Февралька

С неба летели лёгкие хлопья снега. Близилась зима. Ритка прощалась с любимой коровой. Её Майка, так звали корову, должна покинуть их. Сколько помнила себя Ритка, столько помнила Майку. Девочка прижималась к корове, ласково гладила коричневую шею и горько плакала. Временами она что-то шептала любимице в самое ухо. Корова стояла, не шелохнувшись, будто всё понимая.     — Зачем только тебя отдают? – горько плакала девочка, жалуясь и жалея одновременно.     Ритка вспомнила сказку «Крошечка Хаврошечка» о девочке, которая могла залазить корове в одно ухо, а в другое — вылазить.

Но ведь это в сказке! Слёзы ещё сильнее хлынули из глаз. Майка покидает её навсегда. Так решили родители: они опасались её острых как вилы рогов.     Напрасно мама уговаривала дочку не плакать, напоминала о шрамах на её лице, оставленных когда-то коровой. Ритке было тогда три года: она выскочила на крыльцо и стала хныкать, звать маму. Та доила корову. Майка повернулась, чтобы, видимо, успокоить девчушку, да нечаянно задела рогом лицо ревуньи. Кровь хлынула ручьём с лица ребёнка, а мама, не разбирая дороги, кинулась дочке на помощь.    

  Но Ритка не помнила той истории, маленькая была, забыла. Зато всегда знала, что Майка – добрейшая в мире корова. Лучшая!     Но родители с тех самых пор решили заменить молочную кормилицу. Мало ли? Удобного случая всё не представлялось: Майка приносила то бычков, а если тёлочек, то таких же круторогих, как она. И вот однажды в феврале у Майки появилась маленькая тёлочка.     Риткина мама с нетерпением ждала, когда у той тёлочки появятся рожки. И они появились. Как ухват: не проткнёт никого и не забодает.  

  Тёлочка, и правда, была очень красивая: вся вишнёвая, а рожки аккуратным ухватиком красовались на её голове.     Во время Риткиного детства про деревенских детей часто говорили: «Ой, да ты слаще морковки ничего и не едал». А так и было: слаще её ничего не было, настолько она была сочной и вкусной, что съев такую морковочку, страстное желание найти спрятанные где-то мамой конфеты заметно ослабевало. А как мама осенью самую мелочь, выкопанную на грядке, хорошенько промоет, просушит да в печку, в последний жар. Достанет её потом из печи, почти чёрную, но пряно пахнущую.  

   — Фу- у, — отворачивались поначалу дети, не зная истинного вкуса скрюченных малопривлекательных, похожих на ржавые гвозди, морковок. Мама только усмехнётся в ответ. Зато потом, как раскусили, то уж с нетерпением ждали лакомство из печи.     А как дождутся люди весны, так в погреба с нетерпением спускаются, чтобы пополнить запасы на столе: грибы, варенье, прочее соленье и, конечно, морковку. За зиму она в холодке пролежала, ребят ожидала. А те и рады и весне, и оранжевому овощу.  

  Так и Витя похрустывал сочной мякотью, взобравшись на широкую лестницу, приставленную к крыше сарая. Он наслаждался видом пробуждающейся природы. Февралька, каждый раз завидя паренька, подходила к лестнице и, вытянув вверх красивую мордочку, терпеливо ожидала угощения. Раздувая широкие ноздри, пыталась уловить этот пряный аромат. Мальчик щедро делился с животным. Счищая шкурку с овоща предусмотрительно захваченным ножичком, протягивал её маленькой коровке.

    После такого перекуса на свежем воздухе они разбегались: мальчонка по своим делам, коровка – под навес. Но однажды в голову мальчика пришла великолепная идея…  

  В воскресный день бабка Улита зазвала Ритку к себе. И, едва внучка переступила порог, нетерпеливо сдёрнула с девочки старое пальтишко и укутала её во что-то мягкое и яркое. Ритка даже зажмурилась от удовольствия, а как открыла глаза, так ахнула: « Обновка?! Настоящее новое пальто! Красное только?»  

  — Красное — красивое, значит, — чуть ли не прищёлкивая языком, говорила бабка, невероятно довольная собой.     — М-м-м, — недоверчиво произнесла девочка: какая-то мысль ей явно не давала покоя. – Тогда почему папка бросил вчера мамино платье в печку? Оно ведь тоже красное было?  

  — Ну, дак ить это? – у бабки лицо вдруг сморщилось и стало похоже на солёный огурец. – А не знаю я! Вот! – сказала она с каким-то детским вызовом. – Не нравится пальто что ль? Вопросы мне тут разные задаёшь?     — Нравится! Только вдруг папка и его в печку кинет?!  

