Кавалергарда век недолог

Слышишь товарищ гроза надвигается

Тимур и его команда. Ремейк. Все о нашем детстве.

Гайдар шагает впереди!

Слышишь товарищ гроза надвигается,
С белыми наши отряды сражаются.
Только в борьбе можно счастье найти,
Гайдар шагает впереди!

Видишь товарищ заря поднимается,
Вновь за работу народ принимается.
Там где труднее и круче пути, 
Гайдар шагает впереди!

Видишь из книжек в колонны построены,
Вышли герои и стали героями.
Сколько Тимуров идет, погляди,
Гайдар шагает впереди!

Если вдруг тучи надвинутся грозные,
Выйдут Тимуры – ребята и взрослые.
Каждый готов до победы идти, 
Гайдар шагает впереди!

Видеоклипы студии «LINK» собравшие миллионы просмотров

Свекруха

Едва достигнув совершеннолетия, я выскочила замуж. Выскочила — самое точное определение поступка, неожиданного для окружающих и для меня самой тоже. Но что сделано, то сделано. Начиналась новая жизнь, совершенно мне незнакомая, она предусматривала в числе прочего знакомство с родителями моего юного супруга, который был растерян не меньше меня.

Мы оба выпали из гнезда, еще не научившись летать как следует. Однажды утром, когда моя тетушка Аня кормила меня завтраком, как обычно, подкладывая вкусненькое и уговаривая скушать, к нам зашла соседская бабушка.

Понаблюдав за процедурой кормления, она печально так промолвила: — Баловница ты, девка, обиды не ведала, вот погоди, свекруха тебе кровь-то попортит. — Да ладно вам пугать девочку, — осадила соседку моя тетушка Аня. Действительно, с обидами я тогда еще не была знакома, наша необычная семья состояла из бабули и трех ее дочерей, мамой моей и брата Женьки была младшая сестра Евгения, а я была любимицей старшей сестры Анны.

Мужчин не было, всех сестер обделила война. Жили все дружно и дети получали любовь и заботу в полной, а иногда излишней мере. Как самую младшую, меня баловали особенно. Не знавала я обид, права была старушка. Но вот слово «свекруха» резануло, показалось таким недоброжелательным, злым и колючим.

Свекруха — звучало угрожающе, врезалось в память и не отпускало до самой встречи, словно обещание каких-то неизвестных еще мне неприятностей. Свекруха оказалась симпатичной, высокой, фигуристой женщиной, она сказала мне: «Проходи, дочушка» — и улыбнулась.

Ничего страшного, она хлопотала, угощая нас, потом повела во двор, показала свой небольшой огородик с ровными высокими грядками, на которых уже зеленели разные всходы, и похвалилась справным поросенком, который радостно захрюкал, увидев хозяйку. — Борька, Борька, покормлю сейчас, ты у меня хороший, умница ты, — ласково сказала она поросенку и мне как-то стало приятно, словно это меня она похвалила.

тот огород, поросенок Борька — все было мне понятно, знакомо по детству, внушало доверие, у нас поросят тоже всегда почему-то звали Борьками и говорили с ними ласково, короче, все меня успокаивало и даже начинало нравиться. Утром мужчины наши уходили на работу, на какую-то стройку, а мы оставались на хозяйстве. Но вот то злое слово «свекруха» мешало мне как-то называть ее, а это становилось все необходимее и однажды, когда она похвалила мое имя, я стала рассказывать ей про Таис Афинскую и она, посмеиваясь, сказала:

«А ты вот так и зови меня, донюшка, я Таисия, она Таис, здорово получается. Тебе это имя нравится?» Так решила свекруха трудную для меня проблему и я стала называть ее Таисия, добавляя, конечно, отчество — Егоровна. Жизнь налаживалась. Какая она была улыбчивая, быстрая, как умела незаметно выполнять всю домашнюю работу, когда я просыпалась, завтрак ждал меня на столе, точно как дома, полы протерты до блеска, а огород прополот и Борька накормлен.

Мы садились на крылечко разговаривать и она, все посмеиваясь, рассказывала, как досталось ей в войну горького до слез с тремя пацанами, как работала она на лесозаготовках по воинской повинности, а ребятишки потеряли карточки на хлеб, а начальник вызвал ее с заготовок, поставил уборщицей в магазин и велел отдавать ей хлебные крошки с лотков, на которых привозили хлеб, добрый был мужик, царство ему небесное, чуточку, а поддержал мальцов, особенно малого, муженька твоего, он слабенький был.

Мое живое воображение рисовало все эти картины яркими красками и мир расширялся, наполнялся новыми ощущениями и понятиями. Все было хорошо и спокойно до случая. Однажды утром свекровь разбудила меня и сказала: — Дочушка, тут бабы за ягодами наладились, я хочу с ними сбегать в тайгу, может, и наберу ягодок вам. А ты сможешь Борьку накормить? Я там ему все в ведерке приготовила.

