В горном свете

Валерий Брюсов

Я сознаю, что постепенно
Душа истаивает, мгла ложится в ней.
Но, неизменно мечта свободная  светла!

Бывало, жизнь мутили страсти,
Как черный вихрь морскую гладь,
Я, у враждебных чувств во власти,
То жаждал мстить, то мог рыдать.

Но, как орел в горах Кавказа,
За кругом круг, уходит ввысь,
Чтоб скрыться от людского глаза, —
Желанья выше вознеслись!

Я больше дольних смут не вижу,
Ничьих восторгов не делю;
Я никого не ненавижу
И  страшно мыслить  не люблю.

Но, с высоты полета, бездны
Открыты мне  былых веков:
Судьбы мне внятен ход железный
И вопль умолкших голосов.

Прошедшее, как дно морское,
Узором стелется вдали,
Там баснословных дней герои
Идут, как строем корабли.

Вникая в смысл тысячелетий,
В заветы презренных наук,
Я словно слышу, в горнем свете.
Планетных сфер певучи звук.

И, прежнему призванью верен,
Тот звук переливаю в стих,
Чтоб он, отчетлив и размерен,
Пел правду новых снов моих!

 

Самые красивые стихи

Бабушкины рассказы

Вы  любите  бывать  у  бабушки?  У  своей  бабушки?  Я  очень  люблю.  Мне  нравится  бывать  в  её  уютном  и  милом  доме,  пить  необыкновенно  вкусный  чай  из  ароматных  травок,  которые  бабушка  собирает  в    ближайших  окрестностях,  угощаться  разными  вкусностями  и  слушать  живые  истории,  которые  произошли  когда-то  в  нашей  семье  с  моими  предками.  Чем  старше  я  становлюсь,  тем  больший  интерес  вызывают  у  меня  бабушкины  рассказы.  А  рассказчица  она  необыкновенная!  Её  память  хранит  такое  количество  историй,  событий  и  приключений,  что  выслушать  их  все,  пожалуй,  не  хватит  времени.  И  об  этом  я  очень  сожалею.

   Ещё  я  сожалею  о  том,  что  никогда  раньше  не  относилась  серьёзно  к  этим  рассказам,  не  старалась  запомнить,  записать,  словом,  сохранить  то,  что  являлось  моей  историей.  Видно,  всему  своё  время.  Вот  и  моё  время  осознания  пришло.  Осознания  того,  что  я – часть  большой  семьи,  корни  которой  уходят  в  глубь  веков.  Так  далеко  и  глубоко,  что  вряд  ли  мне  удастся  докопаться  до  их  истоков.  Очень  многое  потеряно  безвозвратно.  Многие  имена  стёрлись  из  памяти  моей  бабушки,  но  то,  что  она  ещё  помнит,  я  постараюсь  сохранить.  Ведь  после  меня  будут  жить  мои  дети,  внуки,  правнуки.  И  придёт  час,  когда  и  им  станет  вдруг  необходимо  знать,  какого  они  рода – племени.

  Бабушка  стареет,  многое  стирается  из  памяти.  Но  то,  что  она  помнит,  кажется  невероятным.  Мне  даже  невозможно  представить,  что  человек  мог  перенести  столько  тягот,  лишений,  страданий.  Жить  в  постоянном  страхе,  терять  самых  близких  и  дорогих  людей,  и выживать  несмотря  ни  на  что.  А  может  быть  назло  всем?  Всем  и  всему?  Не  знаю…

  Сейчас  я  еду  к  бабушке.  Сижу  в  электричке,  заполненной  разноголосым  шумом  дачников.  Особо  не  прислушиваюсь,  но  всё  равно  внимание  застревает  на  отдельных  фразах.       Напротив  меня  сидит  дедок  с  прокуренными  усами  и  усиленно  доказывает  своему  соседу,  что  нынче  урожая  ждать  не  приходится,  потому  что  жук  колорадский,  зараза,  всё  загубил.  На  прошлой  неделе  побрызгал,  думал,  уберёг,  а  видно  дождь  прошёл,  всё  и  смыл.  За  неделю  этот  проклятущий  ни  былинки  не  оставил.  Приехал,  а  там  вместо  картошки  голая  земля.  Только  бугорки  остались,  где  окучена  была.

