Заветное письмо

В войну   в  сибирской  деревне  Дубровино  оставались  только  старики,  женщины  да  дети.     Труднее всего  им  было зимой. Морозы большие  за  тридцать градусов.   Кругом  белым-бело.    Белый снег, белые крыши  домов,   белые большие сугробы, белая дорога,   бесконечная  работа  —  и  война,  война  без  конца.  Голодно, холодно, тихо.   На ферме не  хватало кормов,  и случался падеж  скота. В   первый  год  войны   были   плохие  вести,   наши  войска отступали,   и  все  горевали.   Но всё для  фронта, всё для   победы,   в  которую  верили   с  самого  начала.     И все  помогали бойцам, чем  могли,  посылали подарки  и  продукты,  собирали  деньги,  теплые вещи, вязали носки, варежки, шили кисеты.    

 У  Вари  Кузнецовой  на фронте  были  отец  и брат.  Они ушли  добровольцами   летом  сорок первого.   Варя   осталась  с  матерью  Раисой  и  дедом  Тимофеем.  И всей семьей  они   с  раннего утра и до позднего вечера   работали  в колхозе.       Иногда   к   Варе  по  вечерам  забегала  подруга  Зина, которая была влюблена   в  брата  Вари,  а он   об  этом   не  знал.  И даже  подружке  Зина   боялась   сказать  о своей любви  к  Ивану.     Скромная она была девушка.   Подруги    вместе   вязали варежки,  носки —  обе были рукодельницы.     Варя  от  бабушки  Глафиры научилась  прясть, шить  и вязать.   

     Бабушка   в   молодости  была   белошвейкой   и  шила  господам  шелковые  платья.  От  этих платьев    оставались  красивые  лоскуты.   И   после смерти   бабушки   лоскуты  достались Варе.   Из  этих лоскутов   Варя  с   Зиной  сшили    шелковые  кисеты,   а   Варя еще  и вышила  на них синими нитками васильки.       До войны  мать  по  старому обычаю  собирала  для дочки приданое  и складывала  в  сундук.    Был   там  и  кусок  теплой фланели.   Теперь  из  этой  фланели  решили сшить портянки Ване и отцу.   

Стали собирать посылки   на  фронт.  Положили в  них кисеты,   набитые табаком  —  самосадом, варежки, носки,  портянки,   по  кульку сушеной малины   и  по  химическому карандашу и тетрадке  для писем,  мать испекла пряники,  а  Варя  написала короткие письма и вложила   в  посылки.   Дед  с  Варей отвезли  посылки на  станцию и отправили на номер полевой почты, указав   фамилии, имена  и отчества адресатов.  

    Отец  и  Ваня были очень рады.  В  посылке   для брата оказалось  два  красивых кисета  с табаком  и  две пары рукавиц. Один кисет и рукавицы  он отдал  другу.     Тот взял  подарки, обрадовался  и  спросил: — А кто же это всё сделал? — Сестренка моя!  Она мастерица. — Ты  передай   ей  спасибо сердечное  от  меня, когда писать домой будешь. —  Ладно, передам.    Месяц шел за месяцем,  а  войне,  казалось,  конца не было,   но   судьба хранила   отца  и Ивана  от шальных пуль. Ни один из них не был даже в госпитале, хотя мелкие ранения имелись.   И какой же это было радостью получать    письма   с  фронта  и знать, что   родные  живы и здоровы!      И   Раиса  боялась верить своему счастью. Тайком по вечерам  шептала  молитву  — молилась   на старую бабкину икону богородице, чтоб сберегала в   бою сына  и  мужа.  Дочь  была комсомолка и  в бога не верила, а дед – старый коммунист,   над ее молитвами  только посмеивался.   Он  работал в колхозе  со  дня его основания и не жалел сил,  а  лет старику  было  немало.  

   Всем домом и хозяйством управляла   сноха  Раиса  –  женщина   молодая,  красивая, работящая  и толковая.    У  Раи   были   роскошные волосы  — темные, шелковистые, длиной ниже пояса, густые. Залюбуешься!    И собой  хороша   —    кареглазая,  фигуристая, статная. Певунья и плясунья хоть куда!   Только некогда ей было теперь красоваться  и наряжаться.    Причешется   Рая, соберет волосы в тугой узел, закрепит прическу гребнем бабушкиным, наденет   платок, старую кофту, юбку,  телогрейку  да  сапоги    — и на ферму  с  утра  и  до вечера.     Жизнь  в  селе  шла   своим чередом. 

