Родными местами

Семён лежал на верхней полке и думал: «Приеду домой и первым долгом отдохну недельки две, потом съезжу к старикам. Как-то они живут там, — давно ведь не виделись. Погощу — и на работу. Только теперь разъездным механиком уже не пойду. Лучше шофёром в колхоз…»  

   Вагон мерно покачивало из стороны в сторону. Мимо окон проплывали телеграфные столбы, а за ними — бескрайние степные просторы. Из-за горизонта поднималось по-весеннему ласковое солнце.      Появился проводник.    

  — Граждане пассажиры, следующая станция — Кулунда.      Там и здесь засуетились. Увязывали постели, готовили чемоданы, рюкзаки. Подталкивая вещами друг друга, люди цепочкой подвигались к выходу.      «Пора и мне собираться, — решил Семён. — Может, на счастье машина подвернётся из эмтээс*, тогда, пожалуй, через часок и дома буду».  

   Со станции пошёл на пункт Заготзерно. По старой памяти знал, что там скорее всего можно встретить машину. Но в тот день из их куста никого не было, хотя обменные операции зерна ещё производились. Направился на нефтебазу.  

   — Только сейчас ушла полуторка, — сказал ему седобородый сторож, покуривая из самодельной трубки. — Если бы ты, мил человек, пришёл пораньше, захватил бы. Было досадно, что не поторопился, задержался на станции со знакомым железнодорожником.    

  — Ну, ладно, подожду немного. Не будет попутной, пешком пойду.      — Чего пешком! Голова! — сердито промолвил старик. — Вон подводы из «Ленинского пути», пять пар быков, на любую садись и поезжай. Всё равно в ту сторону идут.    

  — Э, папаша, танкистам как-то несподручно на быках ездить. Пешком скорей дойдёшь.      — Дело хозяйское.      Они сели на завалинку сторожки. Припекало солнце. В мутной снеговой воде, наполнившей низинку, купались гуси, вытягивали длинные шеи и громко гоготали. Семён достал кисет, развернул на коленке, закурил. Спичку затушил сапогом.  

   — На фронте я, папаша, первое время служил в пехоте. Так приходилось иногда давать по пятьдесят — шестьдесят километров в сутки да ещё с полной выкладкой. А до Сосновки каких-то тридцать. Пустяки. Часов через пяток дома буду.      Погутарили ещё немного. Затем он поднялся, поправил за плечами вещевой мешок.      — Ну, отец, прощай, — и протянул руку.    

       Выйдя за станцию на широкий укатанный большак, подумал: «Между прочим, пожалуй, даже хорошо получилось, что не застал машины. Пройдусь пешочком, посмотрю на родные места. Теперь — дома, торопиться некуда».  

   Стояла весна. Над степью опрокинулась голубая чаша неба. Просторы, насколько хватал глаз, покрылись зелёным ковром трав. Местами ещё чернели огромные прямоугольники вспаханной земли. Сочной щёткой поднимались озимые. Пропитанная влагой и прогретая весенним солнцем земля издавала горьковато-пряный запах.      Идти было легко и весело. То и дело в воображении рисовались картины встречи с женой, детьми. Как-то се

йчас поживают в колхозе товарищи, знакомые… Окидывал взором окрестности, временами тихонько напевал любимые фронтовые песенки.      Незаметно шло время. Вот уже и вторая половина пути.      — Часочка через два и дома буду, — вслух подумал он. При этом радостно и учащённо забилось сердце. — Ну-ка, поднажмём. Поскорей домой придём.  

   Навстречу то и дело мчались грузовые автомашины, с резкими сигналами мелькали шумные мотоциклы. Тарахтели подводы, скакали верховые. И весь этот живой поток был подчинён единой цели — проведению посевной. А он шёл. Всё было по-новому интересным, волнующим.    

  За бугром у дороги увидел трактор с прицепом. Около него копошились трактористы. «Наверное что-нибудь случилось с машиной, завести по могут, — решил Семён: — Пойду, посмотрю».      Свернул с дороги и размашистым шагом направился к трактору. Трое подростков пытались устранить неисправность, но, как видно, безуспешно.      — Здорово, хлопцы!  

