Ты жива еще моя старушка
Русские романсы
Ты жива еще моя старушка,
Жив и я привет тебе привет.
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.
Пишут мне что ты тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне.
Что ты часто ходишь на дорогу,
В старомодном, ветхом шушуне.
И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно и то ж.
Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул под сердце финский нож.
Ничего родная успокойся,
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб тебя не видя умереть.
Я по-прежнему такой же нежный,
И мечтаю только лишь о том.
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.
Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.
Не буди того что отмечталось,
Не волнуй того что не сбылось.
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни довелось.
И молиться не учи не надо,
К старому возврата больше нет.
Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне несказанный свет.
Так забудь же про свою тревогу,
Не грусти так шибко обо мне.
Не ходи так часто на дорогу
В старомодном, ветхом шушуне.
Все русские романсы
ХЛЕБ
Раннее утро. Я тихо выхожу на кухню. Много лет субботу я встречаю одним и тем же действием. Достаю кулёк с мукой, с подоконника беру чашку с заготовленной вечером опарой. Большой стеклянный кувшин с водой, чашка для теста. Осматриваю всё приготовленное. И вот: — Ну, бабуля, теперь помогай!- и начинается священнодействие. Я пеку хлеб.
Впервые самостоятельно мне пришлось заняться этим делом в «весёлые» девяностые. Работал я тогда учителем в небольшой деревушке. Денег не было, а зарплату платили мне мукой и гречкой. Иногда перепадало немного сахара, да из школьного хранилища разрешали картошки набрать. Картошку ту для школьных нужд ростили на приусадебном поле. Захочешь жить — приспособишься.
Пекарь из меня был никудышный, и первые мои хлеба выходили плоскими и пресными. Но (!!!) до поры — до времени. Помнил я с детства историю, без малого век назад приключившуюся с моей прабабушкой. Дело было в моей родной деревне. Прабабушка моя — Мария — была тогда совсем молодой девчонкой. Родилась она в зажиточной крестьянской семье, в доме был достаток, нужды особой ни в чём не испытывали. Работали с утра до ночи — оттого и не бедствовали.
Отец Марии умер, когда она была совсем ребёнком. Мать — Татьяна Ивановна — тянула всё хозяйство на себе. Но здоровье у неё быстро было подорвано, и вскоре Мария осталась сиротой. Переходить жить в дом к родной тётке она отказалась, да так и жила одна в опустевшей родительской избе. А поскольку была Мария поздним ребёнком, то с детства баловали её и особо делами домашними не утруждали. И так уж случилось, что одно из главных крестьянских дел — выпечку хлеба — Мария не освоила.
Родная тётка навещала сиротку, помогала в хлопотном крестьянском быте. Она и хлеб пекла, и за животиной ухаживать помогала. Забежит с вечера тётка (Аграфеной её звали), заведёт тесто, а утром в печь его сажает. Но и ей не разорваться на два дома было, а потому сидела иногда Мария голодом. Печь протопит, в избе приберётся, а вот поесть то и нечего. И вот в один из вечеров тётка не пришла. Приболела или не успела в хлопотах — теперь уже и не известно.
А рано утром следующего дня ворвалась вихрем и запричитала: -Прости, детанька, прости, сиротинушка… Не смогла с вечера к тебе прийти. Сейчас тесто замесим, да к вечеру с хлебом будешь. А пока — вот тебе, из дома принесла, садись за стол. -Не волнуйся, тётка Груня, я тесто- то с вечера завела, да с утра его уже в печь посадила. Хлебушко уж скоро совсем поспеет.
-Как завела?- удивилась тётка,- Сама? — А мне мама помогала. — Какая такая мама?!- тётка от удивления аж присела. -Моя мама. Мама Таня. Схватила тётка Марию за руку и к окошку подвела. А из окна кладбище вдалеке виднеется: -Вот там твои мамка с батькой лежат. А через несколько дней история повторилась. Прибежала тётка, а у Марии хлеб на столе свежий стоит.
-Ты уж не пугай меня, старую. Скажи — кто тебе помогает? Но Мария упрямо повторяла: — Мамка вечером приходила. Я тесто замешиваю, она рядом стоит, да подсказывает. Хваталась тётка за глову, да снова на кладбище кивала: «Вон где мамка-то твоя». Шли дни. Раз за разом приходила тётка Аграфена, но картину видела одинаковую — свежий хлеб в избе.
Ну а в скоре и другая еда появляться стала. На все расспросы Мария подробно рассказывала — как готовила, что за чем в чугунок опускала, сколько в печи держала. И добавляла: -Мне мама подсказывала. С испугу побежала Аграфена к бабке-шептунье. Рассказала ей всё как есть. Старуха, лицо сделав озабоченное, налила воды в глинянную чашку, да ложку в неё опустила.
-Отвернись, — повелела она Груне. И стала на воду шептать что то, да ложкой слегка помешивать. Долго шептала. Потом протянула чашку и строго сказала: -Пойдёшь к сиротке, да по углам воду ту разбрызгаешь. Чашку разбей, да под печку сунь. Поможет. Аграфена выполнила наказ старой ведуньи. Со слезами Мария просила тётку воду не лить: -Ой, тётка Груня, не делай этого.
Не придёт же мамка больше!!!- да поздно было. Обряд совершён, обломки чашки под печью покоятся. Загрустила с тех пор Мария. Как и думала она — перестала мама к ней по вечерам приходить, да хозяйство помогать вести. Но жить то надо. Стала за это время Мария взрослой совсем. Без помощи могла и еду приготовить, и с хозяйством справиться.
На всю жизнь запомнил я запах хлеба, руками её испечённого. Давно нет в живых прабабушки моей Марии. Но каждый раз, замешивая тесто для хлеба, я негромно прошу: -Ну, бабуля, помогай теперь. «Мистика», скажете вы. Но не верить в семейное предание оснований у меня нет
Александр Кочнев