил!
Ваня в это время уже был бригадиром, объединив таких же мальчишек, бросивших школу, и двух стариков для усиления. Ему было всего двенадцать лет, но даже пацаны постарше его слушались, признавая его авторитет. Каждый день перед работой утром собирались у конторы, чтоб послушать сводки Совинформбюро или очередную сводку от уполномоченного из района. Оборванные и полуголодные они радовались успехам наших войск на фронте, а после шли на работу, где спрашивали с них, как с настоящих мужиков, не делая никаких поблажек на их возраст.

Голод давал о себе знать и пацаны украдкой ели зерно, убеждённые, что немножко всегда можно.
А потом была победа. И никто в колхозе не работал, а все только ходили из избы в избу, обнимались и плакали. Несмотря на пасмурный день, всем казалось, что в небе сияет яркое солнце. Стали возвращаться домой солдаты.

Весь израненный, но живой приехал и дядя Фёдор. Ванюшка гордился тем, что его дядя был в самом логове фашизма, в Берлине, за что был награждён медалью «За взятие Берлина» и многими медалями, а так же орденом Красной Звезды. Ещё он привёз благодарность от самого маршала Жукова.

Бабушка вставила благодарность в рамку и повесила на видное место на стену. А вот тётя Фёкла мужа с войны не дождалась, её солдат сложил свою голову где-то в боях за Чехословакию. Чуда не произошло хоть она очень на это надеялась.
Через некоторое время в клубе состоялся большой праздник, на котором чествовали уже не солдат, а тех, кто в годы войны работал в тылу, не покладая рук. Среди взрослых, награждённых медалью за свой труд во время войны, был и Ванюшка. Иван Васильевич Борисов. Мой отец, которому на тот момент было всего четырнадцать лет.

Лидия Рухлова