 — Что  там  картошка, — встревает  в  разговор  молодая  пенсионерка, — помидоры  все   съел  этот  ненасытный.  Раньше  как-то  листьями  обходился,  а  нынче  совсем  обнаглел.  Синенькие  уж  совсем  отказалась  сажать,  в  первые  же  дни  съедает  под  корень.    — Да,  вырастить  стало  непросто.  То  дождя  нет,  то  жук  всё  съедает,  то  гниль  нападёт.  Не  знаешь,  чем  и  обработать,  чтобы  хоть  что-то  сохранить.

           — Растим – то  для  себя,  обрабатывать  ядами  всякими  не  хочется.    -Ну  и  что  ты  вырастишь,  если  обрабатывать  не  станешь?  Без  ядов  не  обойтись.  Тут  хоть  знаешь,  чем  обработал,  а  купленное  чем  обрабатывают  одному  Богу  известно.  Вон  у  меня  соседка  в  прошлом  году  ранней  редиски  купила  на  рынке.  Еле  отходили,  чуть  не  померла.  Нет,  лучше  уж  своё  вырастить.  Пусть  даже  часть  урожая  жук  или  гниль  погубит,  зато  съешь  без  опаски.

— Тут  жук  урожай  загубил,  а  у  моих  родственников  медведка  всё  погубила.  Вот  тоже  страсть   да  напасть.  Не  знаешь,  что  лучше.    За  моей  спиной  обсуждали  рецепты  консерваций.  У  каждой  хозяйки  есть,  чем  похвастаться.  Каждая  с  гордостью  делилась  своим,  проверенным  годами,  рецептом,  уверяя,  что  лучше  и  вкуснее  нет  ничего  на  свете.  А  я  смотрела  в  окно  и  мысленно  усмехалась,  потому  что  знала,  что  вкуснее  бабушкиных  варений – солений  на  белом  свете  нет.  Но  об  этом  знала  только  я.  А  делиться  бабушкиными  рецептами  у  меня  желания  не  было.

  Под  стук  колёс  и  разговоры  дачников   я  незаметно  доехала  до  своей  остановки.  Солнце  клонилось  к  закату.  Жара  ослабила  свою  хватку,  а,  может  быть,  это  только  показалось.  Ведь  я  приехала  в  деревню,  где  нет  асфальта,  а  есть  живая  земля.  Где  воздух  напоён  запахами  трав.  Где  дует  прохладный  ветерок  от  небольшой  речушки.  Где  буйно  растут  деревья,  защищая  землю  от  жгучих  солнечных  лучей  и  принося  прохладу  даже  в  знойный  полдень.

И  воздух  кажется  таким  густым,  что  его  «хоть  ложкой  ешь»,  как  говорит  бабушка.  Я  пьянею  от  немыслимо  ярких  красок  и  дурманящих  ароматов  трав  и  цветов,  от  сладких  запахов  созревающих  яблок  в  садах,  от  тишины  и  покоя,  которых  так  не  хватает  в  городе.

   Я  неспеша  шагаю  по  неширокой  тропке,  которую  протоптали  от  остановки  электрички  жители  деревни.  Вдоль  тропинки  буйно  растут  травы.  Некоторые  из  них  мне  знакомы.  Вот  шалфей  с  широкими  матовыми  листьями  и  метёлками  фиолетово – сиреневых  колокольчиков,  источающими  сладкий  медовый  аромат.  Рядом  полынь,  подёрнутая  сизым  налётом,  словно  присыпана  пеплом.  Её  терпкий  аромат  не  спутаешь  ни  с  каким  другим.

Немного  поодаль  полянка  подорожника  с  низко  лежащими  листьями  и  прямо  вверх  смотрящими  свечками  неказистых  цветов.  Вот  розетки  одуванчиков.  Поодаль  стоит  донник.  Его  цветы  источают  одурманивающий  медовый  аромат,  от  которого  голова  идёт  кругом.  Кое-где  виднеются   васильковые  цветки  цикория,  жёлтые  лютики,  розетки  пижмы  и  ещё  уйма  трав,  названий  которых  я  не  знаю.       Я  полной  грудью  вдыхаю  эти  живые  ароматы  и  не  могу  надышаться.

        Настроение  незаметно  поднимается  до  состояния  тихого  восторга  и     внутренней  благодати.  Пустые  и  суетные  мысли  уходят  куда-то  очень  далеко,  и  остаётся  только  чувство  умиротворения  и  покоя,  которых  так  не  хватает  там,  в  городской  сутолоке.