Посевная, покос, жатва.   Колхозники  работали,  не  покладая рук,  а  питались   в  основном картошкой,  и той  не  хватало до весны. Хлеба тоже не хватало. Молоко было, но надо было сдавать топленое масло.  Работали    на ферме, в  мастерских,  в  кузнице, на полях.   Ох,  как не хватало мужских рук   в  колхозе «Путь Ильича»!  Сын  Раисы  Кузнецовой   воевал на  первом  Белорусском фронте, муж  Степан   — на втором Украинском.   У Ивана  был дружок  Алесь Богданович, белокурый  парень   с   открытой   душой. 

 Много  фронтовых    дорог  прошли   они  вместе  и часто  от  смерти  бывали  на волосок, но не унывали, мечтали о  будущей счастливой жизни, когда война кончится.     Алесь  был   родом  из Гродненской области.   Как-то лежали они   в затишье  на привале  в окопе  и  разговаривали по душам.  — Знаешь,  Ваня,  село    у  нас  какое  было до войны?  Такое  красивое!  —  рассказывал Алесь. 

— Лес   рядом, луга.  Неман  —  река большая, глубокая, опасная.  Рыбы в  Немане  полно!  Сомы даже водятся  в  ямах под  крутоярами. Мы  с  отцом  поймали  раз  одного. Чуть нас не утопил в лодке.  Здоровенный  такой! А  пасть,  знаешь  какая? Огромная!  И зубы, как пила, торчат. —  У нас сомов нет,  зато щуки  в  озере  Бочкаревском   вот  такие   есть! –   отвечал  Иван  другу.    — Тоже с  отцом  и дедом  часто рыбачили.   Дед   у меня мировой!   Партизаном  был  в  гражданскую.   А еще сестренка  —   красавица  Варюха!     Помнишь,    кисеты  нам присылала?   Ей семнадцать  стукнуло.  Невеста уже.   Вот, смотри,  карточка  даже есть. Там она с матерью.  Иван    достал  небольшое фото  из  нагрудного кармана гимнастерки и подал другу.

 Алесь  долго рассматривал карточку, всё  глядел  на  тонкую девушку  с   длинными  косами,  потом сказал: —  Правда, красивая твоя  сестренка,  вся  в  мать.   В такую  можно сразу влюбиться.   В деревне они живут? — О!   Село  у нас большое  Дубровино, колхоз   « Путь Ильича».  Бригадиром  отец  мой был, теперь на фронт ушел добровольцем, тоже воюет.  Сейчас  там  одни бабы остались, детишки   да старики. Трудно им  без  мужиков. — Конечно, трудно.  У нас такая же история.  Да еще немцы деревню пожгли да ограбили.  Людей сколько  повесили,    молодых  в  Германию отправили,   а    мать  мою   и сестру  каратели застрелили 

—   Алесь  помрачнел лицом, скрипнул зубами и сжал до боли кулак.  —   Город наш Гродно большой  и красивый   в  первый день войны  шесть  раз бомбили  десятки  самолетов. Весь  в руинах стоит. —   Ничего,  мы вернемся. Всех из неволи освободим.  Вот фрица проклятого одолеем  и  домой,   -твердо сказал Иван, потом помолчал,  достал кисет,  свернул самокрутку  с  махоркой, закурил  и  добавил: —  А если меня убьют в  бою, ты весточку напиши матери,  деду  и   Варюхе.  Понял?   Вот адрес тебе на всякий случай  напишу, —  он  послюнявил   небольшой  химический карандаш,  черкнул на листочке   свой домашний адрес и подал другу. — Понял, Ванёк, только ты не помирай прежде времени.

