Гуляка

— Да чтоб те пусто стало, гуляка треклятый! Опять до Томки побёг? – грозила Нюра Парошина кулаком вслед мужу, убегающему со двора с мешочком, в котором лежало десятка полтора яиц.  Бежал Степан шустро, но яйца берег, боялся побить, ему обязательно нужно было донести их до Тамары в целости.  Нюра еще что-то крикнула ему вдогонку, но уже совсем беззлобно, потом махнула рукой и спокойно пошла в дом, нужно было проверить воду, что грелась на печи, надумала женщина стиркой с утра заняться.

 За этой сценой наблюдала с соседского двора Ниночка, внучка бабы Гали. Девушка училась в области на учителя биологи и на летние каникулы обязательно приезжала к своей бабушке. Очень уж по душе была Ниночке деревенская жизнь, она даже решила для себя, что после института тоже уедет в какое-нибудь село, пусть даже самое маленькое и глухое, там детей учить тоже нужно. Таких, например, как Наташа с Любашей, это дочери тетки Нюры и дядьки Степана. Соседские девчонки частенько прибегали к Ниночке, садились рядом с ней на скамейку у калитки и с замиранием сердца слушали ее рассказы про удивительных животных: зебр, хамелеонов, панд.

 А Нине очень нравилось наблюдать за семьей Парошиных. Нюра была высокой, немного грузной женщиной, она часто кричала на своих домочадцев, отчего казалась злой и ужасно строгой. Но на самом деле Нюра имела добрый нрав и очень любила дочерей и своего непутевого Степана. Муж ее был чуть пониже ее ростом, тихий и молчаливый, но нет, не угрюмый, наоборот, он все время слегка улыбался и часто обнимал или легонько гладил по голове своих, в общем-то, уже не совсем маленьких дочек.

А на крики жены он совсем не обращал внимание, знал, что это она не со зла, просто Нюра считала, что так она кажется более внушительной, очень уж ей хотелось, чтобы все думали, что это она глава семьи. Степан и не собирался оспаривать главенство, ему было достаточно того, что в доме мир и лад. А в чем-то серьезном, жена все же посоветуется с ним, куда без этого?  Помните, мы назвали дядьку Степана непутевым? Вот это то и была главная тайна семьи Парошиных, которую никак не могла разгадать Ниночка. Дело в том, что у Степана была любовница! Об этом все знали, и односельчане, и сама Нюра. Звали его пассию Тамарой.

Нина недавно видела ее в местном сельпо, невысокая грустная женщина лет тридцати пяти, худенькая, с косой вокруг головы. Довольно симпатичная женщина, в такую можно влюбиться. Вот только одета очень уж бедно, на ней была явно кем-то отданная ношеная одежда. Тамара купила четыре буханки хлеба, приветливо кивнула на прощанье женщинам в очереди и уверенной походкой вышла из магазина. Нина даже удивилась, местные сплетницы наверняка всем растрезвонили, что дядька Степан к ней бегает, почему же никто ее не осуждает? Не шепчутся за спиной, наоборот, по-доброму с ней здороваются, за детей спрашивают.  Но больше всего не могла понять девушка его жену. Почему тетка Нюра так спокойно относилась к тому, что у мужа есть любовница, к которой он бегает, практически, в открытую?

И еще и продукты ей носит.  У своей бабушки Нина спрашивать постеснялась, подумает еще, что внучка в чужие дела нос суёт, так что наблюдала за соседями, да голову ломала в догадках. Пока однажды не увидела, как сосед аферу с петухом ловко провернул. Степан под вечер сидел на своем крылечке и задумчиво смотрел на хлопотавшую во дворе жену. И на гуляющего по свежей травке петуха. Петух был большой и явно уже не молодой.

Потому что в стороне с курочками ворковал более молоденький петушок, который и прогонял старого прочь.  Степан, уличив момент, когда жена отвернулась, вдруг быстро схватил лежавший на земле рядом с ним камень и ловко метнул его в одинокого петуха. Петух подпрыгнул на месте, заклокотал и полетел по двору, хромая на одну ногу. — Нюрочка, ёлкин паровоз, с петухом-то с нашим беда! – крикнул наигранно обеспокоенным голосом дядя Степан, — Захворал, видать, старичок! Не гоже такому по двору гулять, как бы другие куры от него не набрались заразы.  Мужичок подскочил, ловко петуха поймал и махом ему голову топором оттяпал.

Нюра даже сказать ничего не успела. Стояла, ртом воздух хватала, да руками взмахивала, отчего на большую взъерошенную курицу сама похожа стала. А Степан петуха за лапы схватил и бегом со двора: — Я его подале выкину, вдруг у него чума какая, елкин паровоз! Степан по улице припустил, а у Нюры, наконец, голос прорезался: — Куды?! Опять Томке потащил? – гаркнула она так, что куры с выжившим петухом прижались в испуге к матушке-земле, — Ну, паршивец, домой можешь не вертаться!

