Лучшие стихи про детство

Михаил Виссонов

 

Дорога в детство

Поступает слишком вольно с нами,
Жизни быстротечной суета.
Вижу сквозь туманность лет как мама,
В детство открывает ворота.

Не смотрел на бег времен серьезно,
Нынче хризантемы отцвели.
Далеко ушел, любезный поздно,
Кувыркать с мальчишками в пыли.

Утром босиком гонять по росам,
Знаете была такая ночь.
А что дергал девочку за косы,
Знаете она была не прочь.

Нет не вспомню имена тех кукол,
И забыл цвет платья твоего.
У тебя так много нынче внуков,
Моего средь них ни одного.

Детство впрок ворую, панорамы
Нет изящней, в небо голубей
Выпущу из клетки, как у мамы
Неба не бывает голубей.

Не хочу я улетать из детства,
Стежкой ковыля мой путь прошит.
Нет приятель, грусть твоя  кокетство,
И цена печали той  гроши.

Уведи меня дорога в детство,
Там где с детства в сказку путь знаком.
Где коров рогатое соседство,
Пахнет сеном, пахнет молоком.

Нет, не те встречают у порога,
И не тот порог в конце пути.
Ворота не те, не та дорога,
Нет, дорогу в детство не найти.

Дорога детства моего

Мне часто снится сон печальный,
Там где осталась далеко.
За беспредельной синей далью,
Дорога детства моего.

На необъятнейшем приволье,
Ширь зеленеющих лугов.
В необозримом горизонте,
Квадраты спеющих хлебов.

А вот на солнечном припёке,
Средь толчеи крапивных груд.
Стоит красуясь на пригорке,
Весь в лопухах заросший пруд.

За ним широкая развилка,
Наискосок через леса.
Туда уводит в глубь тропинка,
На край далёкого села.

Там на берёзовых просторах,
Хлеба за гумнами торчат.
Навек прилипли к косогору,
Гнилые крыши сельских хат.

Там всё свежо, открыто взору,
Спокойно в сонной тишине.
Что хочется объять природу,
Побыть с собой наедине.

И босиком прибавив ходу,
Бежать свободно, налегке.
Нырнуть с обрыва прямо в воду,
И встретить юность вдалеке.

Упасть на тихом перевале,
В глухом ромашковом краю.
И до утра,на сеновале,
Встречать вишнёвую зарю.

Видеоклипы студии «LINK» собравшие миллионы просмотров

Главбух

Полутемный коридор на втором этаже встречал прохладой. — А чего света нет? — Ворчали дамы из планового отдела. — Так экономия, — хихикали технологи, — наша главбухша даже на лампочках экономит. Главбухшей звали Альбину Андрияновну, строгую, пышнотелую даму. По возрасту — под полтинник, по опыту — можно предприятием управлять, разбирается во всем.

— Так, Никодимов, когда отчет будешь как надо подавать? — Альбина грозно взглянула на забежавшего снабженца, худощавого, высокого, шустрого Николая лет тридцати. — Снова расход бензина большой! — Вы что, думаете, я его пью?

— Николай развернулся к Альбине, как на шарнирах. Грузная, с гладкой прической, собранной в пучок, в очках, которые сползли на кончик носа, она смотрела на снабженца, как удав на кролика. — Я почем знаю, что ты с ним делаешь, понимать должен, в какое время живем, и сколь еще продлится эта канитель, неизвестно. Так что не гоняй машину почем зря. Или водителя контролируй…

— Альбина Андрияновна, что вы наезжаете почем зря каждый раз? Я тоже работаю, не только вы цифры складываете. — Так ладно, все, иди отсюда, следующий раз заставлю отчет переделывать. Николай и сам собрался уходить, зная, что с «грозбухшей» (так ее называли за глаза) лучше не связываться. Поговаривали, что ее сам директор и главный инженер боятся. На самом деле, не боялись, а уважали за ее скрупулезность и жесткую экономию, время было тяжелое — 90-е годы.

— Альбина Андрияновна, а если бы у тебя такой зять был? — Со смехом спросила бухгалтер материальной группы Людмила. — Зять — нечего взять! — Проворчала главбухша. Зачем он мне сдался, к тому же женатый. Все знали, что Николай боготворил свою молодую жену, сдувая с нее пылинки. Стройную, фигуристую Светочку видели с ним в городе. Навьюченный, как ишак, он нес сумки, а она стучала каблучками рядом.