    Я  медленно  бреду  по  тропинке,  испытывая  тихую  радость  от  скорой  встречи  с  любимой  бабушкой  и  от  наступившего  вдруг  внутреннего  покоя   и  умиротворения.  Мой  взгляд  скользит  по  яркой  зелени,  ухо  ласкает  щебет  пичужек,  доносящийся  из  густых  крон  деревьев.  А  аромат  нагретых  на  солнце  трав  пьянит  и  дурманит,  доводя  до  головокружения.     Мне  остаётся  перейти  речушку,  и  я  уже  у  бабушки.  Речушка  совсем  маленькая,  тихонькая.

Если  смотреть  на  её  поверхность,  то  с  трудом  можно  заметить  движение  воды.   Вода  как  будто  стоит  на  месте,  образуя  зеркальную  гладь.  Только  травинки  у  берега,  окунувшиеся  в  воду,  тихонько  покачиваются,  убаюканные  тихим  течением.  На  берегу,  у  самой  кромки  воды,  сидят  лупоглазые  лягушки,  готовые  в  любой  момент  сигануть  в  воду.  Сейчас  они  ещё  молчат,  но  как  только  солнышко  скроется  за  горизонтом,  по  всей  округе  разнесутся  неповторимые  трели   самозабвенного   лягушачьего  хора.      Мне  пришло  на  ум  самое  первое  моё  детское  воспоминание.  Оно  сохранилось  в  памяти,  наверное,  благодаря  тому,  что  о  нём  любили  вспоминать  взрослые.

    Мне  года  три.  Я  с  родителями  в  гостях  у  бабушки.  Вокруг  просторы,  где  можно  гулять  без  страха,  потому  что  в  те  времена  детей  ещё  не  воровали,  и  нам  с  подружкой  разрешалось  гулять  одним.  Прошёл  дождь.   Выглянуло  солнышко.  И  мы  отправились  к  речке,  где  можно  было  побегать  по  лужам.  Но  побегать  нам  не  пришлось,  потому  что  лужи  заселили  малюсенькие  лягушата,  которые  были  размером  с  ноготок.  Они  были  так  трогательны,  так  красивы!

Почему-то  рядом  с  ними  не  было  мамы-лягушки,  и  мы  решили  собрать  их  и  унести  домой.  Мы  набили  лягушатами  полные  карманы  своих  платьишек.  Лягушата  прыгали  и  выскакивали  наружу,  падая  на  землю,  а  мы  снова  их  ловили  и  отправляли  в  карманы.  Потом  мы  догадались  зажать  карманы  руками,   и  лягушата,  хотя  и  прыгали  внутри  карманов,  но  выпрыгнуть  уже  не  могли.

Мы  принесли  их  домой,  и  показывали  маме,  бабушке,  ещё  кому-то.  Когда  открывали  карман,  убирая  от  него  руку,  лягушата  дружно  начинали  прыгать,  стараясь  выпрыгнуть  наружу,  а  нам  казалось,  что  они  специально  для  нас  показывают  представление,  словно  дрессированые.   Я  долго  смотрела  на  это  представление  и  была  очарована  и  покорена  красотой  маленьких  лягушат.  Я  их  люблю  до  сих  пор.   Если  вам  представится  возможность,  полюбуйтесь  маленькими  лягушатами!

Они  очаровательны!     Моё  детское  воспоминание  увело  меня  в  моё  ещё  недалёкое  детство,  где  было  достаточно  разных  приключений,  которые  делают  его  незабываемо  счастливым.   Но  об  этом  потом.  А  сейчас  я  стою  у  калитки  бабушкиного  дома  и  вижу,  как  идёт  она,  медленно  и  с большим  трудом  переставляя  больные  ноги,  опираясь  на  палочку  и  приветливо  говоря  что-то  тихим  голосом.  Глаза  её  светятся  радостным  огоньком,  ради  которого  и  стоило  приезжать.   Попадая  в  поток  ласки,  любви  и  тихой  радости,  исходящей  от  бабушки,  снова  ощущаешь  себя  маленькой  девочкой,  любимой  и  самой  лучшей  на  белом  свете.

И  тебя  накрывает  волна  любви,  восторга,  благодарности  и  счастья  от  того,  что  живёт  на  свете  такой  необыкновенный  человек,  способный  одним  своим  присутствием  сделать  тебя  счастливой.  И  тебе  самой  хочется  дарить  тепло  и  радость  всем,  кто  окружает  тебя.