Мы еще повоюем с  тобой,  брат.  На свадьбе твоей попляшем. — На свадьбе? Да у меня и девушки нет.  Ты не поверишь? Я еще ни с кем не целовался… — Почему не поверю? Я сам такой, тоже  не целованный.  Вот кончится война. Приеду к вам,  сестру твою посватаю.  Отдашь за меня?   —  Отдам,  если пойдет, —  ответил Иван,  и обнялись  оба друга  по-братски,  и улыбнулись  от предстоящей радости.      Был месяц  март 1944 года,  в  Сибири еще лежал снег  пухлыми сугробами, но уже  в избы заглядывало солнце,   играя  зайчиками  на  полу,  а  с  крыш  повесились   толстые сосульки.  В деревне радовались  –  еще одну голодную  зиму  пережили!  И   ждали писем  с фронта. Они приходили редко,  но  сколько   надежды  приносили  эти  солдатские треугольники!  

  Победа уже казалась близкой. Советские войска  освобождали Белоруссию и прошли  с  боями огромное расстояние. Бойцы восстанавливали разрушенные дороги, укрепляли рубежи. Они видели пепелища сожженных деревень  родной белорусской земли, виселицы  и  разрушенные города. Сердце  Алеся   кипело  гневом  к  фашистам. Они  с  Иваном    воевали   уже  в Полесье  среди лесов  и огромных болот.  Бойцы  строили  колесные и жердевые дороги  для  прохода   через    топи   пехоты   и  легкой артиллерии,   тщательно маскировались  от  врага, готовились  к  наступлению.    Кругом были почти сплошные болота   с  небольшими островками,  заросшими кустарником  и густым лесом. 

Казалось,  не пройти  эти  гиблые   места.   А надо было пройти  и пройти стремительно, освобождая  измученную землю от  злого  врага. Солдаты  мастерили мокроступы, волокуши для  пушек, миномётов,  делали лодки  и плоты  для переправы  через  реки.     В последнюю ночь  перед боем вспоминал Иван  родную деревню, мать   и  родительский дом,  и приснилось ему, будто    мать   испекла    в   русской печи  большой каравай и несет на стол,  а еще  чугунок горячих щей  вытащила ухватом,   поставила,  улыбается   и говорит:  — Садись, ешь сынок, ты,  поди,  голодный…    

 Наступление началось ранним утром  24 июня 1944 года. Два часа мощным ударом советская  артиллерия разрушала  оборону противника   на   переднем крае.  Немцы яростно сопротивлялись.  Земля стонала от взрывов.  В этом ожесточенном   сражении  наши бойцы прорвали   все  линии  обороны  противника,  но не обошлось без потерь.   В ночь на 25 июня погиб  при  форсировании  реки   Березины    и  сибирский паренек  Иван  Кузнецов.   Вражеская пуля попала  прямо  в сердце молодого солдата, которому от роду было всего  двадцать лет.   Когда   летним жарким днем  пришла похоронка  в  Дубровино,  Раисе    в  первый  раз   стало плохо  с   сердцем.

Сильно любила  она  сына,    и  ничто  не  могло  ее  утешить,  хотя  рядом   у соседей тоже были потери близких  и  самых дорогих людей.  Сколько  слез   она   выплакала  в подушку… Плакала  и  Зина втихомолку.  Раньше она   надеялась,  что придет с фронта Ваня и полюбит ее. Не случилось ей дождаться любимого.   Зина так  потом   и не  вышла замуж.  Не хватило  на  ее долю жениха,  осталась вековухой…   А  Варя  вскоре  получила письмо  от  Алеся.    Он  писал,  каким хорошим человеком  был его фронтовой товарищ  Иван, как храбро  воевал за Родину, а еще просил Варю ответить   на  его  письмо…  

  Варя ответила,  и  между юношей  и девушкой  завязалась переписка.   Он прислал ей фотокарточку  с  фронта,   где   с  товарищами сидел  на привале  в лесу.  Бравый солдат понравился девушке,  и  у   Вари от первого нежного чувства  засветились  карие глаза,  хотя  вся семья  тяжело   переживала  гибель Ивана.       Но   не  успело  это  горе   притупиться,   не успела  Раиса  материнские   слезы выплакать,   как    погиб  ее  муж  Степан   во  время  Львовско-Сандомирской операции.  Похоронка пришла    и   на  него. 