Как? — Ну конечно, что за вопрос, накормлю Борьку без проблем, даже не волнуйтесь, — ответила я и осталась дома одна. Очень скоро Борька напомнил о себе пронзительным визгом, я взяла ведерко с его завтраком и направилась к поросячьему жилищу. Этот уже приличного размера свинтус помещался в небольшой стаечке возле огорода и мне нужно было, открыв дверцу внутрь, войти туда и опрокинуть ведерко в Борькино корытце.

Проще простого — так думалось мне. И напрасно. Едва я только приоткрыла дверь, как Борька с невероятной силой распахнул ее настежь, выбил из моих рук ведро и ринулся вон из стайки прямиком на огород, на высоконькие красивые грядки. Дух свободы вскружил поросячью голову и Борька с огромной скоростью стал носиться по грядочкам, сминая нежную зелень, он катался и перекатывался с боку на бок, хрюкал и взвизгивал от счастья, а я, остолбенев, стояла и в ужасе не знала, что мне делать.

Но ведь что-то нужно было предпринимать, чтобы остановить это варварское уничтожение старательного труда моей свекрови и я уже начинала понимать, что такое простить невозможно, рухнули мои надежды на доброе знакомство и вот теперь пришло время, когда свекруха испортит мне кровь, причем, вполне заслуженно. «Нужно загнать Борьку в стайку во что бы то ни стало!» — с этой мыслью я кинулась к поросенку прямо на старательно политые утром заботливой хозяйкой грядки.

Наши скорости были вполне сопоставимы, несколько раз я даже догоняла Борьку, хватала за жирное грязное тельце, но он быстро понял мое намерение и расставаться со свободой не желал, легко выскальзывал и удирал. Я поняла, что тактику нужно менять, загнать его не получится, надо попробовать заманить. Побежала в дом, набрала хлеба и стала осуществлять задуманное.

Оставшийся по своей воле голодным Борька подходил, брал кусок хлеба прямо из моих рук. Медленно, но мы подвигались к стайке, однако когда она оказалась совсем близко, Борька повернул назад и стал безобразничать с новой силой. Боже, что от вытворял, призвав, видно, всю свиную фантазию! А я так и следовала за ним, захлебываясь слезами от горя и бессилия.

Огород пропал, Борька без преувеличения вел себя по-свински и ухитрился сшибить даже крохотный парничок, где стройными рядками стояли до его вмешательства крепенькие подросточки-томатики. Увы-увы! Но вот эта свинья Борька замедлил скорость, сел на свои уже вполне приличные окорока и, работая передними, поехал, хрюкая от удовольствия и сравнивая грядки окончательно. Наверное, от полного отчаяния я вспомнила вдруг, как мы ласкали своих домашних мирных питомцев.

Борька уже не считал меня за достойного противника и легко подпустил к себе. Легким толчком я повалила поросенка на бок и стала чесать ему брюхо. От удовольствия Борька закрыл глаза длинными белыми ресницами с комочками грязи и удовлетворенно захрюкал. Не знаю, как долго продолжалось это почесывание, я меняла усталые руки и потеряла счет времени, я хотела только одного — чтобы он не двигался, чесала и чесала противное пузо и не могла даже плюнуть на него, у меня пересохло горло от жажды, а солнце тоже не хотело меня пожалеть и припекало все сильнее.

Это было печальное зрелище — счастливый поросенок и совершенно несчастная девчонка, оба грязные, среди разрушенных грядок и без надежды на скорое изменение ситуации. Но вот стукнула калитка и к экзотической парочке бросилась Таис-Таисия.

— Ах ты паразит, девчонку замучил! — закричала она, схватила Борьку за заднюю ногу, потащила прямо поперек грядок, забросила в стайку и захлопнула дверь. Я попыталась встать с земли, но по ногам бежали мурашки и она помогла подняться и сойти наконец с того, что осталось от грядок.

— Стой, дочушка моя бедная, сейчас водички тебе полью, — она метнулась в дом, вынесла большое ведро воды, которую сама же рано утром на коромысле принесла от неблизкой колонки, и стала отмывать меня, поливая на грязные от черной земли ноги, руки, лицо. Стекала с меня черная вода вперемешку со слезами и вместе с нею, мне кажется, уже окончательно и на всю жизнь утекало, исчезало это страшное колючее слово СВЕКРУХА, пропадало навсегда.

От переполнявшего меня чувства радостного освобождения непроизвольно вырвалось у меня: «Ой, мамочка моя!». Она засмеялась, обняла меня и повела в дом кормить таежной ягодой. Об испорченном огороде разговор был совсем короткий, она махнула рукой:

— Да какие там грядки, баловство одно, поправим и будет расти зеленушка, много ли нам надо. А помидорчики все отрастут, вот увидишь. Ну, что с поросенка взять, побегал и ладно. А ты отдохни, пока мужиков наших нет, я обед сейчас быстренько сварганю. И откуда столько терпения было у женщины с такой трудной судьбой и жизнью, откуда столько доброты и мудрости?

Не знаю, кто так щедро одарил ее искусством сопереживания, но зато я знаю, как и почему вырастают сильные, добрые, глубоко порядочные и любящие сыны, которых щедро раздают чужим девчонкам матери, несправедливо называемые иногда колючим словом — «свекруха»…

Любовь Арестова