О любви немало песен сложено  

Ее глаза на звезды не похожи

Дождь

Дождь, звонкой пеленой наполнил небо майский дождь,
Гром, прогремел по крышам, распугал всех кошек гром.

Я открыл окно, и веселый ветер разметал все на столе,
Глупые стихи, что писал я в душной и унылой пустоте.

Грянул майский гром и веселье бурною, пьянящею волной,
Окатило, эй, вставай-ка и попрыгай вслед за мной.

Выходи во двор и по лужам бегай хоть до самого утра,
Посмотри как носится смешная и святая детвора.

Капли на лице, это просто дождь, а может плачу это я,
Дождь очистил все и душа захлюпав, и вдруг размокла у меня.

Потекла ручьем прочь из дома к солнечным некошеным лугам,
Превратившись в пар, с ветром полетела к неизведанным, неведомым мирам.

И представил я,  город наводнился вдруг веселыми людьми,
Вышли все по дождь, скоро что-то пели, и плясали, черт возьми.

Позабыв про стыд и опасность после с осложненьем заболеть,
Люди под дождем, как салют, встречали гром,  весенний первый гром.

 

Еще раз про любовь

Банька

Каждую субботу Михаил топил баню. Это уже стало еженедельной традицией, когда утром, встав спозаранку, он бодро вскакивал с кровати, ставил чайник на плиту и, не умываясь, рысцой бежал к бане.       Сегодня суббота. Михаил бережно открыл скрипучую дверь и вошел в светлый предбанник.

На полу валялись какие-то тряпки, в тазике стояла помутневшая вода. «Никак жинка стиралась давеча, — раздосадовано подумал он и хлопнул себя по коленям, — так все и бросила валятся, хозяйка! Ну, я тебе задам». Еще немного мысленно поругавшись, Михаил вошел в полутемную баню и остановился. На него пахнуло привычным, родным банным запахом, знакомым еще с детства. Немного почесав затылок и поразмыслив, он присел на лавку и выглянул в маленькое оконце

. По двору расхаживал петух, важно потряхивая красным гребешком. Он то и дело скашивал один глаз в сторону, зорко поглядывая на окруживших его курочек. Петька был большой, мощный, перышки коричневые с переливом, одним словом, красавец. Он чувствовал себя во дворе повелителем, а куры его боялись и подчинялись беспрекословно. Михаил улыбнулся и сказал вслух:

    — Сварю я из тебя, Петька, когда-нибудь суп!        Глубоко вдохнув застоявшийся запах прелого дерева, он невольно потянулся так, что захрустели кости. Михаил выразительно зевнул и окончательно проснулся.

    — Что ж я сижу! — спохватился он. — Делов столько, а я еще даже чайку не попил. Величаво переступая своими короткими, кривыми ногами он пересек двор и вошел в дом. Разложив на столе вчерашнюю газету, Михаил неторопливо попивал горячий чай. Он громко причмокивал и шумно дул на кипяток.

 — Отец, ты как бескультурный, ей-богу! — воскликнула вошедшая на кухню жена.       — И че тебе не нравится? — удивился Михаил, — сижу чай пью, никого не трогаю.       Жена тцыкнула, покачала головой и недовольно сказала:       — Ты что не можешь бесшумно чай пить?

 — О те раз! — обиделся мужик, — пятьдесят лет молчала, а тут такое выдала!       — Да я тебе сотню раз на дню об этом говорю. Все, не заводись. Иди лучше баню топи.

   Сказала, как отрезала.       Михаил молча бросил газету на подоконник, сполоснул свою кружку и вышел на улицу. На дворе догорало лето; наступал сентябрь. На темной зелени листвы появились крапинки желтого и красного. Как это ни печально, но тепло постепенно уходило, сменяясь более прохладным северным ветром. Солнце днем грело еще по-летнему, но утренние холода уже давали о себе знать.