В этом извещении было написано,   что   рядовой   Кузнецов Степан Тимофеевич    27 июля  1944  года  в  бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит  при освобождении  города  Львова  и похоронен  в  братской могиле.     Прочитала  Рая  казенную бумагу,  и  выпала  она  из  натруженных   женских  рук.   Дед    Тимофей  заплакал, как ребенок,   а    Раису  соседки отливали  водой.    Она  очнулась   не  сразу —   находилась  в  глубоком обмороке,     а  потом   надела  черный  вдовий платок  и  не снимала до конца войны. Осталась   Рая  вдовой  в   39 лет.    Варя тоже тосковала  по отцу.  Сколько детских воспоминаний   было связано  с  ним!   Ночью  девушка  закрывала глаза, и  слезы катились по лицу,  и   вспоминала  она  недавнее  детство.   Начало лета.  Жаркий солнечный день. Отец   молодой  и  веселый.  Он   смолит лодку,   а  они, ребятишки,  крутятся  возле него. 

 Но вот  работа   закончена, отец  оставил  лодку  на берегу,   и   они   пошли  домой,   где мать накормила  всех  вкусной окрошкой и  оладьями со сметаной.       Еще вспоминается   Варе   одно   раннее  летнее  утро.  Мать  будит  их  чуть свет, они   торопливо завтракают  —  едят  теплый, только  что  испеченный  хлеб,   пьют парное молоко, а потом отправляются на покос.   Отец   идет  впереди   в  белой рубахе  и  в  каком – то  старом сером  дедовом  пиджаке,  он  несет   литовки   и  узелок  с неводом. 

  Мать  в  ярком   ситцевом платье,   разрисованном  мелкими цветочками,  идет  следом  за  отцом,   держа  за руку  Варю.  Брат  рядом   с  ними   несет   на  плече  холщовую сумку   с   едой.   Они располагаются  на берегу  тихой  речки Черемшанки,   потом   родители  косят траву,   а  Варя  с  братом собирают  на полянке  спелую землянику  и  едят горстями, а  несколько кисточек  сладких   ягод несут маме. Она улыбается  и  угощает  ягодой отца. И все они  были  тогда  такие счастливые!    Варя смотрит на отца.   Он   косит   размашисто, и   луговая  трава падает  ровными  рядами   к  его  ногам.  Она такая душистая!  От  отца  идет пар,  и рубаха уже мокрая на спине, а солнце клонится   к  обеду.

Жарко!  Отец  вытирает  загорелой  рукой  пот  со  лба  и говорит: — Шабаш!  Рая,  давай нам  обедать! — Сейчас, сейчас соберу,   — отвечает   мать   и достает  сумку с  едой.  Под  раскидистым кустом  черемухи  мать расстилает   на траве  чистый старый платок,  они садятся   и  вскоре  все   с  аппетитом  едят  на  свежем воздухе вареную картошку, яйца вкрутую, огурцы, хлеб  и  пьют молоко  из  большой  зеленой  бутылки.  Отец после еды растягивается  в  тенечке,  закинув  руки за голову,  и  мгновенно засыпает,   а они  с матерью собирают землянику   в  небольшой   плетеный туесок.  

 После обеда мать  носит  сухой  хворост для костра, чистит картошку, а  отец зовет ребятишек: — А ну, пострелята,  на рыбалку пойдете? —  Пойдем, папка,  пойдем! –  радуются дети  и бегут за отцом.     Они идут  мимо камышей к  Бочкарёвскому  озеру,   вода  в котором  теплая  и  темная, как чай. Отец  достает  из узелка  небольшой невод, снимает рубаху и говорит сыну: —  Ну,  Ванюшка, раздевайся, и пойдем  рыбу ловить.   Я   по  глубокому  пойду,   а  ты  иди  по мелкому.  Понял? —  Понял. Чего тут непонятного? –  отвечает Ванюшка   и  снимает  штаны   и рубаху.

  Они заходят  в воду,  и рыбалка начинается.   А рыбы в этом озере много, водятся даже большие щуки, но отцу с  Ванюшкой удается поймать  неводом  лишь десяток  крупных, золотистых   карасей. Они живые и бьются  на  берегу.   Варе  их жалко, а  отец радуется: —  Знатная  будет уха!   А ты, Ванюшка, молодец,  не  сдрейфил!     Он треплет  стриженую голову сына, нанизывает рыбу на ивовый прут,  и они идут к матери.  Она разглядывает улов   и  говорит: —  Вот это да! Сколько карасей наловили!  Молодцы мои работнички, не подкачали.       Мать   быстро  чистит  рыбу  и   моет  её  в  котелке  на берегу,  а   отец   разжигает  костер  и  ставит  котелок  на огонь.  Вскоре  кипит запашистая уха. 

