Лучшие стихи про детство
Никогда ни о чем не жалейте
Никогда ни о чем не жалейте вдогонку,
Если то, что случилось, нельзя изменить.
Как записку из прошлого грусть свою скомкав,
С этим прошлым порвите непрочную нить.
Никогда не жалейте о том, что случилось,
Иль о том что случиться не может уже.
Лишь бы озеро вашей души не мутилось,
Да надежды как птицы, парили в душе.
Не жалейте своей доброты и участья,
Если даже за все вам усмешка в ответ.
Кто-то в гении выбился, кто-то в начальство,
Не жалейте что вам не досталось их бед.
Никогда, никогда ни о чем не жалейте,
Поздно начали вы или рано ушли.
Кто-то пусть гениально играет на флейте,
Но ведь песни берет он из вашей души.
Видеоклипы студии «LINK» собравшие миллионы просмотров
А прошлое приходит по ночам,
Неслышно пробирается сквозь двери.
Ломает сны деля напополам,
Вот только я ему давно не верю.
Года летят быстре с каждым днем,
И время ускоряется нещадно.
Хорошее, плохое проживем,
И помнится что нет пути обратно.
Забыться, потеряться, убежать,
Но никуда от памяти не деться.
А прошлого так трудно избежать,
Оно в груди стучит как будто сердце.
Валюшка
Уже далёкие шестидесятые годы прошлого века… Осень… Хлебоуборка… И почти в каждой деревне обязательная составляющая сей битвы за урожай – многочисленные студенческие отряды. Кто прошёл через это, тот наверняка помнит исторически сложившуюся странную закономерность: почему-то мужская половина главных помощников в хлебоуборке быстро находила общий язык с местными красавицами, а вот между недавними абитуриентками и их деревенскими ровесницами тут же возникали натянуто-неприязненные отношения.
И с чего бы это? Но с Валюшкой мы подружились как-то крепко и сразу. Она, единственная из деревенских девчат, почти с первого дня свободно приходила на нашу территорию, давала ценные практические советы по обустройству нехитрого быта, вместе с нами пела у студенческого костра. Искренне озабоченная нашими проблемами, по первой же просьбе приносила иголки, нитки, молотки, гвозди и какие-то другие мелочи, о которых нам и не подумалось в городе, но которые оказались такими необходимыми именно здесь и именно в данный момент.
Плотная, крепко сбитая, совсем не красавица, она была удивительно светлым и открытым человеком, постоянным источником доброжелательной созидательной энергии, готовности посоветовать и помочь. А как заразительно она смеялась! Это удивительно, но рядом с ней и другие непроизвольно старались быть добрее и проще.
Мы с Людой – две девчонки из небольших тихих городков – особенно подружились с ней. Часто бывали у неё дома, познакомились с родителями. Тётя Настя встречала нас, как родных, тут же усаживала за стол, наливала домашнее (!) молоко и угощала какими-то необыкновенно вкусными булочками.
Странно, но в этом доме умели любого пришедшего встретить так, что он чувствовал себя здесь самым главным и необходимым. Человека окружали искренним вниманием, заботой, расспрашивали, что-то рассказывали сами, и время гостевания всегда пролетало незаметно. С тех пор прошло почти сорок лет, но я до сих пор хорошо помню, как не хотелось уходить от них.
К гостям обязательно выходил Валюшкин отец. Видно было, что он намного старше жены, но чувствовалось между ними такое взаимопонимание и какая-то необъяснимая словами внутренняя согласованность, что даже не верилось, что так может быть на самом деле. По рассказам Валюшки, последнее время дядя Паша стал сильно прибаливать, поэтому в колхозе не работал, подшивал валенки, копался в огороде, помогал тёте Насте по хозяйству, топил баню, куда, конечно же, приглашали и нас.
Какое же это блаженство: после тяжёлого, непривычного нам крестьянского труда настоящая деревенская баня с обязательным затем неспешным чаепитием (мы-то с Людой больше пили молоко) с ароматными воздушными булочками и обстоятельными разговорами обо всём. В их доме всем было уютно и тепло.
Иногда эти разговоры касались будущего Валюшки. И тут возникала какая-то странность. Весной она окончила среднюю школу. Училась очень хорошо и все были уверены, что уж Валюха-то поступит в любой ВУЗ. Но та вдруг категорически отказалась уезжать куда-либо. В школе она была главным организатором и сельской, и школьной самодеятельности, неплохо пела, читала стихи. А уж как зажигательно отплясывала цыганочку, мы убедились сами на одном из самодеятельных концертов.