Слегка склонив голову, Михаил пошел к дровнику, ритмично размахивая руками. Он мелодично насвистывал что-то себе под нос и выбирал дровишки потоньше и посуше. Обязательно березовые — воздух от них в бане чист и здоров. Михаил неторопливо нёс поленья и аккуратно складывал их возле печки.

   Любил Михаил баню топить. Особенно нравилось ему воду носить. Жена все время удивлялась, что хорошего-то, воду таскать, только руки натруждать. Ан нет, Михаил на колонку ходить любил, потому что был словоохотливым. Глядишь, соберется у колонки пару мужиков.

    — Здорово, Михаил! — приветливо кричал сосед, завидев его с ведром в руке.       — Привет, — наигранно безразлично отвечал Михаил и неспеша подходил к колонке.       — Ты чего уже баню топишь?- спрашивал сосед.       — Топлю.       — Так ведь рано еще!

   — Это тебе рано, а мне в самый раз, — крякал Михаил и подставлял свое ведро под ледяную струю. — Опять воды поналивали тут. Сейчас набегут гуси, будут тут плескаться.

    — Да ладно тебе, Михаил, не ворчи, — перебивал его сосед.       — А че это я молчать должен? — заводился мужик, размахивая руками. — Я тут этих гусей гоняю целыми днями. Никакой гигиены! Вон, Галькины гуси тут нагадят, и вся грязь под землю идет. Мы ж потом эту воду пьем!

    Заслышав громкоголосого Михаила, к колонке подходил другой сосед, помоложе. Он делал умное лицо, задумчиво чесал затылок и, подняв кверху палец, говорил:

    — Вода-то по трубам течет, грязь туда не попадает.       — Еще как попадает! — не слушал его Михаил. Завязывался спор.       Так могли деревенские мужики часами рассуждать, спорить и даже говорить о политике, пока чья-нибудь жена не выскочит на улицу, не дождавшись воды.

    Сходив раза четыре на колонку, Михаил наполнил флягу и железный бак холодной водой. Довольно потирая руки, он присел на корточки возле печки. Пару раз чиркнув спичкой, он поджег сухую березовую кору. Дрова в печке мгновенно вспыхнули и затрещали. Через пять минут баня наполнилась тонким запахом поленьев.       Стукнула входная дверь. В предбанник вошла жена.

  — Уже затопил?       — Затопил.       — Так вродь рано еще, — нахмурилась жена.       — Да что вы сёдня заладили все: рано, рано! Самый раз! — ругнулся мужик.       Жена, не обращая внимания на крики мужа, спокойно спросила:   — Когда можно идти мыться?

    Михаил в ту же секунду успокоился и, слегка прищуривая один глаз, прикидывал.       — Через час точно. А что?       — Да вон соседка приходила, просилась помыться.       — Вот деловые! — незло воскликнул Михаил. — Я тут воды таскаю, надрываюсь…

  — Да не кипятись ты, — перебила его жена. — Они ведро воды принесут, да дров, сказали, захватят.       — Прямо! Позориться я буду еще. Скажут, Михаил воды зажал. Пусть не выдумывают.

   Жена лишь пожала плечами — всё, мол, тебе не так. Она молча налила в ведро воды, насыпала туда немного стирального порошка и принялась мыть тазы и лавки. Михаил по-деловому засучил рукава, взял у жены из рук холщовую тряпку и сказал:       — Иди обед вари. Я тут сам справлюсь.

  Он тщательно оттирал полы и лавки, пока старенькая банька не засияла чистотой. Мужик так старался, что здорово вспотел. Крупные капли пота выступили на его лбу, а лицо так раскраснелось, будто он не полы мыл, а в бане парился. Михаил довольно оглядел свою работу и вышел на улицу освежиться.