 Они   проголодались  и  едят   с  большим  аппетитом,    и  Варе   кажется,   что   нет  ничего  вкуснее  этой  ухи.  Этот день   на берегу  Черемшанки запомнился  ей навсегда…   А  теперь    отца  и  Вани   нет.  И как это больно  осознать.   Проклятые фашисты, сколько горя от них на  нашей  земле!   Вот   и  в   семье  Кузнецовых  оно  не кончается.  Дед  Тимофей  согнулся   от  горя и тяжелой работы.  Он   как-то разом  усох,  но всё еще работал в колхозе,  строил   новый коровник,  а осенью простудился  на  верхотуре, когда  крыл   крышу  и  вдруг слег.  В больницу   дед   не поехал,  как его сноха  и Варя ни  уговаривали. — Чего  на меня лекарства тратить дорогие, когда они бойцам  в  госпитале  ноне  нужны?   — сердился старик  на все  их уговоры,     —   Сроду   я  в  этих лазаретах  не лежал.   Пожил  на   свете   —  и   будя. 

 Незачем  мне  без  Ванюшки  и  Стёпушки   небо  коптить,  —  говорил  дед, смахивая слезы  с  морщинистых щек.  Полежал дед Тимофей неделю   на  печи  и  тихо  помер  теплой,   летней  звездной  ночью.  Встала   Раиса  на заре  корову  доить, подошла   к  полатям, тронула  руку свёкра, а она холодная,   как лёд,   и  лицо вытянулось,   а  глаза закрыты, словно спит. — Батюшки! Варька! Помер дедушка наш!  — закричала   Раиса  дочери  в страшном испуге. Похоронили Тимофея Ивановича  с  почестями. Вся жизнь  его  достойно прошла  здесь. Уважали старика  односельчане.  

  А советские войска уже освобождали Польшу.   Красная армия  очистила свою родину от  фашистов и пошла дальше.  Наши войска теперь  гнали   врага  по сорок километров  в  день. Это был год наших решающих ударов.    Настал и  долгожданный день  Победы  солнечным   майским   днем   1945-го.   И  день  этот  Алесь Богданович   встретил  в  госпитале.  Он получил тяжелое ранение,   уже дойдя до Берлина.    Алесь  был весь  изрешечен  фашистскими  пулями,   но   чудом  остался  жив.    

 Они встретились  с  Варей  через  полгода  после  войны.     Девушка  ждала  его  все это время, писала письма теплые, нежные.  Приехал  за  невестой бравый сержант Алесь Богданович,  чуть прихрамывая,   увидел Варю  и   утонул  в   ее  карих глазах.   Вскоре    увез  девушку   к  себе  в Белоруссию  в   местечко под  Гродно, хотя  мать не хотела   её отпускать и долго уговаривала:   —  Как же я тут одна останусь, доченька! – плакала она. –  Живите тут!    Изба у нас крепкая, места всем хватит. Корова,   молочко своё,  огород,  курочки. Но  жених стоял на своем,  и  молодые уехали  на  родину Алеся.    Хотелось  ему после освобождения Беларуси  жить на родной земле…   Свадьбу играть не стали  –  не  на что было.  К тому времени   вернулся   домой  и  отец  Алеся.

  В  войну  Николай  был  в  партизанах,  а   потом   его   отряд   соединился  с  частями Красной Армии  и воевал до Победы.   Горькое это было возвращение.  Жену его  Марию  и дочку  Паню  немцы застрелили  за связь  с партизанами,  многие дома сожгли и лес   кругом тоже.  К счастью,  дом  Богдановичей   целым  оказался —  не успели немцы перед  отступлением сжечь дотла остатки строений,  стояли  они  сиротливо посреди  пожарищ и обгорелых берез.  Односельчан  в  деревне почти не осталось.  Кто   погиб,   других  угнали  в  рабство в Германию.       Народ   Беларуси  больше  других  хлебнул  горя  и  страданий.   В  первые   же  дни войны  белорусы   попали   под  фашистское  иго.  Фашисты  сразу стали бесчинствовать на  этой  земле.   И с первых же дней войны  зародилось  здесь  партизанское движение. 

