Не ветер бушует над бором,
Не с гор побежали ручьи.
Мороз-воевода дозором
Обходит владенья свои.

Глядит  хорошо ли метели,
Лесные тропы занесли.
И нет ли где трещины, щели,
И нет ли где голой земли.

Пушисты ли сосен вершины,
Красив ли узор на дубах.
И крепко ли скованы льдины,
В великих и малых водах.

Идёт  по деревьям шагает,
Трещит по замёрзлой воде,
И яркое солнце играет
В косматой его бороде.

Стихотворение Зима настала

Белый снег пушистый в воздухе кружится,
И на землю падает, ложится.
И под утро снегом поле побелело,
Точно пеленою все его одело.

Темный лес что шапкой принакрылся чудной,
И заснул под нею крепко, непробудно.
Божьи дни коротки, солнце светит мало,
Вот пришли морозцы и зима настала.

Труженик-крестьянин вытащил санишки,
Снеговые горы строят ребятишки.
Уж давно крестьянин ждал зимы и стужи,
И избу соломой он укрыл снаружи.

Чтобы в избу ветер не проник сквозь щели,
Не надули б снега вьюги и метели.
Он теперь покоен все кругом укрыто,
И ему не страшен злой мороз, сердитый.

 

Меняется время, меняются лица и будни отчаянно крутят волчок. Но в сердце кусочек из детства хранится, в нем тихий и добрый родной уголок.

Так хочется порой, уткнувшись в теплый плед перелистать альбом от корки и до корки. Он бережно хранит прожитой жизни след, где поезд так промчал почти без остановки…

Мне кажется, что все еще вернется, хотя уже полжизни позади. А память нет, да обернется, как будто знает в прошлое пути.

Проходит все и боль, и суета, любовь и та исчезнет в одночасье. И завтра станет трепетным вчера, не получив у нас на то согласье.

Видеоклипы студии «LINK» собравшие миллионы просмотров

Счастье на старости лет

У дяди Вани была одна, но пламенная страсть — танцы дома под музыкальные программы перед телевизором. Еще когда была рядом супруга, Марина Петровна, они вечно пускались в пляс на ровном месте. Знакомые над ними подшучивали — разве так можно? Повод же нужен. Но супруги стояли на своем: если потанцевать, жить легче. И для этого даже ходить никуда не надо. Включали себе телевизор и «колбасились». По характеру оба были веселые. Дядя Ваня — маленький, кругленький, с большим брюшком и редкими волосами.

Жена — высокая и худая. Теперь он один тосковал — не стало Мариночки-то. Но танцевать продолжал. — Надо через себя жить. И я еще заметил, если музыку включишь, да попляшешь, не так плохо все, — советовал всем дядя Ваня. В тот вечер, привычно потанцевав перед экраном, дядя Ваня спать лег. А проснулся от стука в дверь. Глянул на часы — полпервого ночи.

Пошел в глазку. Никого. Подумал, показалось. Однако только лег, стук повторился. Дядя Ваня не из пугливых был. Поэтому решительно стал отпирать замки. Только вот дверь открыть не мог. Что-то мешало. Он и так пробовал, и этак. А потом услышал чьи-то вопли. И дверь вдруг поддалась. На площадке с взъерошенными волосами, в халате жены, стоял сосед Генка.

В руках у него был какой-то шнур. — Ты погляди, что творят, а? Двери наши с тобой связали и стучались! — прорычал он. Дядя Ваня спросонья только глазами хлопал со словами: «А кто?». — Да подростки. Стояли тут, орали, музыку слушали, шумели. Ну, я вышел им замечание сделал. И пожалуйста, результат! Напакостили. В следующий раз сразу полицию вызову! — пробурчал сосед. Дядя Ваня лишь вздохнул — двери напротив, вот его ручку и Генкину связали.

Ладно, снова лег. Только приготовился проваливаться в объятия Морфея — опять стук. Пошлепал к двери. За ними стоял сосед снизу, «Олега» его все звали. Дядя Ваня открыл. Олега стоял и трясся. — Слышь, Вано, у тебя ничего нету? Ну того, горячительного? Прикинь, до сих пор, две недели уже отмечаю Новый год, — просипел Олега. — Молоко только, — вздохнул дядя Ваня.