   — Здравствуйте, — несмело ответили молодые трактористы. Были они выпачканы автолом, землёй и казались изрядно уставшими.      Семён внимательно посмотрел на трактористов.      — Что случилось?      — Да вот сидим, кукуем, — ответил за всех веснушчатый паренёк.      — Эдак можно всю весну прокуковать.      Ещё раз оглядел их с ног до головы. Немного подумал.  

   — А ну-ка, посмотрим, в чём тут дело…      Снял с плеч вещевой мешок, положил на него шинель. Кожаный шлем сдвинул на затылок. Затем весело подмигнул ребятам и подошёл к трактору. Хозяйски осмотрел мотор, проверил зажигание, прочистил отстойник. После выбрал ключи, где-то что-то подтянул. Прошло некоторое время…  

   — А ну, хлопцы, кто из вас посильней, крутаните разок. Так. Хорошо.      Ещё раз покопался в машине, немного погодя взялся за заводную ручку сам. Несколько оборотов — и мотор чётко заработал, выбрасывая из выхлопной трубы в синеву сизые клубы дыма.     

\      Во время работы с Семёном молодежь поглядывала украдкой на бравого статного танкиста. И уже занимая свои места, ребята заговорили вразнобой:      — Спасибо, дядя!      — Вы ведь танкист?      — Да.      — Вот бы нам такого механика.      А он, уже собираясь в путь, засмеялся.  

   — Мы ещё увидимся. Зимой приедете в эмтээс на ремонт, курсы будем про-ходить…       И только в дороге вспомнил: «Эх, брат, лишнего хватил. Механиком-то я больше не собираюсь быть… Ну, да ладно. Надо поторапливаться. А то не успею к вечеру домой придти».  

   Шаг за шагом отмеривал километры. Всюду бросались в глаза родные с детства места. «Вон там блестит в лучах солнца серебряная гладь озера. А вода в нём солёная-солёная. Бывало, побежишь с мальчишками купаться, одним мигом разденешься и — бултых в воду. И не тонешь, весь на поверхности, как пузырь. А нырнёшь, откроешь глаза, так их заест, что едва проморгаешься… Да, солоновата водичка. Вылезешь из неё, а на теле налёт соли образуется…

Дальше, за той вот гривой, берёзовый колок, а за ним и наш колхоз. Теперь-то я дома. Рукой подать», — весело размышлял он и прибавлял шагу.      Вдали от дороги заметил ещё трактор. Сиротливо стоял он в степи. Возле — никаких признаков жизни. «Эх, ты, — с досадой проворчал Семён. — Наверное, и здесь такие же механизаторы… Да ещё что: испортили машину и бросили».  

   Легко перепрыгнул кювет и, увязая в пахоте, пошёл напрямик к трактору. То, что он увидел, заставило постоять в раздумье: под машиной работала женщина. Виднелись ботинки, красные шерстяные носки поверх чулок. Порой было слышно, как звякал, срываясь с болта, ключ.  

   — Здравствуйте! — произнёс Семён.      Спустя немного времени, показалась девушка в ватной телогрейке и шапке-ушанке, в руках — гаечный ключ. Она пристально смотрела на Семёна и молчала. У трактора стояло ведро с водой. Немного дальше лежала лопата с коротким черенком.      — Разрешите напиться?      — Напейтесь.      Он опустился на корточки, приподнял ведро и жадно прильнул губами к кромке. Светлые капли скатывались по крутому подбородку и падали на гимнастёрку.  

   — Ох, и жара сегодня, — сказал, чтобы начать разговор.      Девушка промолчала.      Семён вытер ладонью подбородок и достал кисет. Свёртывая цигарку, деловито спросил:      — Что же вы одни тут? А где ваши товарищи?       

   Из разговора узнал, что девушку зовут Ниной, работает она в женской комсомольско-молодёжной бригаде Анны Доценко трактористкой, только второй год. Напарница её уехала в машинно-тракторную мастерскую получить запасную часть. За долгие годы работы разъездным механиком Семён хорошо знал механизаторов и многих колхозников сельхозартелей, которые входили в зону обслуживания станцией. Хорошо знал бывший механик и Анну Доценко.

