Лучшие стихи про маму

Видеоклипы студии «LINK» собравшие миллионы просмотов

Прощенное воскресенье

«Вот и добралась я до моей, так называемой, исторической родины, Чувашии. Странно, мысленно воспринимается всё, но сердце пока не дает даже малейшей искорки любви ни к чему, что вижу вокруг. Зачем я затеяла эту поездку? Захотелось увидеть свою биологическую маму. Господи!, Прости меня, неразумную! Какая мама? За двадцать пять лет она обо мне, может, и не вспоминала.

Чего я жду от этой встречи? Надеюсь, что многое изменится в моей и в её жизни. Или нет? Хочу знать, кто мой отец? Всё. Хватит изводить себя вопросами. Прочь сомнения». Такси. Адрес. Еду. Почти окраина. По всей округе слышен колокольный звон, невдалеке видны купола церкви. «Сегодня праздник Прощёного воскресенья. Последний день масленицы, — улыбаясь, говорит мне таксист. —

Надо всем сердцем простить обидчиков.Попросить прощения. И всё простится». –О! Было бы все так просто! — А вы попробуйте!. Вот и приехали по указанному адресу. Нахожу старенький двухэтажный дом. В подъезде пахнет сыростью, темновато. Может, вернуться? Нет, с моим бараньим упрямством все повторится опять. Лучше уж сейчас. Вот квартира № 8, стучу.

За дверью молчание, потом послышались тихие шаркающие шаги. Дверь открыла немолодая, миловидная женщина, на вид не совсем здоровая (ловлю себя на том, что во мне говорит врач). — А я вас жду. Вы ведь из органов опеки? Проходите, — женщина проводила меня в комнату. Мысли мои метались с бешеной скоростью. Я сердцем почувствовала, что это она.

Эта женщина — моя мать. Внешне мы почти не похожи. Разве что рост, фигура. Неужели она ничего не чувствует? «Господи! Помоги пережить эти минуты. Мама! Узнай, почувствуй меня! У тебя усталые глаза, но не злые. Как же случилось, что мы не вместе?» Вопросы без ответов рвались наружу, терзая мое сердце. Как же я устала. — Садитесь вот сюда, — женщина указала на стул у маленького круглого столика. –Спасибо. Мы молча смотрели друг на друга.

-Тамара Юрьевна, вы не могли бы рассказать немного о своей жизни? Женщина на мгновение задумалась: — Зачем? И что именно вам хочется знать? – Просто мне искренне хочется помочь вам, хоть чем-нибудь. –Вот заберешь Юру, тем и поможешь. От неожиданного предложения, мне кажется, что я даже приоткрыла рот. Прочитав вопрос в моих глазах, женщина спросила:

«Что-то не так? Или вы не за этим пришли? Да поговорить, оно, конечно, можно, если на стол есть чего поставить. А у меня, простите, к сожалению, ничего нет». Она задержала взгляд на моей плотно упакованной сумке. Я быстро поднялась и стала вытаскивать свертки, всё, что было в сумке, складывая содержимое на столик, на стул. Тамара Юрьевна с печальной улыбкой наблюдала за мной.

Часть пакетов она унесла на кухню. Остальные гостинцы стала выкладывать на столик. Я сидела, опустив руки, смотрела, как она открывает привезенную мною бутылку вина, которую в последний момент запихнул мне муж в сумку объясняя. « Пригодится. Там поговорите, выпьете за встречу. И помни, что мысленно я буду рядом». Разлив вино по стаканам, Тамара Юрьевна грустно сказала:

— Ну что, со свиданием!. Как зовут-то тебя? – Исфирь. Я не сводила взгляда с Тамары Юрьевны. Это она дала мне это библейское имя перед тем, как оставила меня в роддоме. Но ни один мускул не дрогнул на её лице. -Еврейка что ли? — Может быть. -Да, евреи -хороший народ, умный. Но не люблю их за то, что Христа распяли. «О чём она говорит?» — Мне хотелось крикнуть: что ты делаешь? Ты обрекаешь на вечные муки и страдания своих детей.

