Карандаши

Всякое лето я у бабушки с дедушкой, в деревне. Это уж как водится. Потому, что больше всего на свете мне нравится купаться в теплой речке, бегать босиком в горячей пыли, и пить сладкий чай с вишневым вареньем и пышками . Еще мне нравится рисовать. Но, вот беда, собираясь к бабушке, не взял с собою карандаши и бумагу, и ластик не взял. А в нашем сельпо этого нет. Есть спички и курево для мужиков, есть консервы «килька в томате», есть сахар — колотый и пиленый, даже керосин есть, а вот карандашей нет и, тем более, красок с кисточкой.

Наверно это есть в райцентре, но туда ехать надо на лошади, а дедушке все некогда и некогда. Если плескаешься в речке, или в прятки играешь в кустах полыни, то о рисовании некогда и думать. Но случаются такие дни, когда не хочется, ни того, ни другого, зато хочется мечтать или рисовать. А вот рисовать-то нечем. Рано-рано утром, когда я еще спал, дедушка запряг нашу добрую Карюху, и поехал в райцентр, повез зерно на мельницу, чтобы сделать муку.

Меня он не взял с собой, наверно будить не хотел. Может быть, он не хотел, чтобы я докучал ему и мешался во взрослых делах. Жаль, я опять останусь без карандашей. После позавчерашнего ливня в ложбине образовалась довольно приличная лужа. Вода в ней была теплая-теплая, теплее, чем в речке. На единственной деревенской улице было пусто, если не считать кур, бродивших, где им заблагорассудится.

И поэтому никто не мешал мне наблюдать мир удивительных козявок, которых было полным-полно в этом водоеме: какие-то жучки, червячки, блошки, головастики, лягушата, и другие насекомые. Я их видел в книжке, но не запомнил названия. Чтобы замерить глубину, я вошел в теплую лужу с мягким илистым дном. Оказалось – по колено. Все букашки-таракашки бросились врассыпную, ведь я для них Гулливер. А на другом конце улицы показалась Карюха и дед, и еще кто-то в телеге. Побегу к бабушке, первым сообщу ей новость.

Но она каким-то образом узнала об этом и уже накрывала стол. — Вот тебе миска, беги-ка на капустник, поищи огурцов в грядке, — попросила бабушка, — но прежде руки ополосни. Руки по локоть, как, впрочем, и ноги по колено, были у меня в грязи. Бабушкины просьбы я исполнять любил и не заставил себя ждать. Вприпрыжку побежал на капустник – огород возле самой речки, где росли огурцы, помидоры, ну и капуста. Набрал полную миску свеженьких огурчиков. У меня ловко получалось выискивать их среди плетей.

Дед, отворив ворота, заводил лошадку под уздцы к амбару, а в калитку входила мама. — Ура-а! Мама приехала, — запрыгал я от радости, не забыв при этом поставить огурцы на стол. — Ура-а! – не унимался я, и подумал про себя: «хорошо, что я ополоснул не только руки, но и ноги в речке, на капустнике». Как хорошо, что приехала мама. Просто замечательно!

Дедушка , погрузив мешки с мукой, успел и маму встретить с автобуса, и привез. Как я ему благодарен! Ну и пусть, что он не взял меня с собой, зато маму привез. Бабушка выставляла на стол разные деревенские вкусности. А мама доставала гостинцы, которые из города привезла. Дедушке – большой складной нож, бабушке – красивую косынку, мне – новые сандалики. Хотя в деревне они лишние, я, ведь, босиком бегаю.

Еще она достала ржаной городской хлеб, копченую селедку и копченую колбасу. Эти городские вкусности принимались в деревне «на ура». А еще мама, подозвав меня, достала из чемодана коробочку цветных карандашей и альбом для рисования. Вот так чудо! Я даже не думал о таком счастье. Кого благодарить за эту радость. Хотелось обнять и маму, и бабушку, и дедушку, и даже, Карюху, что привезла мне маму.

А мама, присев у стола, обняла мою вихрастую голову. И я почувствовал родной ее запах и родное тепло. И стало хорошо и спокойно. Вкусно пообедав, напившись чаю с вишневым вареньем, принялся мечтать , сидя на скамье у обеденного стола. Но на скамье мечтать было неинтересно. Тогда я отправился в палисадник, где цвела красная мальва. И там не мечталось, не мечталось и в телеге почему-то.

А вот почему – карандаши и бумага остались лежать у крыльца. В приятной суматохе я и забыл о дорогом подарке. «Любимые мои карандашики» — взяв в одну руку коробочку, в другую альбом, я искал – где бы помечтать. Во дворе я был, в палисаднике тоже, и в телеге был. За сараями находилось место, огороженное плетнем, где летом лошадка наша ночевала – это ворушка. Плотная земля в ней покрыта толстым слоем соломы, а в углу располагался ящик, сколоченный из досок и набитый душистым сеном – это ясли.

Вот в них-то я и расположился, забравшись туда с бумагой и карандашами. Оказалось очень приятно, тепло, мягко и душисто. Я вспомнил рассказ бабушки про такие вот ясли, и не просто ясли, а про того, кто в яслях. Она рассказывала, как холодной зимней ночью родился Иисус Христос, и его негде было положить, все избы заняты. Тогда самая красивая и яркая звезда с неба показала на сарай, где были коровы и овечки.

Туда и зашли мама Христа и папа. И они положили маленького Иисуса на сено в ясли. И он перестал плакать, потому, что в яслях было очень удобно и тепло. «Нарисую-ка я красивую звезду, и другие звезды, и месяц. Нарисую маленького Христа на душистом сене, его маму и папу, и корову нарисую, и овечек, и все-все нарисую» — размечтался я.

Положил альбом на коленки, стал доставать карандаши из коробочки: синий для неба, желтый для звезд, коричневый для коровы , зеленый для сена. Красным будет платье у мамы Марии, А Иисус будет белый, потому, что он маленький и завернут в чистые белые пеленки. И вот я рисую, рисую. Звезды танцуют в небе.

Ангелы поют и машут крыльями, и от этого легкий ветерок и пахнет ромашками. А один ангел рядом совсем: дышит мне в ухо и плечо мягким крылом трогает. — Не мешай мне рисовать Рождество, — говорю я ему, а он все равно плечо трогает и майку. Какой смешной маленький ангел. Вот бы подружиться с ним и играть в игры.

— Как тебя зовут? – спрашиваю, но он молчит и дышит в ухо. Я не знаю ангельский язык, и он меня не понимает. Протянув к нему руку, почувствовал что мягкое. Что это? Это губы нашей лошадки. Она тычется в ясли, где я расположился и задремал. Так хорошо было мне там, будто и вправду был ангел со мною. Теперь я понимаю, почему Иисуса Христа положили в ясли, и от чего бывает счастье. Счастье – это когда есть и бабушка и мама, и лето, и цветные карандаши.

Владимир Филимонов