Не пущу! – и женщина так притопнула ногой, что не удержалась и упала на траву.  Нюра заохала, растирая ногу, а Ниночка, которая все это видела, перепрыгнула через забор и подбежала к соседке: — Теть Нюр, больно, да? Давайте помогу, — она потянула соседку за руку и та, кряхтя, поднялась, — Что ж он так? Хороший же, вроде, мужик, — нерешительно проговорила девушка и тут же прикусила язык, вдруг, соседка сейчас совсем расстроится.

 Но Нюра неожиданно улыбнулась: — Хороший, — кивнула она, — Очень хороший. Ты не смотри, что он вот так, в открытую, туда бегает, это не его вина, это жизнь так распорядилась, — Нюра тяжело вздохнула и вдруг махнула рукой: -Пойдем, девонька, чайку с медом попьем, поболтаем о нашей бабьей доле.  Через несколько минут женщины уже сидели за большим деревянным столом с кружками горячего чая, от которых вкусно пахло душистыми листьями смородины. Нина даже замерла, боясь дышать, она ждала, когда тетя Нюра откроет ей свою тайну.

— Мы выросли в одной деревне, здесь, — начала рассказ Нюра, — Степа старше меня на два года, а Томка младше на год. Но я и она учились в одном классе, а после седьмого вместе пошли работать на ферму. Мне любая работа нипочем, крепкая я с детства была, а она маленькая, худющая, корова хвостом махнет, ее сквозняком откидывало.

Тамара мечтала медсестрой стать, но ее тетка, с которой она жила, заставила ее на ферму идти. Родители Тамары жили далеко, у них, кроме нее еще пятеро старших было, и все девки, вот они ее и отдали тетке бездетной. И забыли про нее, а может, не хотели душу себе рвать. Тетка Тамару взяла на воспитание, а вот полюбить забыла, относилась к ней, хуже, чем к рабыне, — Нюра задумалась, словно улетела в свою молодость, — А потом пришел со службы Степа.

Вроде, ничего в нем особенного, недоросток с конопушками, а вот, как улыбнется, так у девчонок дух захватывало. В него полдеревни девок влюблены были. А он в Тамару влюбился. Под окнами дома ее тетки ночами просиживал. Он за забором, а Тома в окошко через шторочку на него смотрит и плачет. Знали они, что его родители ни за что не согласятся на их брак. Кому нужна такая худосочная невестка, да еще и без всякого приданного. А то, что красавица, так от этого какой толк? И вдруг рано утром в воскресенье заходит ко мне в комнату мой отец и строгим голосом приказывает надеть лучшее платье, да косы покрасивше заплести.

Я и испугалась, и обрадовалась, поняла, что сватать будут, только не знала – кто? А как Степу увидала, так от счастья и речи лишилась. Радуюсь, а сама про Томку думаю, и оттого у меня душа болела, словно украла я у нее счастье. Словно обманула ее, предала. Я потом попросила ее не обижаться на меня, а она и не думала. Она была готова к этому. Свадьба у нас шумная была, родители наши не поскупились, всю деревню три дня поили – кормили.  Степа сначала грустил, потом взял себя в руки и начали мы жить одной семьей.

Ровно через девять месяцев я родила первую дочку, еще через два года — вторую. Степа их без памяти любит, да и они его. А Тамара через год после нашей свадьбы вышла замуж за городского, вроде, инженера. Он приезжал к родственникам в нашу деревню, увидел ее и так влюбился, что уже через две недели сватать приехал. Она сразу согласилась, давно мечтала от тетки своей уехать. Муж ее хорошим человеком оказался, берег ее, уважал.

Тамара ему четверых детей родила. А недавно, около года назад, в городе на заводе, где он работал, пожар случился, он полез людей спасать, спас многих, но и сам сильно обгорел, врачи пытались его спасти, не смогли. Тамара в городе с детьми голодать совсем начала, вот и вернулась в деревню, в теткин дом. Сама тетка ее померла уж, дом года два нежилой стоял. Тамара его вычистила, огород засадила, так и живут. Работает она санитаркой в местной больничке, зарплата маленькая, на пять ртов не хватает, вот и носит ей мой Степа по старой памяти то сметаны, то курочку, я, вроде, ругаюсь, а сама-то понимаю, тяжко ей.

Сначала пужалась, что уйдет мой Степан к Тамаре, что любит ее до сих пор, а потом успокоилась, не такой он, не предаст. Столько лет мы с ним в любви и согласии прожили. Я ж только напоказ боевая, а так, могу и паука испугаться. Знает он, что я без него пропаду, да и девочек наших без памяти любит. А петух, да и Бог с ним, у нас еще один есть, молодой,

— Нюра залихватски махнула рукой, встала, поправила фартук и добавила с улыбкой: — Засиделись мы, надо ужин готовить, Степочка скоро вернется, а у меня стол пустой.  Ниночка кивнула, поблагодарила хозяйку за чай и пошла домой. Уже открывая свою калитку, она увидела, как по улице торопливо шагает дядя Степан, без петуха, но с довольной улыбкой на конопатом лице.

Мария Скиба