Троица. Картинки детства.

Уже за два дня до праздника сходили в степь — за цветами и травою. Лазили по овражкам, поросшим весеннею бархатною зеленью, рвали душистый чёбор и длинные желтые медовники, спускались вниз — на дно оврага и там — над источником — ломали белые березовые ветки… Сколько было смеха, ауканья, беганья

! Нарвали полный мешок чёбора, громадный букет желтых медовых цветов, пук белоствольных березок — с зелеными узорчатыми листками… Устали до изнеможения и — вспотевшие — прилегли в тени дикой яблоньки. Душистый чёборовый мешок — в головах, лежим и смотрим, как сквозь яблоневые веточки струится знойный воздух — густой и духовитый.

Где-то по сторонам, в листве, все время — ш…ш…ш… — так спокойно и тихо. Чёбор одуряет голову, слегка дремлется… В нескольких шагах — родник. Лепечет, как далекие серебряные колокольчики, и куда-то бежит, куда-то бежит… Ух, как жарко! Должно быть, самый полдень. Солнце прямо над головой, листы привяли и душат воздух своими запахами. Хорошо полежать в тени яблоньки!.. А домой, все же, надо идти: пообещали старшим вернуться к обеду…

Встаем, перекидываем мешок на плечи, березки и цветы — в руки, и — марш! По жаркой знойной степи быстро шагаем. Солнышко парит, горячий ветерок обдает лицо — мы идем… За плечами — чёбор, в руках зеленые березки и желтые медовники, а впереди — Троица!.. С вечера — под праздник — церковь обрядили ветками и травою.

Идешь по церкви — под ногами трава, по сторонам — деревца. И все березки — серебристые и нежные. Точно в саду или в степи. И пахнет садом — цветами, травой, деревцами. Батюшка — в зеленых ризах — ходит по церкви-саду и кадит…

Мы — в уголке, пред старою иконою, на коленках, — нагнемся, захватим полную горсть травы и мнем в руках, потом к носу — как хорошо пахнет!.. Солнышко уже ушло из самого крайнего окна, и тень легла по храму. Краснеют высоко вверху — перед иконою Спасителя — лампадки и слабо колышутся, словно они там — на высоте — молятся…

Свечки разгорелись, оплыли, пылают жарко… Чуткая-чуткая тишина вокруг. Лишь поднимаются от трав и деревьев степные чистые запахи, и вдали, на клиросе, невидимые — тихо поют монахини… О чем? О большом празднике, празднике зеленых трав, белых березок, ясного неба и чего-то еще — таинственного, незримого, далекого, чего никак не может уловить маленький детский ум…

Невидимые — тихо поют о празднике Троицы монахини, благоухают цветы, а люди внимают, и тишина спускается к ним в души, и ласкают их белые нежные березки и зеленая яркая травка… Утром — еще солнце не встало, над землею — предрассветная глубокая тишь, а мы уже на ногах… Еще бы! Идти так далеко — в монастырь! И непременно пешком, с букетиками золотистых роз, идти туда через весь городок, через гору. Как далеко!..

Бегаем, суетимся, волнуемся: — Мамочка, скорее! Как бы не опоздать! — Не опоздаем. Еще рано!.. Ах, как долго собираются эти старшие! Уже солнышко совсем близко подошло к земле, ярко окрасило концы неба и вот-вот выплывет из своего ночного покоя. Скорее!.. Алеша капризничает, просит зонт — будто бы от жары.

Он думает, что с зонтом он очень похож на большого. Ему дают какой-то старенький, с дырками, и он доволен. Наконец, собрались и тронулись в путь. По улице дома стоят еще с закрытыми ставнями — спят. Пыль лежит спокойно на дороге. Проезжающих нет, но пеших много. Нарядные, свежие — идут, как и мы, в далекий монастырь — к Троице…

Кончилась улица, началась степь. Мы — взапуски по узенькой дорожке, похожей на ленточку, брошенную среди зеленой муравы. Как просторно! Как далеко видно! Вон синеет река, вон что-то движется на ней, наверно — рыбак… А дальше — лес, густой и темный. С другой стороны — далекая зеленая степь. Протянулась во все стороны, лишь убегают белые изъезженные дорожки и склоняются набок — один за другим — телеграфные столбы…

