Только мама

Раннее утро, а за окном густая непроглядная тьма. Кукушка из ходиков на стене прокуковала шесть раз и притаилась за резной дверкой. Матвеевна наверняка знала который час, но по привычке вслух сосчитала «ку-ку», произнесенные металлической птицей. Пора вставать. Растопила печь, согрела чай и села ждать рассвета у окна, расписанного морозным дивным узором. Рядом, на стуле, свернувшись клубком и спрятав нос под лапу, мурлыкал кот. Словно вдруг что-то вспомнив, Матвеевна встала и направилась к настенному отрывному календарю, на котором осталось несколько листочков – считанные денёчки до Нового года.

Очередной листок покинул календарь – целый прожитый день, теперь уже вчерашний. Матвеевна в задумчивости вздохнула. Скоро праздники, а значит обязательно приедет сын проведать, привезет гостинцы, расскажет новости. По осени он стал дедом. Подумать только, давно ли сам мальчуганом бегал?.. И внучек, казалось, совсем недавно народился, а теперь – отец семейства. Не угнаться за временем! Как же хочется малышку посмотреть, хоть одним глазком.

Андрюшенька говорит – красавица – вся в нашу родню. А что крикливая, так в жену его. Шутит, конечно, любит он побалагурить. От переполнения чувств у Матвеевны на глаза выступили слезы, и, словно боясь, что их кто-то заметит, скорее, утерлась краешком ситцевого фартука. Наконец в окно заглянул нежно-голубой зимний рассвет. Матвеевна засобиралась на улицу: обула валенки, которые «отдыхали» всю прошлую зиму, малоснежную и слякотную, одела полушубок, поверх повязала старенькую шаль (еще сыночка Андрюшеньку полвека назад закутывала в нее, вот, сколько лет теплом согревает!). Под поступью Матвеевны крыльцо гулко заскрипело, морозный воздух мгновенно обжёг лицо. Деревня просыпалась. Соседка Нина топила печку, дым из трубы ровным столбом поднимался высоко в небо, знать мороз отступать не собирался. Егорыч скреб снег в своем дворе, его лопата, разрывая морозную утреннюю тишину, повторяла – «вжых, вжых, вжых».

Матвеевна оглядела свой двор – давно не было такого снежного и морозного декабря. И что ж это она стоит-то? Сын приедет, на машине, а здесь и во двор не заехать будет. Надо бы поработать. Вооружившись лопатой, она лихо взялась за дело. Снег разлетался белой пылью вдоль тропинки, которая становилась все шире. Матвеевна встала передохнуть, тяжело дыша, оглядела результат своего немалого труда. Узковато, вроде, вдруг машина не проедет? Застрянет, не дай Бог! Поправила выбившуюся из-под шали прядь волос, смахнула с воротника густой иней, образовавшийся от горячего дыхания.

И с новыми, неведомо откуда взявшимися силами, продолжила борьбу со снегом. Довольная собой, но уставшая до ломоты в пояснице, Матвеевна поднялась на крыльцо, взглянула на расчищенный двор, обрамлённый снежными горами, и немало удивилась собственному усердию. Уморилась. Словно не на морозе, а в бане была, вся взопрела. Кот по-прежнему спал, свернувшись клубком на стуле, вот же, мороза испугался, а еще – деревенский. Пока закипал чайник, Матвеевна неспешно накрывала к обеду на стол.

Пенсия небольшая, но жаловаться грех, в холодильнике всегда есть сыр, масло, колбаса. Да много ли одной надо… Огород ещё кормит – картошечка своя, всякие запасы на зиму. Не забыть бы с сыном в город деревенских гостинцев отправить! Нигде не купить лучше, чем баночка с хрустящими огурчиками из собственного погребка. Матвеевна наполнила блюдце горячим чаем с ароматом мелисы. Какое это наслаждение – чай из блюдца! Вот только обычного удовольствия от чаепития не получалось.

Усталость словно исподтишка навалилась на плечи, в пояснице пульсировала боль, а натруженные руки слегка дрожали. Ну, ничего, всё пройдет, зато сын теперь на машине сможет заехать во двор. И мешать никому не будет на узкой деревенской дороге, а то нынче снега много, а убирать его не убирают, машины сами себе колею наезжают. Раньше лесхоз следил, а теперь никому деревня не нужна вместе с доживающими свой век стариками.

Горячий чай да мысли в разнобой разморили Матвеевну окончательно. Прилечь бы нужно. Устроившись на узком диванчике, она быстро погрузилась в сон.

Пушистые белые снежинки, словно в медленном танце опускаются и, зависая над головой, вдруг неожиданно превращаются в черных птиц. Огромные клювы вонзаются в голову. Боль. Окаянные птицы снова и снова атакуют. Их становится с каждым налётом больше, клюют больней. Птицы исчезли, так же неожиданно, как и появились. Боль осталась. И снова снежинки захороводили свой танец.

