Корневище

Деревня Скороспелка располагается на берегу одноимённой таёжной речки. Сама речушка плутает между сопок, взлохмаченных кедрачом. Несёт она круглый год чистейшую воду по каменистому дну птице, животному, человеку.

Ведётся издревле, что народ тянется к воде. Потому-то и рассыпаны по бескрайним Российским просторам жилища людей около рек больших, малых да озёр. А уж студёных родников на том пространстве и подавно не сосчитать – тьма. Куда без воды? То-то же…

Красиво здесь. Дикие места, крайне суровые, но красивые. Не отнять у Матери-Природы того великолепия, что творит своими руками. Лепота с любой стороны смотрит.

Скороспелка, конечно уже не та, какой была ранее, лет …надцать назад. Народу количеством убывает каждый год. Кто уезжает, кто помирает, кто по излишней доверчивости теряется неизвестно где-то там, подрядившись за длинным рублём.

Но и приезжает народ в эти места. Не десятками, конечно, но едет. Семьями, парами, поодиночке прибывают люди. Мечтают найти в этом краю своё маленькое счастье. Плюют на прошлое с неразберихой среди бездушных городских коробок, окружённых слоем серого асфальта.

Декабрьское утро к десяти часам сдвигает темень от деревушки в глубь таёжного леса.

Издалека приближается звук автомобильного двигателя, нарушающий сухую тишину. Старенький автобус скрипит усталыми тормозами у деревенской дощатой остановки без стен, но с шиферной крышей и гордой надписью «Автостанция». Преодолев около пяти десятков непростых километров по зимнику, «Пазик» выгружает нескольких пассажиров в объятия таёжной глухомани.

Лёгкий морозец заставляет путешественников ускорять ход сразу же после первых шагов по земле Скороспелки. С близлежащих дворов лениво отзываются собаки, напоминая окружающим о себе и себе о своей службе.

Мужчина среднего роста с прядью седых волос, выглядывающих из-под шапки, твёрдым шагом следует по единственной улице, тянущейся вдоль реки, навстречу лучам просыпающегося солнца. На ногах добротные унты из овчины, сам облачён в куртку-Аляску, которой не страшна сибирская зима с морозами да буранами. На руках шубенки, за плечом вещмешок с необходимым скарбом.

Наконец, сориентировавшись по номерным табличкам домов, останавливается у одного с заколоченными окнами и висячим замком на входной двери. Спустив рюкзак к ногам, закуривает папиросу.

Бревенчатый домишко по ставни проваливается в снежные сугробы, оккупировавшие со всех сторон. К строению не подступиться.

Утро безветренно. Клубы табачного дыма переливаются радужными красками в лучах светила.

Скрипит калитка ближайшего двора. На улицу в сопровождении тявкивающего мохнатого клубка выходит хозяин. На нём телогрейка, подшитые пимы, видавшая виды цигейковая ушанка.

– Здравствуйте. – приезжий делает шаг навстречу местному жителю. – Не подскажете, где хозяева этого дома?
– Здорово были. – пенсионер неторопливо подходит к незнакомцу, внимательно разглядывая того. В трёх шагах останавливается. – А сам кто таков? Пачпорт имеица?
– Племянник я дядьке Остапу с тёткой Натальей. Андреем меня зовут. Вот к ним приехал. – мужчина протягивает документ. – Смотрите.
– Хфамилия сходица. – хозяин соседнего подворья изучает паспорт, почёсывая щетину подбородка, затем возвращает книжицу. – Мыкола. Сосед Остапа с Натальей.
– Очень приятно. Андрей.
– Уже в курсях. Мужики обмениваются рукопожатием.

– А почему Мыкола? Может Николай?
– Не-е-е. Это для пацанов я дед Коля, для мужиков и баб дядя Коля или Николай Григорьевич. Ты ж лишь на десяток-то и младше меня. Пенсионер?
– Да.
– Вот. Так что для тебя я Мыкола. Да и мне привычней. А тебя я буду Андрюхой звать. Лады?
– Договорились. Меня так товарищи и называют.
– Ну и добре.

Николай Григорьевич лихо сворачивает козью ножку, подкуривает.

– Опоздал ты, Андрей. Остапа схоронили три года назад. Наталья через год после него прибралась. Мы с соседями всё как полагается сладили. Помянули по срокам. На девять, сорок и год. По-людски. Оградки на могилки поставили. Но сейчас на кладбище к ним не попадёшь. – Есть куды подаца?
– В общем-то, нет.
– Ну и каки дела, ежели ничё не держит? Живи. Подсоблю, чем могу. Айда в избу. Борщом угошшу.
– Мыкола, одолжишь потом лопату попользоваться?
– Дам. До сарая докопаисси – там свою найдёшь. У Остапа в сарае струмента полным-полно. Там же и дровяник. Сейчас ключ от дома возвращу. Первым делом печь затапливай. Избушка-то наскрозь промёрзла.