Как просторно!.. А сколько цветов! Под кустами еще отцветают синие подснежники. Скорее их в букет, рядом с фиалками и поветелью!.. Вон в буераке — смотрите, смотрите! — большие желтые цветы. Как золотые шапочки! Скорее! Что там: кажется, папа что-то шумел? Выпачкаюсь? Нет. Осторожнее. Вот сюда, здесь отлого. Тпр… — как скользко! На всем ходу съехал по крутому спуску в овражек — по сочной зеленой траве…

Кажется, обзеленился? Да, да… Немножко есть. Ничего! Скорее рвать — вон те покрупнее. А то по спуску следом уже катится Алеша… Вот и гора окончилась. Прямо — спуск в котловину, где сидит, спрятавшись, маленький беленький монастырек. Дорожка — узкая, кремнистая, скользкая, а мы — наперегонки. Старшие что-то шумят, но ничего не разберешь: ветерок навстречу несется, камушки следом катятся, и белые стены монастыря все ближе, ближе…

Сбежали. Под стареньким, как дедушка, вязом садимся и ждем, когда спустятся старшие. В монастыре еще тихо. Пробегают из церкви в кельи клирошанки, около святых ворот сидит слепой старик и жалобно поет про Лазаря… Собор, кельи, деревья в саду — все свежо, как само утро… Солнышко уж высоко, и видно, как над речкой густеет воздух — теплый и душный.

Будет зной!.. Старшие уходят в келью — к знакомой монахине, а мы просим позволения остаться на дворе. После долгих просьб, получаем разрешение и убегаем за монастырь, в соседнюю березовую рощу… Она уже вся проснулась — умылась, приоделась в беленькие нежные корочки-одежки, надушилась запахами своих клейких душистых почек…

Тени нет совсем, маленькие тоненькие ветки свободно пропускают сквозь себя горячие лучи. Вся рощица — такая миленькая, душистая, солнечная, как девочка. Мы начинаем бегать — между молодых стволов, аукать, бросаться травой. Вдруг — бом, бом, бом… Расплавленное золото, блестя и переливаясь, полилось с колокольни… Надо бежать в церковь.

Отряхиваемся, приводим волосы в порядок и идем в ограду. Уже много народа. Кумачи, голубые платки, девичьи наряды — все весело горит на солнышке. Шум, разговор, кое-где легкий смешок. У всех — букеты из полевых цветов, перевязанные поветелью. Все стоят стеною около церкви и ждут… Меж тем незаметно в одинокий звон вплетаются другие колокола, и в воздухе льется — тихой колеблющейся волной — трезвон.

Из собора вышел крестный ход. Золотые хоругви, кресты, образа. За ними батюшки — в зеленых ризах, с легкими звонкими кадильцами. Пошли вдоль стены собора, блестя и переливаясь. Следом хлынул народ. А мы, тем временем, — в церковь. Проходим наперед — к амвону и здесь становимся. В соборе — жарко, душно от травы и солнца. Хочется воды — холодной, прозрачной, из родника. Но теперь уже поздно — народ зашумел у входа и льется в церковь…

Обедня — какая-то зеленая. Деревца, цветы, чёборок, зеленые ризы батюшек, травяной запах, иногда песни монахинь о горнице, убранной зеленой травою — в далеком святом Иерусалиме… У всех — букетики, точно свечки на страстном стоянии. И каждый букетик пахнет по-своему, и люди молятся, и тихо поют монахини…

И из этих отдельных простых черточек составляется особая жизнь — душистая, зеленая, солнечная — день Троицы… После обедни пьем чай — в келье у знакомой монахини, где по стенам развешаны виды Святой Земли и портреты матушек-игумений, и — домой!.. Жарко. Степь поблекла и дышит сухими ароматными испарениями. По сторонам убегают дорожки, телеграфные столбы… Вот и улица. Ставни у домов опять закрыты — от солнца.

Пыль поднялась с дороги и стоит неподвижно столбом… Скорее!.. Вот, наконец, и дома. В комнатах прохладно, хорошо пахнет березкой и чёборком. Расстилаем на полу полсть, разуваемся и ложимся отдыхать… Боже, как хорошо!.. «Милая Троица. Золотое далекое детство!..»

Автор : Кумов Роман