Холод. Ледяной иней сковывает плечи, покрывает все тело, пробиваемое в ознобе. Стремительный вихрь увлекает за собой, уносит в бесконечное пространство – куда, зачем? Забытьё. Ангел. Он выходит из густого белого тумана. А может из облака…

Ведь ангелы живут на облаках? Как приятно прикосновение его руки к тяжёлой и больной голове. Оказывается, руки у ангела тёплые. Боль отступает. — Мама, – вполне земным голосом, невероятно похожим на Андрюшин, заговорил ангел. Туман рассеялся. Или облака… • Матвеевна открыла глаза. Ангела нигде не было. Сама она лежала на диванчике, а рядом сидел Андрюша, и держал её вялую руку в своих больших тёплых ладонях. Матвеевна слабым голосом едва выговорила: — Андрюшенька, сыночек…

— Тише, тише, – шептал сын, – всё хорошо, отдыхай. Матвеевна попыталась подняться, но неожиданно, откуда-то из пространства прозвучал посторонний голос: — Нет-нет. Лежим. Сейчас ещё укольчик сделаем, – незнакомая женщина в синем костюме склонилась над Матвеевной. Матвеевна прихлёбывала из любимого блюдечка чай с малиновым вареньем. Озноб, слабость, кашель – результат утреннего «подвига». Андрюша хозяйничал у плиты и между делом по-сыновьи журил мать:

— Напугала ты меня, мама! – сокрушался он, – совсем себя не бережёшь. Это же надо придумать снег грести! Ты бы ещё до автотрассы путь проложила. — Я ж, ради тебя, сыночек, старалась, – оправдывалась старушка, заходясь в приступах кашля.

— А если бы я сегодня не приехал? – не принимая во внимание оправдания матери, продолжал сын, — А если бы «скорою» не вызвал? А ты здесь с температурой, в бреду… Э-эх! Матвеевна молчала, и ей даже было приятно слушать, как сынок её отчитывает. Хорошего сына воспитала – волнуется, заботится.

— Мам, собирайся, завтра в город поедем, – твёрдо заявил Андрюша и поспешил продолжить, – подлечим тебя. Новый год вместе встретим. Погостишь у нас… — Чего меня лечить, Андрюшенька? – перебила Матвеевна и тут же закашлялась, – болячки мои всё равно при мне останутся. Что простуда, так за два дня пройдёт, не впервой. А вот дом оставить нельзя. И Барсик, как он без меня? Полосатый клубок на стуле, заслышав своё имя, шевельнулся и муркнул, всецело поддерживая свою хозяйку.

— К тёте Нине пристроим мы твоего Барсика. И печку она потопит, не откажет, сама же просит тебя, когда уезжает, – убеждал сын, обоснованно полагаясь на деревенскую взаимопомощь. — Ой, что ты, сынок! – живо возразила Матвеевна, – Барсик ни почто не пойдёт к ней, замёрзнет, бедный, изголодает, – отстаивала она интересы кота, – да и печь в такие морозы нужно не меньше двух раз протапливать, а не то подпол выстудится.

Вот так всегда, отговорки на каждый сезон. Весной рассадой заняться надо. Лето, это вообще святое – огород! Осенью, понятное дело, заготовки на зиму. А зимой дом не оставить. И, не дай бог, кого обременить своими заботами. Андрей понимал безвыходность ситуации. Оказывается, трудно быть не только родителями, но и детьми! Здесь – престарелая мать, нуждающаяся в помощи, наотрез отказывающаяся от всех, казалось бы, разумных предложений.

В городе – работа, дом, семья. И внучка трёх месяцев от роду, с молодыми и совершенно не опытными родителями. Марина, жена Андрея, всегда с радостью приезжала навестить свекровь, помочь по огороду да по дому. А теперь сама – и свекровь, и бабушка, и прочие её обязанности никто не отменял. — А вот сами взяли бы, да и приехали, – без всякой надежды сказала Матвеевна, и мечтательно добавила, – и встретили бы Новый год все вместе.

— Пожалуй, именно так мы и сделаем, – неожиданно Андрей поддержал предложение матери. На том и решили. Андрей с Мариной на все рождественские каникулы в деревню отправятся. Осталось всего-то, убедить Марину, что молодые родители без неё справятся. Матвеевна достала старый чемоданчик, осторожно стерла пыль и тихонько щелкнула металлическими застежками. Приоткрыла крышку и, затаив дыхание стала рассматривать стеклянные шары, подвески, бусы, аккуратно переложенные ватой.

Вот маска зайчика… это же, в каком году Андрюшенька под елочкой скакал? Нежная грусть заполнила сердце. Матвеевна оглядела небольшую комнату. Как всегда, к новогоднему столу из подпола приготовлены баночки со всевозможными соленьями, яркие и нарядные выставлены в ровный ряд под подоконником. Ну как же без елки Новый год встречать? Волоча за собой большие деревянные сани, Матвеевна вышла за калитку.

До леса через поле далековато будет, а к ручью под горочку спуститься – совсем рядом. Преодолев снежный отвал вдоль дороги, она провалилась в рыхлый снег и от неожиданности ойкнула. Вскарабкалась на сани, улеглась на живот и, как озорной малец, загребая снег руками, медленно поползла с горы. Добралась до первых молодых елочек и, поочередно отряхивая их от снега, придирчиво осмотрела. Эта – мала. Эта – жидковата. Эта и вовсе кривая. А вот эта пойдет. Изрядно потрудившись топором, Матвеевна победно водрузила елочку на сани.

Все при делах: Марина салаты всякие готовит, Андрюшенька в маске зайчика их на праздничный стол носит, а Матвеевна за пирогом присматривает. Елочка переливается огоньками разноцветными, блестит шарами яркими. Дом наполнен теплом и уютом. — Где же ты елочку такую взяла, мам? – восхищенно спрашивал Андрюша, – уж не сама ли по лесу лазала? — Ну что ты, сыночек! – всполошилась Матвеевна, – как мне до леса-то добраться? Егорыч побеспокоился. И не слукавила нисколечко!

Дед Егорыч битый час вытаскивал ее из сугроба вместе с санями и елочкой. И в валенки, и за шиворот снега набрали. На морозе разрумянились, да развеселились. Давно так не развлекались старики, лет шестьдесят, так точно!

Ася Суворова