Заставляешь всю жизнь сомневаться и осуждать себя. Кто измерит наши муки?». Комок стоял в горле. Я почти задохнулась. А Тамара Юрьевна вдруг засмеялась, похлопав меня по руке, сказала: -А знаешь, у меня был один ухажер, еврей. Давно это было, когда я в первый раз на зону попала. Такой обходительный, говорил, что врач. В нашей стране всех сажают: и врачей, и торгашей, и бродяг, и убийц.

У меня с этим евреем любовь была. Правда, недолгая. Зато мороки потом было. Она как-то отрешенно махнула рукой, глядя куда-то в сторону. — «Тамара Юрьевна, а вы позже с ним встречались? — Зачем? Мужик «своё» взял и забыл. У них ведь как, одна страсть сгорает, из пепла рождается другая. Какие встречи? — «Вы же сейчас сказали, что любовь у вас была». -Любовь?!.

Да что мы можем знать о любви? В юности кровь кипит от одного взгляда, прикосновения, от слов ласковых. А ума-то маловато. Не зря в народе говорят: если бы молодость знала, если бы старость могла… — Тамара Юрьевна, вы как будто о чем-то сожалеете? — Очень хотелось бы встретить такого человека, который мог бы сказать с чистым сердцем, что он ни о чем не жалеет. Я

вот очень обидела свою мать. Договорились с сестрой и ушли из дома, когда мать, овдовев, вышла второй раз замуж, пыталась объяснить нам, как тяжело в селе жить без мужика. Мы-то с сестрой видели, что любит она этого дядю Колю. Вот и сбежали, назло. А может быть, уже тогда из-за зависти женской. Сестре было двенадцать лет, а мне четырнадцать. Сестра погибла, попала под электричку.

Мать подавала в розыск, мне бы, дурочке, вернуться, да упрямство помешало. Пряталась. Мать не смогла пережить наш уход, заболела и вскоре умерла. Вот с тех пор и идет моя жизнь наперекос. -Помолчав, она с грустью спросила: — Ну что, не прошло еще желание слушать про жизнь мою? — Нет. — А ты ведь не из службы опеки. Не можешь родить, видать? Что ж, если заплатишь тысяч десять, забирай моего сына, документы все отдам и «отказную» напишу.

— Тамара Юрьевна отвернулась. — Мне недолго осталось, — продолжала она рассказ. — Рак признали. Юрку ни за что не отдала бы. Добрый он, ласковый, хотела бы грехи искупить, вырастив его. Да уж больно много их у меня. Видно, Господь не услышал. Жила, как собака, и смерть, верно, такою будет. — Не говорите так, прошу вас, — твердо проговорила я.

— Скажите, Юра у вас один? Женщина молча смотрела в окно. -Была еще дочь, да оставила я ее в роддоме, не захотела в тюрьму везти с собой, слабенькой родилась. Мне-то семнадцать лет было. Потом опомнилась, хотела забрать. Из роддома прислали справку, что померла она. Грешна, кругом грешна, — сокрушенно проговорила Тамара Юрьевна.

— А у Юры отец есть? — Был. Помер два года назад, тоже Юрием звали. Работал в лесничестве, на тракторе. До тюрьмы в техникуме преподавал механику. Подросток покалечился на посевной и в больнице помер. Юрия осудили, взял вину на себя. Жена его сразу бросила. Горе нас свело, вот и жили вместе. — А где ваш сын сейчас? — Спит. Да, вот он, легок на помине. Проснулся!.

Протирая кулачками глаза, в комнату вошел мальчик лет пяти с огромными синими глазами на худеньком лице. Увидев меня, он осторожно отошел в сторону, взяв маму за руку. — Юра, выспался? Видишь, сколько лакомств. Иди. Не стесняйся. Возьми, что хочешь. Поешь. А посмотри, сынок, нравится тебе эта молодая, красивая тетя? Юрка во все глаза смотрел на меня и молча кивнул кудрявой головой. — Юра, подойди, познакомьтесь, — мама легонько подтолкнула его ко мне.