Через неделю после выпускного бала она уже работала завклубом. И друзья, и учителя были просто шокированы таким поворотом. А больше всех, конечно, расстроились родители: – Да что ж, мы тебя не выучим, что ли? Ладно, не поступала нынче, так поступай на следующий год. Вон какая у студентов интересная жизнь! Да и выучишься, станешь специалистом, плохо, что ли? Не век же тебе в деревне сидеть!
Однако, Валюшка мягко, но решительно обрывала все подобные разговоры: – Я уже всё решила. Никуда не поеду. На кого же я вас-то оставлю? Ну, уж нет! Вот поработаю, а там жизнь покажет. Захочу учиться, так Сеня меня всегда отпустит. Правда, Сенечка?! Её официальный жених Сеня, очень серьёзный и очень молчаливый местный механизатор, сидел тут же и в неимоверных количествах потреблял заботливо подливаемый чай и подсовываемые тётей Настей тающие во рту булочки.
Сенечка заранее был абсолютно согласен со всем, что скажет его ненаглядная Валюшка, и только утвердительно и солидно кивал головой. Уже перед самым отъездом Люда, выросшая без отца, сказала Валюшке: – Тебе здорово повезло, у тебя такие отец и мать, просто замечательные! И тут Валюшка как-то странно усмехнулась и тихо сказала: – А ведь они мне не отец и мать…
Помолчала и добавила: – Но я их очень люблю! Они мне роднее отца с матерью… И мы услышали невероятную историю. Любаня и Андрей поженились перед войной. В сороковом году у них родились двойняшки. Третьего сына Любаня родила, когда муж уже был на фронте. А в сорок третьем пришло извещение, что Андрей пропал без вести… Нужно было как-то жить…
Любаня оставила детей в деревне у родителей, а сама уехала в город, стала работать на заводе… Давно закончилась война, а Андрей как в воду канул. Шли годы. Любаня получила комнату в коммуналке и забрала детей в город. Её мать к тому времени скоропостижно умерла. И отец, ещё крепкий, здоровый мужик, остался в деревне один. Любаня как-то пыталась наладить личную жизнь, но семейного счастья так и не получилось…
А в пятидесятом году вдруг объявился… Андрей. Из скупых немногословных объяснений оказалось, что он попал в плен, бежал, его поймали, но он опять бежал, а затем уже наш, советский, лагерь… И только мысли о жене и детях помогли ему выжить и вернуться… Когда он, прихрамывая, вошёл в комнату и молча остановился у двери, Любаня побелела, как полотно, и тихо сползла на пол. Трое мальчишек с изумлением и страхом смотрели на обросшего незнакомого дядьку.
А на кровати лежала двухмесячная Валюшка… Примирение было долгим и мучительным. Здесь было всё: и пьяные побои, и униженные слёзы покаяния, и долгожданное прощение, но с одним условием: чтоб этой приблуды здесь и духу не было! Счастливая и одновременно несчастная Любаня привезла внучку деду, и с тех пор никто из них ни разу не появился в деревне. Даже новости доходят только через чужих людей. Сейчас у Любани и Андрея пятеро детей, внуки, живут они хорошо, дружно. И слава Богу!
А Валюшка? Валюшка так и осталась с дедом. Недели через две в дом тихо вошла Настя, когда-то лучшая подружка Любани. Жила она одна. Настин жених погиб в первый год войны, а вскоре один за другим умерли и родители. Неожиданная гостья несмело потопталась у порога, наблюдая, как дед управляется с внучкой, и, решившись, наконец, сказала: – Дядя Паша, вы отдайте мне Валюшку! Честное слово, не пожалеете!
Да и живём-то рядом, всегда на глазах будет. Отдайте, а?! А через два дня под изумлённые взгляды односельчан дядя Паша молча и сноровисто перенёс нехитрый скарб Насти в свой дом… – Так он тебе, значит, дед?! Мы во все глаза таращились на Валюшку, пытаясь осмыслить только что услышанное. Валюшка весело рассмеялась: – Ну, конечно! Мой папка – это мой родной дед.
А моя мама… Вы не поверите, но она так хотела кормить меня грудью, что у неё появилось молоко. И мама кормила меня до полутора лет. Вот! После долгого молчания я нерешительно спросила её: – Скажи, а ты видела свою мать? Ну, ту, другую? И братьев, сестёр? Странно хмыкнув, Валюшка в упор посмотрела на меня: – Нет! А зачем? – и быстро отвела глаза…