Как Витька отца искал

Витька пробежался по мосту и остановился. Его босые ноги болели так, словно в них воткнули иголки. Он зашёл за фонарный стол и перевёл дух. Там его было не видно, зато мальчик мог разглядеть всё, что происходило вокруг. Какая-то бродячая собака подбежала к нему, виляя хвостом, но быстро осознав, что здесь нечем поживиться, побрела своей дорогой.

Витька вытер нос рукавом старенькой рубашки, тихонько всхлипнул и принялся размышлять о своей судьбе. Несколько часов назад его жизнь круто изменилась. Он принял первое взрослое решение, допивая вечерний стакан чая с булкой. Витька решил бежать из Детского дома на поиски родителей, которые оставили его десять лет назад.

Мальчик знал, что скоро все проснутся и бросятся искать беглеца. Солнце уже начинало озарять мост своими лучами, играя радужными бликами на водной глади бегущей речки. Витька натянул картуз поглубже, стараясь прикрыть лицо. От бега ему очень хотелось пить, во рту пересохло, губы потрескались, сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть и скакать без оглядки то ли от тревоги, то ли от усталости. Детский дом, в который попал Витька, находился на окраине деревни.

Он был старенький с деревянными обшарпанными окнами и серой крышей – излюбленном месте голубей. Там Витька провёл всё своё детство, гоняя мяч с деревенскими мальчишками. Детский дом чудом сохранился в этих местах. Остальные деревенские уже давно были закрыты, а дети с тяжёлой судьбой попадали непременно в город. Наверное, поэтому его особо никто не охранял.

Последние лет пятнадцать, мальчишки и девчонки, которые сюда попадали, не знали лучшей жизни, поэтому не стремились покинуть место, где варили борщи и жарили котлеты, а зимой по батареям текла горячая воды. Воспитательницу Антонину Васильевну все любили – это была старушка лет семидесяти пяти, которая даже по ночам никогда не уходила домой и прижилась в Детском доме, как в родной семье. Отчего Витька сбежал, он и сам не знал. Он не помнил своих родителей.

Только вот Антонина Ивановна, как-то раз забывшись, сказала: — Ох, Витька, совсем стал похож на своего отца непутёвого. Я же помню его ещё маленьким. Дружна я была с бабкой твоей. А как бабка померла, так он и взялся за бутылку. Горевала я страшно, а что поделать. Пропал парень. — А что значит «пропал», тёть Тоня?

Антонина Васильевна, она же тёть Тоня, только махнула рукой, вытерла платочком выступившие слёзы и пошла заниматься делами. Теперь эта фраза постоянно преследовала Витьку. «Пропал» — это же не умер. Значит, папка живой. Вдруг, он так и живёт в старом доме. Лицо папкино Витька уже не помнил, а вот дом свой запомнил чётко.

Часто он ему снился, особенно зимой, когда за окном была непроглядная тьма, выл ветер и Витька прятался под одеяло с головой, боясь, что это вовсе не ветер, а кто-то недобрый шастает по ночам и заглядывает в окна.

Слова тёти Тони не давали мальчику покоя, на его расспросы она не отвечала и всё отмахивалась. Тогда Витька решил во что бы то ни стало отыскать своего отца. Теперь он стоял за столбом и не знал, что ему делать дальше. До соседней деревни километров двадцать ещё, а голод и жажда становились всё сильнее.

Витька всё же решился выйти из своего укрытия и неспешно, словно он ни от кого не прячется, направился к колонке на улице. Парнишку завидел дед Егор, чей дом находился неподалёку, и окликнул его: — Эй, малец, помоги деду ведро воды принести, боюсь самому уже трудно справиться. Витька подбежал к деду, взял у него ведро и принёс воды, сам напившись вдоволь.

Дед Егор давно знал Витьку, да и всех деревенских и детдомовских детишек. Деревня-то маленькая, как не знать. Он внимательно посмотрел на Витьку, его босые ноги, грязный истёртый рукавом нос и спросил: — Оладушек хочешь с мёдом? Бабка только напекла, горячие, пушистые, сами в рот просятся.

Витька насупился и молча кивнул. Они зашли в дом, где бабка Аглая дожаривала на печи последние оладушки. Она внимательно посмотрела на Витьку, потом на деда, и всё поняла. Витька с аппетитом ел оладушки с мёдом, а дед Егор тем временем рассказывал ему свою историю.

— Знаешь, малец, а я ведь тоже приютский. Как война закончилась, мой батька так и не вернулся. Матери пришлось работать в поле с утра до вечера. Работа была тяжёлая, надо было детей кормить было. А нас семь душ у неё, семеро детей-то. Вот она и слегла. Как мать померла, нас в Детский дом и сдали. Я маленький был, всё не верил, что её больше нет.

Как-то надел свои кирзовые сапоги, которые мне в наследство от отца достались, картуз, да и побежал в наш старый дом. Забегаю, а там никого, только паутина по стенам, да кошка, худая такая, греется. Да так мне эту кошку жалко стало, холодно уже было. Я её за пазуху спрятал и пошёл обратно.

Так и вырос там, в детдоме. Теперь видишь, свой дом у меня какой, роднее его нет, Аглаша нам оладушки жарит. А ты вот что, напишу я Антонине Васильевне вашей письмо. Снесёшь? Письмо важное, смотри, не потеряй. Витька молча кивнул. Дед Егор взял бумагу, карандаш и написал: «Тоня, ты не серчай.

Мальчик этот у меня был. Помнишь, как я нашу маму искал, так и он на поиски отправился. Ты пожалей его, приголубь, да приглядывай. Всё у него хорошо будет, парень-то вижу по глазам, умный». Дед отыскал конверт, вложил туда письмо, провёл языком по краю по старой памяти и приклеил: — Ну, бывай.

А если оладушков захочешь, приходи, мы с Аглашей тебе рады будем. Витька взял конверт, спрятал его под рубашку и побежал что было сил обратно в Детский дом. Там как раз всех только начинали будить. (Чердак)