Прохладный осенний ветер ударил ему в лицо и забрался за шиворот рубашки. Он обвевал Михаила со всех сторон, что тот не выдержал — поежился. Мужик присел на огромный чурбан возле бани и через пару минут почувствовал, что солнце все еще по-летнему греет и светит ярко, но не слепит глаза. Он поднял голову. «Скоро двенадцать», — по солнцу определил Михаил и мечтательно подумал:

«Хорошо. Щас бы закурить еще». Но он не курил вот уже пятнадцать лет. Случалось, конечно, раз в два года, возьмет сигаретку у племянника, понюхает, пожует, поплюет, но прикурить так и не решится.       Михаил помнил, как он с пацанами после школы в лет, эдак, шестнадцать закурил. И курил он следующие шестнадцать лет добросовестно — не меньше пачки в день.

Любил он курить по утрам, после еды, под водочку, за компанию, перед сном, от нервов, от нечего делать, перед баней, после бани. В конце концов, к сорока годам Михаил почувствовал в организме неприятные изменения. С утра вначале приходилось ему хорошенько прокашляться и только потом можно было спокойно пить чаек.

Появилась одышка, порой воздуха не хватало при физической работе, в общем, налицо был ярко выраженный бронхит курильщика. Да и сердечко стало пошаливать, пульс резко участился. А болезни сердца Михаил страсть как боялся. Тут еще жена неустанно пилила, что за шестнадцать лет он прокурил в аккурат двухкомнатную квартиру. Так Михаил, собравшись с мыслями, решил бросить курить.

    Кое-что в этой жизни дается легко, но вот бросить курить — через страдания. В общем, верна древняя мудрость: кто хочет что-нибудь сделать – ищет способ, кто не хочет – находит причину. И Михаил нашел способ, вернее, теща помогла. Она работала в аптеке и еще увлекалась народными средствами.

Прописала ему какие-то витамины, мол, их пьешь и курить не охота, приготовила различных настоек и еще заставляла раз в день чайную ложку меда съедать на голодный желудок. С тех самых пор Михаил не курит, но и мед не ест.

    — Самое главное, — поучает теперь он всех курильщиков-соседей и родственников, — пережить первый месяц. Потом три месяца. Но понимание важности и значимости содеянного придет лишь.., — Михаил хитро улыбался, поднимал кверху указательный палец и тихонечко добавлял: — через год! Но лично я сам себе по-честному признался, что бросил курить, ну, что курить я больше совсем не хочу, лишь года через три…

    Пока он так раздумывал, сидя на пенечке, вода во фляге уже хорошо нагрелась и зашипела, выплескиваясь прямо на каменку. Михаил вошел в баньку, взял ковш и горячей водой обдал стены, лавки и пол. «Хороша» — еще раз отметил Михаил и заглянул в печку. Дрова хорошо горели. Сегодня тихий день, нет никакого ветра, и баня его топится согласно и мирно. Осталось теперь только еще дровишек подкинуть и березовый веник запарить, а это целая наука.

    У Михаила в дровнике по стенам весели заготовленные прошлогодние веники, а на навесе под самой крышей сушились веники нынешнего года. В начале лета он ездил на мотоцикле в лес и выбирал самую красивую молодую березку, плакучую или кудрявую, которая росла возле воды. Веники из молодой березы были особенно гибкими и прочными, у нее более мягкий лист — слегка бархатистый на ощуп.

Выбрав самый густой веник, Михаил подержал его немного над раскаленной печкой. Листья расправились, стали ярко-зелеными, а ветки гибкими. По бане пошел едва уловимый душистый запах. Михаил слегка встряхнул веник, сложил аккуратно в тазик, плеснул горячей воды и накрыл сверху другим тазом. Через полчаса веник будет готов.       — Жена, приготовь-ка мне белье! — крикнул Михаил, входя в дом.

 — Мыться уже пойдешь?       — Первый пар – мой!       Любил он на первый пар мыться, именно тогда банька самая чистая, а печка — самая горячая.       Взяв подмышку свежее белье, Михаил, как бы невзначай, бросил:       — Ты сходи-ка, мать, в магазин. Купи мне пива охлажденного, а себе соку «Дюшесу». После баньки жажду утолить больно хочется!

Елена Прегер