— Какое молоко? Ты щас так отплясывал, только люстра у нас шаталась. И музыка была. Моя Лариска и говорит: магазины закрыты, иди к дяде Ване. Он по — любому выручит! Потому что сам пляшет! — не отставал Олега. — Да я всегда танцую! Мне не надо ничего, и так хорошо! — принялся оправдываться дядя Ваня. Олега не поверил и пошел на кухню. Там заглянув в холодильник.

Вздохнул и удалился, прихватив с собой банку огурцов — надо же чем-то спасаться. Спать хотелось нещадно. Дядя Ваня прилег. Но в дверь вскоре опять замолотили. — Да что же это такое-то! Сумасшедший дом какой-то! — бормотал дядя Ваня. Мельком взглянул на часы — почти три. За дверью, закутавшись в пальто, стояла Зоя с пятого этажа. Дядя Ваня молчал.

— Иван! Дай аппарат давление померить! У нас сломался, завтра за новым пойду. А у тебя от Марины остался, я знаю. Уж извини, что беспокою. Хотела скорую вызвать, да мой не дал. Сказал, сами поглядим, а там решим. Он же у меня больниц-то боится! — проговорила Зоя. Дядя Ваня аппарат вынес. И тоскливо уселся пить чай. Сон постепенно выветривался.

Часы показывали четвертый час. И тут дядя Ване показалось, что кто-то плачет. Он даже головой тряхнул — вдруг привиделось? Нет, всхлипы были. Дядя Ваня крадучись к двери. Вроде оттуда. Тихо так, словно мяуча. Что такое? Еси бы он спал, то данного бы звука не услышал, конечно. Подумав для верности, дверь дядя Ваня распахнул. Между этажами сидела прямо на ступеньках Вера Ивановна. С верхних этажей. Заядлая садоводка, кулинарка, порядочная такая женщина.

А вот сын у нее был — хуже некуда. Павликом звали. Жили они вдвоем, в двухкомнатной квартире. И если трезвехонький Павлик был еще более-менее (а это бывало крайне редко, кстати), то в остальное время он мать гонял. Летом она в саду спасалась. А зимой? Дядя Ваня даже и не задумывался над этим вопросом. Выходит, в подъезде сидела.

Правильно, а куда ночью-то идти? Не на улицу же. — Разбудила я вас. Простите, пожалуйста! Все, тихо буду сидеть! — принялась извиняться Вера Ивановна. — Чего выдумали! Не май месяц. Милости прошу ко мне. Я, знаете ли, с полпервого уже не сплю. Так что… Чай попьем, — пригласил дядя Ваня. Дома засуетился, соседка-то выбежала в одной пижаме от буяна.

Он халат жены протянул, фланелевый, тепленький. Носки шерстяные. Долго сидели и пили чай. Дядя Ваня чуть не прослезился, вспомнил свою Марину. Глянул на соседку, он понял, как хорошо, когда ты не один дома. А живая душа рядом. — Спасибо вам, я пожалуй, пойду! — засобиралась та. — Куда? В пять утра-то. Спит поди, обормот-то ваш. У меня ночуйте. Комнат две.

И чего ему не живется? Я тогда к Леониду поднимался, что рядом с вами, так такие запахи ароматные плыли от вас. Эх, ничегошеньки люди не ценят! — изрек дядя Ваня. Потом он наконец заснул. А проснулся оттого, что пахло блинами и супом. Ему даже показалось, что Марина жива. Припустил на кухню. А там соседка блины жарит. И борщ доваривает.

У дяди Вани продукты-то были. А вот готовить вкусно не умел. И каша стоит в кастрюльке. У него она всегда подгорала, а тут горячая, вкусная, с маслицем. Дядя Ваня пока ел, чуть не плакал. Так ему хорошо было. И с лица Веры Ивановны ушло загнанное выражение, сын-то ей все нервы вымотал. А у дяди Вани тихо, спокойно так. Забегая вперед — они вдвоем теперь, вот год уже нынче.

Мать оставила непутевого Павлика и перебралась к дяде Ване. Вначале просто в гости ходила, а потом и совсем осталась. Танцуют теперь на пару. И жизни радуются. А дядя Ваня говорит: — Вот беспокойная ночь в нашем подъезде выдалась! Но если бы не это, если бы я спал, то не услышал бы, как плачет Верочка, не встретил ее, получается, на старости лет. И ничего бы у нас не было! Счастья-то нашего! Так что даже в минусах надо ловить за хвост плюсы!

Татьяна Пахоменко