Лучшие стихи Царскосельских лицеистов
Участь русских поэтов
Кюхельбекер Вильгельм Карлович
Горька судьба поэтов всех племен;
Тяжеле всех судьба казнит Россию;
Для славы и Рылеев был рожден;
Но юноша в свободу был влюблен…
Стянула петля дерзостную выю.
Не он один; другие вслед ему,
Прекрасной обольщенные мечтою,-
Пожалися годиной роковою…
Бог дал огонь их сердцу, свет уму,
Да! чувства в них восторженны и пылки:
Что ж? их бросают в черную тюрьму,
Морят морозом безнадежной ссылки…
Или болезнь наводит ночь и мглу
На очи прозорливцев вдохновенных;
Или рука любезников презренных
Шлет пулю их священному челу;
Или же бунт поднимет чернь глухую,
И чернь того на части разорвет,
Чей блещущий перунами полет
Сияньем облил бы страну родную.
Лучшие стихи царскосельских лицеистов
Женские проблемы
Тяжёлый какой-то день сегодня получился. Уроки тянулись бесконечно долго. Всё. Иду домой, даже тетради проверять не стану. Приду, сделаю себе кофе и буду слушать «Энигму», сидя в темноте. Ан – нет. Это ещё не конец, оказывается: кто-то скребётся под дверью в кабинет. Делаю лицо – создаю «пленительный и неповторимый образ учительницы преклонного возраста» и кричу: — Да-да, кто там?!. Заходите, не заперто… Сначала в дверной щели показывается расстроенная мордашка:
— Можно, Борис Петрович? Вы не заняты?.. — Заходи,- говорю,- Катюшка! Для тебя я свободен всегда… Это только говорю так, вы же сами догадываетесь, что чувствую… Но понимаю, что – надо. Потому что все заняты, и мама её занята. Если уж к учителю пришла, то, значит, и подругам не до неё. Куда же податься девице двенадцати лет от роду? Заходит. Садится на стул против моего стола. Лицо такое, будто у неё все умерли и даже я.
Одним словом, скорбящая Мадонна – просто легкомысленная девчонка с дискотеки рядом с моей Катюшкой-шестиклассницей. Хочется заорать на неё: — Ну, вот только тебя не хватало сейчас с мизерными школьными проблемами и девчачьими обидами!.. Вижу – нет. Тут что-то посерьёзней будет, чем ссора подружек, например. — Говори. Что случилось, а то я сейчас расплачусь, глядя на тебя, такую скорбную и скорбящую… Она вздыхает как-то с подвсхлипом, как старушка-плакальщица на похоронах, трёт ладошку об ладошку, потом их тщательно разглядывает:
— Вы, Борис Петрович, вызовите к себе мою маму. Она вас послушается. — И что я должен буду ей сказать? — Чтобы она замуж за этого своего Серёжу не выходила. — Кать, ты полагаешь, что я имею право говорить с нею об этом? — Имеете, конечно! Мама сама говорила, что вы для нашей семьи самый авторитетный человек. — Спасибо, конечно, но, думаю, что мама, говоря так, несколько иное имела ввиду. Так почему же ей нельзя за Серёжу замуж? Он тебе не нравится?
— Да он и ей не нравится! Когда он уходит от нас, то мама моет посуду, а потом пол в прихожей и плачет при этом. — Отчего же она плачет, ты думаешь? — Да потому что он старый и противный! Он даже старее, чем вы!! Вот какой он старый!!! Делаю вид, что всё нормально, что слышать это вовсе не обидно. Спрашиваю: — А сама ты с нею об этом говорить не пробовала? Катька моя, безнадежно сжимает плечи:
— Пробовала, конечно. Говорю ей: «Мам, не пара он тебе! Мало того, что старый и толстый, так ещё всё время потеет и грязным платком лоб себе вытирает. А какие у него во лбу мысли, ты слышишь?.. «Квартиры разменяем… ремонтик сделаем… у дачки второй этаж надстроим». Помнишь, когда я его спросила, а в цирк будем ходить в выходные? Помнишь?
«Нет, — говорит,- детонька,- и слово-то какое-то… потное, как сам.- Нет, милая. Билетики в цирк денежек стоят. А ты уже большая, значит, и на тебя билет покупать нужно. А это уже – три билета! Два рулона обоев купить можно!..» Мама начинает плакать, а потом говорит: «Это ведь, Катя, у меня последний шанс». А какой это шанс, Борис Петрович?!. Он, знаете, что маме на день рождения подарил? — ???,- говорю я, заинтригованный.
— Горшок такой для цветов, длинный. А в нём – помидорная рассада. Чахлая такая, взошла. Он говорит, что этому подарку цены нет, потому что весной они рассаду ту высадят на грядки и уже вскоре «последуют» помидоры. «И Юленька со своею доченькой их всё лето кушать будут,» — это он нас с мамой так называет. Что, Борис Петрович? Мужчина, да? Защитник и опора, да? Катька моя аж порозовела от возмущения.
Я любуюсь ею и жалею одновременно. Потом говорю: — Кать, не могу я об этом говорить с твоею мамой. Хотя, если честно, на её месте, я бы за такого замуж не вышел… — Вот и я ей говорю, что Борис Петрович никогда бы на таком не поженился!.. А вы бы, Борис Петрович, не могли на моей маме пожениться? — Ты знаешь, Катя, я, в некоторой степени, уже довольно давно женат… Катька посерьёзнела, сдвинула брови:
— Вы женаааааты? — А что тебя смущает? — Так вы ж всё время в школе да в школе… Потом чуть подумала и вновь спросила: — И что, дети есть? — Ты, наверное, удивишься, но – даже внуки… Катька не удивилась, а ещё крепче задумалась. Потом, вдруг, сообразила и сказала: — Тогда просто к нам в гости приходите. В воскресенье. Как раз «Серёженька» будет. Он вас увидит у нас за столом, испугается и больше не будет к нам приходить. — Я не думаю, Кать, что меня хоть кто-то может испугаться. —
Испугается, испугается, Борис Петрович! Он трус. Когда в автобусе какой-то человек маму толкнул, а потом стал на неё ругаться, «Серёженька» отвернулся и сделал вид, что даже и не слышит ничего. А потом у мамы спрашивает: « Ты что такая расстроенная, Юленька?» И в глаза ей как-то противно заглядывает.
Знаете, Борис Петрович, трудно, конечно, двум женщинами без мужчины в доме. Но я вам так скажу: чем такой, лучше уж никакого… Встала и пошла к дверям, вся погруженная в собственные переживания. Хлопнула дверью и не заметила этого даже. Через мгновение дверь вновь распахнулась, опять в щели показалась её мордашка: — А в гости к нам, Борис Петрович, вы всё равно приходите. Просто так. Не для того, чтобы Серёжу пугать. Мы с мамой для вас торт испечём…
Олег Букач