В декабре день короток. Солнце быстро перекатывается по небу, стремясь спрятаться на ночлег.

Новое жилище Андрея дышит теплом и жизнью. Печная труба курится белёсым дымком от берёзовых поленьев. Двор полностью вычищен. От калитки до дороги прорублена широкая тропа сквозь снежную целину. Новоявленный хозяин, удовлетворённый проделанной работой отдыхает за воротами ограды, опираясь о черенок лопаты.

– О! Молодца, Андрюха! – появляется дед Мыкола. – Лихо ты управилси! Не боисси крестьянского труда.
– Привычен я к лопате. С буровыми всю Сибирь исколесил.
– А жена, дети?
– Нет никого. Так уж сложилось. Жизнь пролетела мимо – ни дома ни семьи. Вроде бы зарплата приличная была, сам не урод. Да, выпивал. Бывало, круто прикладывался. Деньгами сорил налево-направо. А сейчас, как старуха у разбитого корыта. Но я никого не виню. Лет десять назад остепенился, деньжат немного подкопил. Хватит и дом подремонтировать и технику какую-нибудь купить. Мне много не нужно.
– Да, уж…. Холостые мы с тобой оба, значица. Но, ничё! В Скороспелке у нас хорошо. Увидишь сам. Так что бросай корневище здесь.
– Чего бросать?
– Корневище. На флоте, слыхал, говорят, бросай якорь? Где стоишь, там и бросай его. Вот. А у нас крестьян корневище, потому как мы сухопутные. То бишь вгрызайся в землю, где живёшь. Способов много, как это сделать. Айда, свой покажу. Хфирменный.

Мужики входят в сарай, стоящий с краю подворья Николая Григорьевича.

– Ходи сюды. – хозяин приподнимает крышку лаза, сколоченную из нестроганых плах. Щёлкает выключателем на стене.
– Что там? Погреб?
– Он самый. Дуй за мной.

Пенсионеры по металлической лестнице спускается в погреб.

– Глянь, Андрюха. – Мыкола чуть отступает в сторону, открывая проход в сам погреб. Здесь в полумраке, прохладе и тишине деревенского мужика окутывает сладостное чувство единоличного хозяина всея и всего. – Вот моё корневище.

А всего в этом укромном месте в достатке и порядочном объёме. Картошка в сетках на двуярусных стеллажах радует глаз обилием и качеством. Напротив располагаются овощи согласно ранжиру и субординации. Тут же рядком кадушки с квашеной капустой и солёными огурцами.

Разномастные соленья-варенья в стеклянных банках заполняют множественные полки по стенам. В переднем углу вместо иконы светятся боками десяток четвертей, наполненных прозрачной жидкостью под завязку.

– Чё замер-то, Андрюха? – Мыкола легонько толкает товарища в бок. Чё скажешь?
– Да-а-а. – новый знакомый удивлённо разводит руками. – Впечатляет. Сколько же ты кубов земли выгреб, Николай Григорьевич?
– Не шытал. Но много. – Мыкола с гордостью приосанивается. – Я ж не зараз всё выкопал. Помалу, из года в год потихоньку. Ещё при эсэсэсэре начал. Так кажный год и усовершенствую.
– Сколько же здесь квадратов-то? Навскидку, больше пятидесяти….
– Ежели точно, до копейки, то шисят два.

– Нет слов. Масштаб.
– Ну, лады. Иди сюды, за стол.
– Что у тебя и стол здесь имеется?
– А как же! Для какого-нибудь случая, для отдыха…там…. Ну и для души канешна! Иди, сидай!

Над столом прикреплен небольшой шкафчик. Николай Григорьевич вынимает оттуда пару граненых стаканов. Поочерёдно дует в них. Откуда-то из-под стола вынимает ещё одну початую четверть.

– Андрюха, протяни руку вон до той полки. Там груздочки. А чуть выше огурчики. Ага! Ставь их сюды. Отворяй крышки а я пока микстуру нафасую. Своя! Самоделишная.
– Николай Григорьевич, да я как бы….
– Андрей! – перебивает Мыкола товарища. – я ж тебе гутарю, шо то микстура! От глистов, от грыппа, от всякой заразы!

Лекарство с бульканьем заполняет стаканы.

– Кстати, Андрюха, как тебя по батюшке?
– Андреевич.

Николай Григорьевич встаёт из-за стола и приподнимает стакан.

– Мыкола, тут, сколько градусов? – напарник тоже встаёт и принюхивается к содержимому стакана в своей руке.
– Шисят с мелочью. А ты огурчик сразу возьми. И главно не вдыхай, как потребишь.
– Ага.
– В общем это. Не обучены мы там всяким речам. Так, что скажу от чистого сердца. Андрюха. Андрей Андреич. Желаю тебе кинуть своё корневище в нашей Скороспелке. Да такое, шоб ни одна поскуда потом тебя не смогла с этой земли выковырять никакими способами! Пущай тебя всегда на этой земле всё радует!
Будь здоров!

Евгений Семёнов