— Я протянула руку. -Меня зовут Исфирь. Юра по-прежнему держался за мамину руку. На какое-то мгновение лицо у Тамары Юрьевны, и без того бледное, стало почти прозрачным. — Что с вами? Вам нехорошо? — Я поднялась. — Сколько тебе лет, Исфирь? — тихим голосом, почти шепотом, спросила она. — Двадцать пять. -А день рождения у тебя?… 22 июня … — произнесли мы с Тамарой Юрьевной в один голос.

В комнате повисла напряженная тишина, казалось, стены вот- вот растворятся от этой тишины. Не помня себя, я подошла к Юре, взяла его на руки, обняла маму, поцеловала её и, прижав к себе, тихо прошептала, глотая слезы: «Я прощаю тебя, мама. Прости и ты меня, что я заставила тебя пережить эти минуты. Все у нас будет хорошо. Теперь мы будем всегда вместе.

Я врач и все сделаю для того, чтобы ты пожила со мною и с Юрой как можно дольше. Мы с Юрой будем очень любить тебя. Я знаю наверняка:. Любовь- это самая светлая сила, мы вылечим тебя. Правда, Юра?» — Правда! — серьезным, совсем не детским голосом подтвердил Юра, крепко обнимая нас своими маленькими ручками. — Мама, мы тебя никогда не оставим, пока будем жить.

— Никогда! — громко повторил Юра. По лицу Тамары Юрьевны ручейками текли слезы, она медленно опустилась на стул. — Обманули меня, выходит, сказав, что ты не выжила. Доченька, Исфирь, видно, и вправду сильное у тебя имя, коль ты передо мною стоишь. — Сильное. Я вообще очень сильная!. Слава Богу! — Как же я сразу-то не признала тебя?

— Мама, а ты и вправду о моем отце ничего не знаешь? (Я нарочно переводила разговор, чтобы как-то успокоить маму) — Нет. Я и фамилии его не помню. Знаю, что звали Давидом, да что врачом был. А может, и то все неправда. Прости меня, доченька. -Мама, не плачь. Давайте праздновать нашу встречу. Сегодня во всех храмах службы идут, вон колокола опять звонят. Мама, давайте и мы пойдем в храм, к людям? Юра — то крещеный?

-Да. Правда, крестной матери у него нет. -Мама, а можно Исфирь будет моей крестной? Я очень хочу, мама, пусть будет она! — Я с радостью буду твоей крестной. Вот с этой нашей радостью и пойдем в храм. Выйдя на улицу, я взяла маму под руку. — Доченька, как же я виновата перед тобою. Сможешь ли простить? — Я тебя с первого взгляда полюбила, мама.

А это значит, что я прощаю. Мамочка, пойми, я не вправе судить ни тебя, ни отца, ни в чем и никогда. И еще, спасибо тебе за то, что у меня есть братик, это такая награда, о которой я и мечтать уже не могла. Я очень счастлива, мама, и все это благодаря тебе, ты подарила мне этот мир и все, что в нем. Я могу гордиться тем, что у меня есть настоящая семья. — Сколько же мне надо тебе рассказать, доченька! Как же ты жила? Где? С кем? Да ты, видать, замужем?

Вон кольцо на пальце. — Да, замужем. Я живу в столице Казахстана. И я больше не хочу никого терять. Мы поедем все вместе — ко мне. Муж у меня хороший, мы очень дорожим нашей любовью, у меня скоро будет ребенок, так что ты, мама, будешь еще и бабушкой. – Счастье –то какое! Дочка!. Не могу поверить!… Бог смилостивился надо мною, грешной. Исфирь, вижу, сердце у тебя доброе, да муж тебя вряд ли поймет. — Мама, он хирург, у него профессия такая — всех и всё понимать.