Появились первые партизанские отряды.   Партизанское движение в Белоруссии  сыграло огромную роль в освобождении от фашистского ига.   Стал партизаном  и  Николай  Богданович.   Гневом  кипела  его душа.  Он стал,  как и тысячи других белорусов,  настоящим народным мстителем  — устраивал засады на фашистов,  подрывал  вражеские  эшелоны   и железнодорожные мосты,   с  его помощью   взлетали на воздух  склады с  фашистским  оружием  и  боеприпасами.  

  Недаром  слово   «партизан»    стало  страшным   словом  для  фашистов.   Партизанская война стала для них бичом.  И оккупанты  мстили непокорному народу, оставляя после себя   сожженные сёла  и разрушенные города,   а  порой   просто   выжженную землю, как в том печально известном   селе Хатынь…     За годы оккупации   было   уничтожено полностью или частично  209 городов и районных центров, а также 9200 сел и деревень  этой советской республики.    На каторгу   в  Германию фашисты угнали 380 тысяч  человек  из одной только этой республики…     Без  крыши над головой остались   три  миллиона  человек. После войны пришлось строить всё с нуля.  И сразу же после  операции  освобождения, которая называлась «Багратион»   –  одного  из  десяти  сталинских ударов,  в  Беларуси закипела  работа  по  восстановлению. 

 И вся огромная  советская  страна помогала   зерном,  скотом,  стройматериалами  и  рабочими  руками братьям-белорусам.      Алесь и Варя  расписались   в  сельсовете   и   стали  работать   в  колхозе,  не щадя сил.  И,  несмотря  на  трудности,   зажили   молодые  в  любви и согласии, хотя  не хватало самого необходимого.     А  через  положенное время родился  у  этой  пары  сынок. Назвали в  честь брата Вари —   Иваном.  Со временем  Алесь  новую хату  построил, и дочка в ней родилась – Марийка.  

  Потихоньку жизнь налаживалась,   в  1947 году отменили карточную систему, стало жить полегче,  только грустила  Варя по своей деревне, по матери  и подружкам,  а  мать по  ней  скучала.  И не выдержала   Раиса  —    продала   избу,  корову   и  приехала   к  дочке,  а  там познакомилась   с отцом   Алеся,  которого здесь  все  звали Миколой.  Были  они еще не старые.  Раисе   тогда  только  сорок  два года стукнуло, а    Миколе   чуть  больше.  Пробежала меж  них  искра  любви,   приглянулись  они  друг дружке.   

 Как увидел Николай, как Рая после  бани  сидит   на  скамейке  в светлом платье  и  волосы расчесывает  гребнем, а  они  темной волной струятся, словно у русалки, и грудь высокая колышется,   и   потерял покой   с  того дня  мужик.  Всё любовался Раей, такой статной и привлекательной.    Да  и  Николай   был мужик крепкий,   мастер на все руки,  а  к тому же рыбак  отменный.  С  таким нигде не пропадешь. Как – то вечером   не выдержал  он,  подошел    к   Раисе, присел рядом  и  сказал:   —  Раиса Петровна,  поговорить  мне   с   тобой   надо. —  Об  чем  же, Николай  Игнатьич? — Понравилась ты мне,  Рая. 

Может,  это грех,   только понял  я, что это  судьба мне тебя посылает  вместо  моей  Марии.   Её  теперь не вернешь.  Давай,  сойдемся?  — А в деревне нас не засмеют? – ответила  Раиса,  и  лицо ее вспыхнуло, словно маков цвет. —  А кто  будет смеяться?  И какое мне дело  до людей,  если  я тебя каждую ночь  во сне вижу. — А дети наши чего скажут? Варвара,  Алесь? — Что ты?   Дети поймут. Им  еще  легче будет  с  ребятишками управляться.   —  Постой, погоди, Николай!   Я у дочки спрошу, а ты  у сына. Как они скажут, так и будет. Ладно? Микола  вместо ответа   крепко    обнял   Раю,     а  она  не выдержала,   прижалась  к нему,   притихла  и  услышала,  как сильно и гулко бьется его  сердце…  

— Значит,  любит, — подумала и шепнула  Николаю: — Согласная  я, Миколушка.   Вот  так и   поладили   эти  двое,   столько пережившие  в  лихие грозовые годы.   И счастье им  еще улыбнулось  за всё военное лихо. Родила  Рая  сына, крепенького светловолосого парнишку, назвали  Петенькой. Женщины тогда  рожали  часто и  много,  и  семьи были крепкие.     Люди после войны   дорожили семьей… И Николай дорожил своей новой семьей. своей женушкой  Раей, хотя  и  память о  первой  жене  Марии и доченьке Пане хранил  в своем сердце.  Ладно   они  с  Раей  жили  и молодым помогали  детей растить,    а  молодые были счастливы  своей любовью.      