Когда-то она работала в соседнем колхозе и слыла толковой, трудолюбивой трактористкой.      Вскоре приехала на велосипеде высокая черноглазая девушка.  

   — Вот, Нина, привезла подшипник. Новенький. А механика нет, уехал в город, и вернётся только завтра… Что делать будем? Перетяжка ведь. И Анна Мироновна что-то задержалась.      — Ладно, начнём, — решительно сказала Нина.      Семён не вытерпел.    

  — Разрешите, девушки, я помогу…      И он, не ожидая согласия, сбросил с себя всё лишнее, что мешало бы в работе…      Время шло. Солнце уже клонило к вечеру. Трактористки усердно помогали ему, стараясь получше выполнить то или другое приказание. Наконец, ремонт закончен. Без перебоев заработал мотор.      — А ну, девчата, дайте-ка я опробую его. Давненько не приходилось пахать. Становись кто-нибудь на прицеп.      И он, легко вскочив в кабину, взялся за рычаги управления.  

   Плавно тронулся трактор, послушный умелым рукам танкиста. Рокот мотора оглашал предвечерние степные просторы. А Семён с чувством глубокого удовлетворения вёл машину, смеющимися глазами смотрел на степь, далёкое озеро, озарённое нежными лучами солнца. Давно не испытывал он радости мирного созидательного труда, давно не ощущал необъяснимой гордости за любимое дело, которое никогда, пожалуй, не вычеркнешь из своей жизни.  

   Начат и второй круг. Заметил: вдали, на краю полосы и ожидании стоят три фигуры. Что-то знакомое показалось в одной из них. Семён подъехал, заглушил мотор и спрыгнул на землю. К трактору подходил бригадир.      — Семён Андреевич, как вы попали-то к нам, — на ходу протягивая руку, говорила Анна Доценко. — С войны вернулись?.. Опять на прежнюю работу?  

   Все это было так неожиданно, что даже не верилось.      — Ну, здравствуй, товарищ начальник, — он крепко  пожал ей руку. — Как видишь, вернулся с фронта, иду домой…      На него с любопытством смотрели спутники Анны.      — Что ж ты, Аннушка, подкачала, — улыбнулся он. — Вон девчата говорят, простоев много.      — Правда, Семён Андреевич, — виновато ответила Анна. — Простои и простои, почти каждый день.      — Плохое дело. Ну, а в чём причина?  

   — Да ведь тракторы-то у нас старенькие.      — Ну, и что же?      Анна смутилась под пристальным и серьёзным взглядом Семёна.      — Верно, это бы ещё ничего, да зимой во время ремонта я на курсах была, приезжаю, а мне в эмтээсе говорят: принимай механизацию, отремонтировали. А вот теперь — хоть плачь, — с грустью закончила она.      — Ну, ничего, наладим скоро всё.  

   — Ах, да что же это я разговорилась-то, — засуетилась бригадир. — Ведь вы, Семён Андреевич, с утра шли домой, не ели ещё, конечно. Поедемте на полевой стан…      — Что ты, Аннушка, — запротестовал Семён. — Жена, ребята дома ждут.      — Нет, нет, и не говорите. Без обеда я вас не отпущу.  

   Подумал немного: в самом деле, теперь уже почти дома. Да и не мешает посмотреть на молодых механизаторов, каковы они.      — Ладно, поедем…      У вагончика его встретила гурьбой весёлая, неунывающая молодёжь. Каким-то путём девушки узнали, что в их бригаду зашёл фронтовик-танкист, бывший механик этой МТС* и уже помогает молодым механизаторам. Семёна окружили вниманием, заботой, каждый стремился оказать ему какую-нибудь услугу.  

   На столе появился наваристый борщ; его сменил тушёный картофель со свининой, дальше последовали творог с молоком.      Пока он обедал, девушки отмыли пятна на загрязнённой гимнастёрке, почистили шинель и шапку. Нашлась даже пачка махорки, которую высыпали ему в солдатский кисет. Чем-то родным повеяло на него от всех этих забот.  