  — Не кинет. Моё не кинет, — ответила бабка, заверяя внучку, мотая отрицательно головой. Потом вдруг кивнула, но уже, видимо, своим мыслям, да ещё и глаза прикрыла. « Ох, и смешная эта бабка?! Даже имя смешное у неё: ни у кого такого нет! Ни в словаре, ни в книгах».     Налюбовавшись вдоволь обновой, ещё раз прищёлкнув языком, ещё раз в мельчайших подробностях рассмотрев и крупные красные пуговицы, и кармашки – обманчики, и хлястик, и воротничок, услышав в благодарность не одно уже «спасибо» — бабка Улита отпустила, наконец, внучку.  

  Ритка вышла на улицу. На солнце мягкая ткань засветилась каким-то особым светом, новизны что ли. Девочка так и шла, не поднимая головы, любуясь новым пальто. Вдруг она что-то почувствовала, подняла голову и от неожиданности отступила назад. Прямо перед нею стояла Февралька. Только вид у неё был не совсем обычный. Непонятная энергия шла от неё. Куда делась та смиренная, послушная коровка.

Перед Риткой стоял монстр: расставив передние ноги в стороны, чуть наклонив рогатую голову, она тяжело дышала, будто за нею гнался кто. С рогов свисали какие-то верёвки, которые животное всё пыталось сбросить с себя.  

  — Пф-ф-ф-ф, — Февралька мощно выпустила свою угрожающую энергию прямо Ритке в лицо. Та не ожидала такого перевоплощения, отчего в глазах её вслед за удивлением, наверное, появился страх. Животное быстро почуяло в девочке трепет и угрожающе двинулось на неё. Ритка молниеносно развернулась и дала дёру.     Прибежав домой, она нашла всех трёх братьев в огороде. Пятилетний Саша подбежал, отряхиваясь, встал рядом. Трёхлетний Коля неподалёку вылазил из опрокинутой набок ванны. Витя ходил по огороду и собирал какие-то верёвки. Вожжи, как оказалось.  

  Выяснилось, что старший хотел позабавить младших: именно эта идея и пришла однажды в его неуёмную головушку. Дождавшись, когда родители уйдут на работу, брат взял вожжи, облачил ими ничего не подозревающую Февральку, протянул их назад, будто запрягая лошадь, а сзади привязал ванну. На дно её заботливо положил покрывало и усадил малышей.  

   «Коня нет, так пусть хоть на корове покатаются, –  так рассуждал мальчуган. – Мне-то как-никак скоро одиннадцать будет. Я и на настоящем коне катался» С этими мыслями он и понукнул коровку. Та только покосилась в его сторону. Витя прутиком стегнул животное. Такого предательства коровка не ожидала, и в ответ она вскинула задние ноги.

Тут вдруг почувствовав, что ей мешает что-то свободно брыкаться, взбрыкнула ещё раз. Ударившись копытом в алюминиевую ванну, Февралька испугалась и понеслась по огороду.     Лёгкая ванна опрокинулась на первой же кочке. Первым из неё вылетел Саша. Коля продолжал свой необычный полёт по земле. Не на шутку перепугавшись, Витя огромными прыжками успел догнать только ванну, плашмя бросился на неё, укрывая собою младшего брата и успевая развязать узел вожжей.  

  Февралька приостановилась поначалу, потом с силой рванула вперёд. Едва касаясь земли, она ещё мчалась какое-то время по нескончаемым огородам, потом перемахнула через изгородь и, оказавшись на улице, продолжила свой бег, пытаясь на полном ходу сбросить с себя верёвки.     В таком свирепом состоянии она и предстала перед Риткой, наслаждающейся красной обновкой…  

  — Пахали же раньше на коровах! – оправдывался Витя вечером перед родителями. – Сами говорили: коней в войну не хватало: коров запрягали.     Брату, учитывая благополучный исход его затеи, наказания не было. Только Февралька после того случая стала агрессивной: чуть что не по ней, голову вниз опустит, рога нацелит и пойдёт напролом. Знай — берегись! Витю она не трогала.

Брат оставался для неё неприкосновенным повелителем.     В один из тёплых весенних дней, как обычно, примостившись на любимой лестнице, мальчик грыз морковку, созерцал природу и, кто знает, наверное, прикидывал планы на будущее. В это время из-под навеса вышла его любимая коровка и потянулась к нему, широко раздувая ноздри. Ножика мальчишка в этот раз не захватил, да и вообще не до неё было: одно слово – подвела – отмахнулся. Февралька, не ожидая такого пренебрежения, ткнулась мордой ему в ноги.

Мальчик ногу отдёрнул. Тогда агрессия овладела смиренной когда-то коровкой и, зацепив рогами — ухватом лестницу, она резко дёрнула её. В один миг Витя оказался на земле. Морковку, вылетевшую из его рук, тёлочка мягко подхватила с земли и торжествующе удалилась под навес.  

  Всё это произошло молниеносно. На шум из дома выскочила мама, за нею в немой сцене столпились младшие. Старший брат, как ни в чём не бывало, устанавливал лестницу.  

  — Вот и царя свергли, — убедившись, что её сорванец в порядке, мама горько вздохнула и вернулась в дом.     С тех пор бодливую коровку стали привязывать. Закончилась её свобода, а брат получил свой жизненный урок.

Марина Силина