Босоногое детство мое. По волнам моей памяти.

  Тихо время прошло, я всё больше седею, но острее прошедшие вспомнятся дни. Ничего не прошу, ни о чём не жалею, за оставшийся миг, может что то успею, может что то пойму, из того что уже позади.

Лучшие клипы про  детство

Босоногое детство мое. По волнам памяти

Прадедушкин коммунизм

Мне 59, а маме 84, и она приболела… Жалкая такая сразу стала, худенькая и какая-то маленькая. Эти дни, ну, пока не поправится, буду ночевать у неё в комнате – раскладушку рядом с кроватью уже поставил. Задремала, кажется.

И я засыпАю… Вдруг, прямо среди тишины и мрака, слышу её слабый, как шелест листвы за окном, голос: — Сыно-о-ок! Ты не спишь?.. — Нет, не сплю, мама! – тут же вырываюсь из уже начавших сжиматься объятий сна. – Тебе плохо?.. — Нет, я просто сейчас во сне дедушку увидела… — Какого дедушку? Моего? Твоего папу? – спрашиваю, чтобы хоть как-то отвлечь её от мыслей о болезни.

— Нет, своего дедушку, Петра Фёдоровича, которого в войну немцы расстреляли… — и долго-долго молчит, а потом продолжает: — Они его когда на подводу посадили с другими, кого на расстрел везли, мы с сестрой стояли у калитки и в спину ему смотрели. Он чуть только глянул на нас через плечо, а потом сунул левую руку под правую и едва заметно нам изуродованными пальцами помахал на прощанье… — и опять замолчала.

— А пальцы почему изуродованными были, мама? — А это ещё в гражданскую, когда в село белые пришли, они ему саблей отсекли три пальца, наискось, с одного удара… — За что же, мама? — Как за что? Он ведь коммунистом был. Настоящим… Мама снова долго молчит, а я во тьме прислушиваюсь к её дыханию и жду: уснёт или дальше рассказывать будет.

Жаль, если уснёт. — Да-а-а… настоящим. Это уже потом коммунисты стали чиновниками, сначала в военных френчах без погон, а потом в дорогих костюмах с галстуками. Почему-то они всегда выбирали галстуки чёрные или красные. Но сути это не меняло… А дедушка, наверное, даже не знал, что такое галстук: он всегда в косоворотке ходил, а на ногах – коты, обувь такая самодельная.

Потом он эти коты с подводы по одному украдкой скидывал, чтобы мы могли найти то место, где их расстреляли. По котам мы с мамой и сестрой его и обнаружили. В степь их вывезли… и в ямку небольшую свалили, чуть сверху землёй присыпав. Дедушка на самом верху лежал и руками словно бы обнимал всех, кто под ним, собою закрывал. Ведь он, знаешь, жил так, как верил…

Мы с сестрой любили к ним с бабушкой в гости ходить. Они в другом конце села жили. Мне 5, а сестре 6 лет было, когда мама надевала на нас лучшие платья по воскресеньям, выводила на улицу и отправляла к бабушке с дедушкой погостить. А там, далеко-предалеко, в другом конце улицы, бабушка на перила крылечка яркий самосвязанный половик вывешивала, чтобы мы не обознались и мимо их дома не прошли.

Мы издалека ещё тот половик видели и всякий раз ему радовались. Приходили, а бабушка уже пышек напекла и полотенцем прикрыла, чтобы они к нашему приходу остыть не успели. Когда же мы подходили к калитке, то на крыльце уже стоял дедушка, красивый такой, большой, в кубанской шапке на голове. Широко разводил руки в стороны, улыбался белыми своими зубами и говорил:

— Это что же унУчки мои всё никак не придут? Мы с бабушкой их ждём, ждём, а их всё нету и нету. Бабушка уже говорит: «Давай сами пышки есть будем, видно забыли нас наши родненькие». А я ей отвечаю: «Погоди, они, наверно, наряжаются, к встрече с нами готовятся»! Мы, совершенно счастливые от таких слов, бежали к нему, а он подхватывал нас на руки и заносил в дом, где начинала причитать уже бабушка: « И пришли мои кралечки, мои ягодки, мои солнышки!