— Ну да, у него жена-красавица, — согласилась Людмила, — он от нее, как говорит молодежь, без ума. — Вот-вот, иногда с документами работает «без ума», — вставила очередную «шпильку» главбухша. — Ну, Альбина Андрияновна, зато как снабженец — он старательный, носом землю рыть будет, а найдет хоть какую деталь. Главбухша молчала, не собираясь менять свое мнение.

Для нее — порядок прежде всего, будь то Никодимов, или кто другой, скажет все в глаза. Николай лишний раз старался и не заходить в бухгалтерию, чтобы не «столкнуться» взглядом с вредной главбухшей. «Вот сколько в ней веса, столько и вредности», — подумал он про себя, выходя из кабинета. Утро в тот день было солнечное, ветви с молодой, едва проклюнувшейся листвой качались за окном от теплого ветра.

Альбина , отдышавшись, села за стол, и стала не торопясь, раскладывать бумаги. Она любила приходить пораньше, когда еще никого не было, любила этот настрой на работу, свежесть утра и тишину. Дверь распахнулась, появился Никодимов, — она заметила это краем глаза, губы слегка скривились: «Принесло такую рань», — подумала она и, не глядя на него, сквозь зубы произнесла:

— Ну чего еще? Вчера же все сдал. — Тут с прошлого месяца бумажка, — сказал он потерянным голосом. Голос был настолько непривычно тихим, что «грозбухша» невольно взглянула на него. Бледный, осунувшийся, он был похож на несчастного человека, хотя из всех сил старался этого не показывать. Положив документ на стол, хотел выскользнуть из кабинета, но Альбина остановила его.

— Никодимов, погоди, ты чего такой? Стой, тебе говорю, — она пододвинула стул, — садись на пять минут. — Случилось чего? Никодимов, как послушный школьник, впервые не ерепенился перед ней, молча присел рядом. — Не спал что ли? Беда какая случилось? И вдруг этот молодой, неунывающий мужчина вздрогнул, губы затряслись, как у обиженного ребенка: —

Жена ушла, — упавшим голосом признался он. И тут же отвернулся, потому как излишняя эмоциональность увлажнила глаза, а плакать было стыдно, тем более перед грозбухшей, с которой он давно как кошка с собакой. — Ах ты, матушки мои, — ахнула она. И эта неприступная стена, эта глыба, умевшая поставить на место любого на предприятии, обнажила всю свою сердобольную женскую натуру.

— Не стыдись, всплакни, если хочешь, не держи в себе, Коля. И он, растроганный от неожиданного понимания повернулся и голова его непроизвольно склонилась на ее мягкое плечо. А она гладила по голове, как маленького: — Было и со мной такое, знаю, проходили, благоверный также ушел и ручкой не помахал. — Простите, Альбина Андрияновна,

— Никодимов словно опомнился, — это минутная слабость. Эти слезы появились второй раз в жизни. Первый раз, когда умерла тетка, вырастившая его. Забрала из детдома после гибели родителей, вырастила как родного сына. А когда ему было восемнадцать ушла в иной мир, оставив одного. И только Света была лучиком в его жизни, ради которой хотелось жить.

— Погоди, не торопись, может она вернется. — Не вернется, это точно, сама призналась, что другого любит, он молодой предприниматель, любовь у них. — А ты не бери в голову, ты работай, это отвлекает. Посиди тут, я чайку вскипятну, у меня и бутерброд есть, ты же голодный поди. Николай соскочил, замахав руками. — Нет-нет-нет, я не хочу, и на том спасибо. Простите, не хотел, так получилось.

— Пообещай мне, что глупостей не наделаешь. Это я тебе как мать говорю. Все пройдет, и это тоже. Казалось, ему и в самом деле стало легче, взгляд посветлел, он с благодарностью смотрел на главбухшу, которая от сочувствия и сама готова была расплакаться. В конце недели Николай сам предложил Альбине отвезти ей на дачу бочку для воды.

— Да что ты, мне и так отвезут, не трать время. Но он был так настойчив, что Альбина согласилась. Больше никогда они не ссорились, и наконец-то оба увидели друг в друге отзывчивых людей. Жена Светочка к Никодимову так и не вернулась, уютно устроившись у перспективного предпринимателя. Через полгода главбухша познакомила Николая со своей дочерью Леной.

А еще через полгода стала тещей. — А как же ты, Альбина Андрияновна, свой «цветок лазоревый», свою Леночку Николаю отдала? — Спросила Людмила. — Сам взял, и Леночка сама пошла. Коля — хороший, надежный, пусть живут. В пятьдесят один год Альбина Андрияновна впервые стала бабушкой, а Николай «летал, как на крыльях», узнав, что у него родился первенец. В тридцать лет.

Татьяна Викторова