  Но,  наслаждаясь  этим  тихим  счастьем,  понимаешь,  что  рядом  с  ним  притаилось  тревожное  ожидание.  Ожидание  того,  от  чего  никто  и  никогда  не  смог  спрятаться,  того  неизбежного  и  непонятного,  что  в  один  миг  делает  тебя  сиротой,  забирая  любимого  и  дорогого  тебе  человека.  И  в  душе  растёт  недоумение:  почему  так  скуп  был  Создатель,  отпуская  человеку  такой  короткий  миг  жизни  на  Земле?      За  разговорами  мы  не  заметили,  как  на  землю  опустились  сумерки,  заквакали  лягушки,  собрав  свой  необыкновенный  хор,  зажужжали  комары,  заставив  нас  покинуть  уютную  беседку  и  перебраться  в  дом.

Мы  соскучились  друг  по  другу  и  не  могли  наговориться,  хотя  с  момента  нашей  встречи  прошла  всего  одна  рабочая  пятидневка.  Ближе  к  полуночи,  когда  глаза  уже  слипались,  мы  прервали  свою  беседу  и  пошли  спать.  В  бабушкином  доме  я  сплю  всегда,  как  убитая.  Никакие  деревенские  звуки  не  могут  меня  разбудить.  Но  если  раздаётся  тихий  бабушкин  голос,  сон  в  один  миг  покидает  меня.  И  я  понимаю,  какое  это  счастье – просыпаться  от  звука  бабушкиного  голоса!     Проснулась  я,  когда  солнышко  поднялось  уже  довольно  высоко.  За  окном  раздавалось  оглушительное  чириканье  воробьёв,  облюбовавших  крону  вишни,  росшей  под  окном  моей  комнаты.  В  доме  было  совсем  тихо.  Поднявшись  с  кровати,  я  пошла  посмотреть,  чем  занята  бабушка.

       Она  сидела  за  столом,  глубоко  задумавшись  и  подперев  голову  рукой.  Казалось,  она  прислушивается  к  чему-то,  отзвучавшему,  но  оставившему  таинственные  вибрации,  на  которые  иногда  с  болью  отзывается  сердце,  заставляя  вернуться  назад,  чтобы  снова  пережить  боль  или  радость,  разочарование  или  восторг,  окунуться  в  тихое  счастье,  так  скупо  отмеренное  судьбой.

Видение  было  столь  значимым,  что  бабушка  не  заметила,  что  я  стою  в  проёме  двери  и  наблюдаю  за  ней.  А  мне  совсем  не  хотелось  своим  вторжением  разрушать  её  одиночества,  где  она  была  не  одна,  где  был  кто-то  близкий  и  дорогой  для  неё,  с  кем  она  проводила  когда-то  свои  дни,  может  быть,  самые  светлые  в  своей  жизни.   Это  знала  только  она  одна

    Я  на  цыпочках  вышла  из  комнаты  и  пошла  в  сад,  где  чирикали  неугомонные  воробьи.  Солнышко,  умытое  утренней  росой,  радостно    улыбалось  с  высоты,  приветствуя  новый  день  и  меня,  проснувшуюся  так  поздно.  Роса,  выпавшая  на  заре,  ещё  искрилась  под  ласковыми  лучами,  не  желая  покидать  сочные  зелёные  ложа  листочков.  На  траве  она  лежала  густой  россыпью  бриллиантов,  щедро  рассыпанной  утренней  зарёй.   Воздух  был  напоён  прохладой  и  влагой,  и  казался  густым  и  звенящим.  Я  протянула  руки  навстречу  солнцу,  зажмурила  глаза  и  промурлыкала:

  — Здравствуй,  солнышко!  Я  люблю  тебя!     Мне  захотелось,  как  в  детстве,  пробежаться  босиком  по  росе,  чтобы  подошвы  горели  огнём,  чтобы  во  всём  теле  появилась  лёгкость,  чтобы  я  смогла,  взмахнув  руками,  унестись  в  высь  и  лёгкой  пушинкой  плыть  вместе  с  облаками  в  неведомую,  но  очень  счастливую  страну,  где  нет  горя,  где  каждый  день  напоён  счастьем,  где  есть  место  любви,  состраданию,  милосердию.