  А после обеда бригадир с виноватой и вместе с тем лукавой улыбкой промолвила:      — Семён Андреевич, у нас к вам большая просьба. Тут вот недалеко за бугорком стоит трактор. Уже часа три не работает и ничего не можем с ним поделать. Вы только расскажите нам, что и как, а мы уж сами… Это совсем недалеко.      — Да, да, Семён Андреевич, это совсем недалеко, пожалуйста, научите нас, — наперебой упрашивали девушки. Знали, не откажет им в просьбе этот весёлый, добрый танкист.  

   «Ведь вот поди ж ты. И там трактор не работает», — подумал Семён.      — Ну что с вами поделаешь, девчата, — хлопнул он руками о колена. — Так и быть — поедемте!      Обратно на стан вернулся поздно вечером, усталый, запылённый. В голове сверлила досадная мысль: «Ну зачем я поехал к этому трактору. Надо было отказаться — и всё. До дому-то осталось два шага, а я здесь кручусь как коза на привязи».  

   Однако стоило ему слезть с двуколки, как это пасмурное настроение улетучилось. Его вновь окружили молодые трактористки. С шутками и смехом подали мыло, поливали на руки воду, принесли чистое полотенце.      А после все пошли к яркому костру, возле которого накрыли стол для ужина.  

   — Вы меня, девушки, прямо-таки обезоружили, — смеялся Семён. — Как говорят, взяли в плен без единого выстрела.      Молодёжь расположилась вокруг костра и весело смеялась. За ужином Семён успел уже рассказать пару забавных эпизодов из боевой жизни танкистов… В степи было тихо. Порой лёгкий порыв ветерка доносил до беседующих рокот моторов. То там, то здесь темноту ночи прорезал яркий свет фар тракторов. Недалеко от костра, в темноте кто-то запрягал лошадь, чтобы отвезти Семёна домой.  

   Послышался отдалённый стук колёс. Вскоре к костру подкатили лёгкие дрожки и с них молодцевато спрыгнул пожилой горбоносый человек. В нём Семён узнал председателя соседнего колхоза.      — Мир честной компании, — поздоровался с молодёжью председатель и крепко пожал руку Семёну. Присел рядом.      — От села к селу уже ходит добрая молва, Семён Андреевич, о каком-то фронтовике. Будто ходит он по бригадам, и только посмотрит на неисправный трактор, а машина уже сама заводится.

— Рассмеялся и похлопал Семёна по плечу.      — Хоть и не совсем так, Марк Антонович, — улыбнулся Семён.      — Вот я и приехал к тебе. Трактористы послали.      — Ну, что вы. Я ещё дома не был. С утра не могу дойти…        — Хоть на часок приехал бы, Семён Андреевич, — упрашивал приезжий, — а там уж ребята сами закончат.      — Разве что на часок, — заколебался Семён…  

   Но вернуться удалось только утром. Соскочил с дрожек — и остолбенел: возле брички у полевого вагончика стояла жена. Завидев его, она протянула руки и кинулась навстречу.      — Семён!.. Сеня!.. — голос дрожал, по щекам текли слёзы. Она обняла его. — Вот так муж… Да?.. Дома его ждут жена, дети, а он по бригадам разъезжает. — И от радости, счастья готово было выпрыгнуть сердце.  

   — Танюша, ты не сердись на меня, — виновато говорил Семён и крепко прижимал её к груди. — Не сердись только. Это получилось не потому, что я не хотел домой идти. Нет. А потому… — Он подыскивал нужные слова и не мог найти их. — В общем меня задержали машины…  

   — Да ты же писал, что больше не будешь разъездным механиком.      — Таня… Знаешь… Поедем. Дома подумаем.      А когда уселись в бричку, он дёрнул вожжи и крикнул:      — До свидания, товарищи! Ещё встретимся, — и помахал рукой…      Лошадь бежала крупной рысью.

Илья Васильевич Маслов