 Так стала для  сибирячек  Раисы и Вари родной белорусская приветливая и красивая земля  с ее неспешными реками,  синими озерами,  зелеными тенистыми лесами   и   голубыми  полями цветущего льна под  синим  небом.  Здесь нашли они свое счастье, обрели семью.  А еще и язык выучили белорусский, певучий, песни  народные.      Беларусь  быстро  оправилась от  разрухи, отстроилась заново и стала еще краше.  Восстановилась от разрухи и вся советская земля.   Люди тогда не жалели себя, работали  и  радовались, что наступило мирное время.    

 Прошли годы, выросли дети, появились  у Варвары и внуки, не стало уже на свете её матери и свёкра. Только почему-то  иногда  снилась  родная сибирская  сторонка,  где  бегала  Варя  босоногой девчонкой  с  братом  Иваном  по  увалам за земляникой   да грибами,  снился отец молодой и красивый в белой рубахе со связкой рыбы в руках,  снилась река её детства   тихая Черемшанка, но приехать на родину так и не удалось.     

    Все мешали заботы, работа, семья, а потом  грянула  горбачевская перестройка  и разделила   братские народы, распалась великая страна,  и потихоньку подкралась старость, а потом не стало и  мужа Алеся, с которым прожили они полвека  и ни разу не поссорились. Был он скромный, тихий, добрый и отзывчивый, работящий.  Так и ушел  из  жизни тихо Александр Богданович   во сне,  с  осколками от вражеских снарядов.     Как-то,   разбирала  вещи  в комоде  Варвара Степановна, а внучка Ангелина ей помогала,  и вдруг наткнулись   они   на  небольшую шкатулочку, лежащую   в  самом дальнем уголке. 

Взяла ее в руки  Варвара,  открыла,  а  там  пожелтевшие от  времени  листочки  бумаги, сложенные треугольником.   Развернула  один  листок женщина,  и сразу задрожали руки,  и слезы приступили к  горлу. Смотрит Варвара, а прочитать не может —  синие буквы расплываются  в глазах.   — Что это, бабуля? Дай мне!   Я посмотрю, –  просила  внучка. — Тихо родная, подожди. Это дедушки твоего письмо с фронта. Принеси-ка мне очки.   Там они в зале  на тумбочке   у телевизора.

 Прочитала  письмо Варвара и таким теплом на нее повеяло. В каждой строчке любовь. И вспомнила женщина, как  ждала она  этого письма. Алесь тогда  писал ей  из госпиталя:  «Коханая  моя,  Варя, как  я люблю тебя! Жду не дождусь, когда мы свидимся. Скоро закончится война, и я  приеду  за тобой».   И еще несколько строк синим химическим карандашом…  Под этим письмом лежали и другие письма, те, которые писала она ему  тогда на фронт и  в  госпиталь.  « Надо же, сохранились письма, как и наша любовь»,   — подумала и заплакала старая женщина от непоправимой утраты любимого мужа.

— Чего ты плачешь,  бабуля? По дедушке?   Не плачь!  — тормошила  бабушку  внучка. — Ладно, ладно не буду, — сказала  Варвара  и вытерла слезы  кончиком платка. —  Поставь шкатулку на комод.  Я потом еще письма почитаю.    Помой  руки,    и  пойдем  блины печь.  

 Они отправились на кухню, Варвара жарила тонкие кружевные блинчики,  а   в окна  ярко, по-весеннему светило солнце, с  крыши  сарая  свесились тонкие,   прозрачные  сосульки,   и с них капала вода.  Во дворе таял снег,  и уже появились маленькие лужи,   в которых купались нахохлившиеся воробьи.  Пахло весной.  «Надо  рассаду   сегодня  посеять», — подумала Варвара и,  накормив внучку,  снова принялась за привычные дела.

Татьяна Шмидт