Ну-ка, быстрей за стол, а то пышки простынут!» Целовала нас тёплым ртом своим прямо на руках у дедушки, и только потом он опускал нас на земляной пол хаты. Мы бежали к столу, садились на лавки и ели бабушкины пышки, макая их поочерёдно то в варенье, то в мёд и запивая молоком из больших щербатых кружек с отбитыми ручками – всё бабушка уже приготовила.

А дедушка с бабушкой сидели рядом и смотрели на нас. Я сейчас только понимаю, какая же любовь из глаз их лилась и нас с головой накрывала. А потом, утолив первый голод, сестра, Тамара, она постарше и побойчей меня была, вытирала ладонью белые «усы» от молока на лице и говорила:

— Расскажи про коммунизм, дедушка!.. — Так ведь сколько раз уже рассказывал, всё уже знаете,- говорит дедушка и улыбается. — А ты ещё расскажи! Всё равно интересно!.. У дедушки глаза ещё больше теплеют и даже, кажется, начинают сиять, как драгоценные камни. Он как-то весь сразу наполняется воздухом и простором и начина-а-а-ет:

— А при коммунизме вспомните вы в субботу, что завтра воскресенье и вам к бабушке с дедушкой идти, и пойдёте в магазин, чтобы купить себе новые платья. А продавец в магазине скажет: «Проходите, пожалуйста. Выбирайте, пожалуйста». Вы выберете, Томочка синее, а Вивочка белое, и захотите уже уйти. А он опять вам скажет: «Не торопитесь, пожалуйста, а померьте вначале. А то вдруг вам эти платья не подойдут, и нам будет очень обидно, что мы таким замечательным покупателям не угодили».

Моя досужая сестра перебивает дедушку: — Деда, а кто же за платья платить станет? — Да никто! – отвечает дедушка. – Потому что ведь при коммунизме людям хорошо не от денег будет, а просто от того, что для других радость сделали! И продолжает дедушка: — Вы померите и прямо в этих платьях пойдёте к выходу. А продавец вам в спину крикнет: «Вы завтра, наверное, к дедушке с бабушкой в гости собираетесь?»

— Да, собираемся, — ответите вы. — А на чём же вы поедете? Что вам вызвать? Подводу или самолёт?- опять спросит он. Вы, конечно, самолёт выберете. И продавец его вызовет. На раннее утро. И совсем рано, когда на капусте ещё и роса не просохнет, возле вашей хаты приземлится самолёт, и пилот посадит вас в кабину. А потом разгонится и полетит!..

— А куда же он полетит, дедушка? – осмеливаюсь вступить в разговор уже я. – Он ведь не знает, где вы с бабушкой живёте. — Зна-а-а-ет, — отвечает дедушка, — потому что у него такие карты есть, на которых все-все адреса обозначены… Он даже знает, где стоИт самый главный институт, в котором вы, когда вырастете, учиться будете. Он же вас туда и отвезёт. Томочка будет врачом, а Вивочка учительшей!..

Я так польщена доверием, которое оказывает мне дедушка, что краснею от счастья и смущения и спрашиваю его: — Так я ведь, дедушка, ещё даже буквы не знаю, а считать умею только до пяти!.. — Ничего,- отвечает дедушка, -научисси! Ты же сначала школу закончишь, а потом только институт. Вот когда научисси, унучка, вернёсси к нам в село и дедушку своего научишь. А потом опять учиться улетишь.

А когда уже насовсем вернёсси, придёшь к нам с бабушкой, а мы на крыльце сидим, и я бабушке ( дедушка почти выкрикивает слово «С-А-А-А-М!») газету читаю!.. … И замолкает мама моя дорогая. А я ещё долго прислушиваюсь к её сонному дыханию: всё ли в порядке? Сам спать уже не могу. Лежу на спине, смотрю во тьму потолка и слушаю своего прадедушку, который так и не научился читать…

Олег Букач