Не волнуйся. Прошу хотя бы обследоваться, если не ради меня, то ради Юры поборись за свою жизнь. Отчаяние должно покинуть тебя. Я столько передумала после того, как мама, которая воспитала меня, перед смертью рассказала о том, что она мне не родная. Она просила простить её и каялась в своём грехе рассказала что ее родственница, работая в ту пору в роддоме у вас в Чебоксарах, просто «подарила» ей меня, оформив все надлежащие документы, лишь имя, тобою данное, оставила.

Она и дала мне твои координаты. Мой муж навел справки,и вот я здесь, с тобою. Без тебя и Юры я отсюда не уеду. С мужем у меня был разговор. Ради того, чтобы в нашей жизни все было хорошо, он готов на многое. Подумай и соглашайся.

Мама! Какой же чудесный воздух на моей новой Родине! — Да. Весна! Природа оживает. Исфирь, ты часто ходишь в храм? — К сожалению, редко. В студенчестве перед каждой сессией с подружками бегали, ставили свечи святым угодникам. Просили помощи. А сейчас лишь по великим праздникам. Вот перед поездкой к тебе ходили с мужем. Брали благословение у батюшки Василия.

— Благословил? — Да.. Мама, я верю в то, что тот, кто любит Бога, добра получит много. — А я, дочка, на себе испытала, когда Бог оставляет человека, то и добрые люди его покидают. С завтрашнего дня начинается Великий пост. Исфирь, а ты знаешь, что в первую и последнюю неделю Великого поста очень сильные молитвы читаются в церквах и храмах.

В народе их называют отчитками, хорошо, если в храме служит еще и монах. От многих недугов можно избавиться, приходя на такие службы, да со смирением молиться. – Да, мама, я читала у Иоанна Кронштадтского, что молитва есть омовение от духовной грязи, то есть от грехов. А если душа чиста, то плоть выздоравливает.

Мама, воспитавшая меня (ее звали Людмила Максимовна), хоть и была преподавателем в вузе, но даже в те страшные годы гонений на верующих никогда не стеснялась веры в Бога и всем передавала свое видение жизни, веру и любовь. Она и за тебя молилась, мама. Потом я тебе обо всем расскажу. С самого детства я приучена благодарить Бога за все, что он дает мне в этой земной жизни.

— Доченька, а я вот иду благодарить Его в святой храм за великую милость ко мне, недостойной. – Мама, ты достойна! Иначе не было бы нашей встречи. Мама, ты достойна! Пойми, достойна! Он тебя простил. Тамара Юрьевна остановилась, впервые за нашу встречу я увидела её тёплую улыбку. Так может улыбаться только мама. -Исфирь! Исфирь! Мама! Смотрите! Сколько птиц на деревьях!

Они поют для нас и для всех! Юра бежал то впереди, то возвращался и брал меня и маму за руки. Радостью светились его синие, как весеннее небо, глаза. Не заметили, как дошли до храма. Жаль, служба уже закончилась. Мы взяли много свечей, поставили их у всех лампад, какие были в храме. Поблагодарили Бога за милость и дарованную нам встречу.

Мама, молясь, плакала у образа Пресвятой Богородицы. А Юра, встав рядом со мною на колени у закрытых врат Алтаря, тихонько, вновь и вновь повторял одну и ту же просьбу: «Иисус, премиленький! Помоги, пожалуйста, нашей с Исфирь маме. чтобы она не болела и чтобы жили мы все вместе». В душе я чувствовала несказанный покой и великую радость.

Этот праздник — Прощеного воскресенья- запомнился нам с Юрой на всю оставшуюся жизнь. Мама прожила с нами ещё много лет. До сих пор каждый год в последний день масленицы дом наш открыт для друзей, на столе мёд, фрукты и горы блинов с творогом. И ещё долго не умолкают тёплые беседы за чашкой душистого чая.

Автор Галина Слинько