   Я  пробежалась  по  росе,  но  оторваться  от  земли,  увы,  не  смогла.  Жаль!  В  такое  утро  хотелось  сказки,  и  я  пошла  в  дом,  чтобы  окунуться  в  ту  сказку,  которую  сегодня  расскажет  мне  бабушка.    — Ну,  что?  Поздоровалась  с  солнышком?    — Оно  сегодня  необыкновенное, — восторженно  проговорила  я,  устраиваясь  у  окошка.

 — Конечно,  необыкновенное.  Оно  каждый  день  необыкновенное  и  разное,  ты  заметила?    — Я  одно  заметила, — рассмеялась  я. – Я  заметила,  что  здесь  у  тебя,  бабушка,  самый  настоящий  рай.  Вот  только  мы  этого  не  знаем.    — Вот  и  хорошо,  что  рай.  А  в  раю  завтракать  положено?  Или  святым  духом  питаться  будешь?    — Нет,  святым  духом  питаться  не  буду,  потому  что  аппетит  здесь  всегда  на  зависть.  Да  и  от  плюшечек – ватрушечек  твоих  отказаться  ни  за  что  не  смогу.

   — Что  там  мои  плюшечки – ватрушечки, — сказала  бабушка. – Вот  бы  попробовала  стряпню  моей  бабушки,  тогда  бы  знала  вкус  настоящих  плюшечек – ватрушечек.

  — Нет,  ты  не  права.  Вкуснее  твоей  выпечки  я  ничего  не  пробовала, — сказала  я,  ничуть  не  покривив  душой.     — Смотря  с  чем  сравнивать, — не  сдавалась  бабушка. – Если  с  магазинными,  то  так  оно  и  есть.  А  вот  если  с  бабушкиными,  то  мои  проиграют.

— Зря  ты  так.  Вспомни,  как  нахваливали  твою  стряпню  мои  друзья,  когда  приезжали  на  выходные.  Все  и  всегда.  Ты,  наверное,  забыла.  А  я  помню.     — Ничего  я  не  забыла,  не  очень-то  я  и  стара.  А  твои  институтские  друзья  вечно  голодные  были.  Им  хоть  что-нибудь  в  рот  положить  надо  было,  чтобы  с  голоду  не  умереть, —  рассмеялась  бабушка. – Особенно  вон  тот  худющий,  Фёдор,  кажется.

           — Фёдора  у  нас  не  было.  У  нас  Федора  была,  помнишь?     Бабушка  отрицательно  покачала  головой.     -Помнишь,  помнишь.  Она  терпеть  не  могла  посуду  мыть.  У  неё  дома  всегда  целые  горы  грязной  посуды  стояли.  Вот  и  прозвали  мы  её «Федорой».  Сначала  обижалась,  не  разговаривала.  Потом  привыкла.  Так  «Федорой»  и  осталась.

  — Неужто  посуду  мыть  так  и  не  научилась?     — Научилась,  конечно.  Стыдно  же,  когда  в  дом  чужой  человек  приходит,  а  у  тебя   там…  Ладно,  не  буду  говорить,  что  мы  ей  тогда  говорили.  Главное,  подействовало.  Важен  результат,  а  не  способ  его  достижения? – рассмеялась  я. — Наш  метод  действенным  оказался.  А  от  «Федоры»  она отказываться  не  стала.  «Ладно, — говорила, —  сроднилась  я  с  этим  именем.  Родители  ошиблись,  выбирая  мне  имя.  Я – врождённая  Федора».

   — А  сейчас  где  она?  Друзей  терять  нельзя.     — Замуж  вышла.  Уехала  с  мужем  куда-то  в  Благовещенск.  Там  живут.    — Родина  моя.  — Бабушка  вздохнула. – Ладно,  хватит  соловья  баснями  кормить,  завтракать  пора.     Я  быстренько  выставила  на  стол  всю  вкуснятину,  которую  приготовила  бабушка.  Трапеза,  как  всегда  затянулась  надолго,  потому  что  разговорам  нашим  не  было  конца.

От  сегодняшнего  дня  до  бабушкиного  детства  раскинулись  просторы,  на  которых  гуляли  мы  в  своих  воспоминаниях.   Бабушка  рассказывала,  а  я,  затаив  дыхание,  старалась  не  пропустить  ни  единого  слова.  Потом,  вернувшись  в  город,  я  постараюсь  записать  всё,  что  услышала  сегодня.  А  сейчас  я  просто  сижу  и  слушаю.  И  живу  там,  в  той  реальности,  куда  уводят  меня  бабушкины  рассказы.

  Галина Гололобова