Государыня-печка

Я знала, что надо с ней прощаться.

Небольшая русская печка служила недолго, лет тридцать с лишним. За свой век она выпекла неимоверно много пирогов с картошкой, грибами, рыбников, ягодников. Она кормила мою семью вкусными кашами и борщами, запекала яблоки и тыкву.

Тушила большие кастрюли мяса, обжаривала тушёнку уже в стеклянных банках, так что вытопившийся жир или сало закрывали кусочки мяса. Листы и сковородки с банками я осторожно задвигала в печь не в самый жар. Мясо с салом скворчало, поднимало крышки. Заворачивала в фольгу поперченное и посолённое, а печь выдавала изысканную буженину.

С каким недоверием я смотрю на магазинное, неизвестно чем напичканное произведение из мясных продуктов.

Возле печи всегда стояли её верные слуги. Деревянная лопата. На такую лопату клали раньше караваи и отправляли на выпечку на под.

Ухват рогатый подхватывал чугунки, обнимал их нежно за талию и отправлял вместе с картошкой или репой ночевать в печь нежаркую.

Мама моя в городской квартире ставила перед печью сковороду с пирожками на угли. Сковорода шипела брызнувшим соком. Иногда уголёк прыгал прямо в сковороду. Мы с замиранием, заворожённо ждали первых зажаренных с текущим соком пирожков. И вкус их не сравнишь ни с чем.

А клюка цепляла противни с пирогами и тащила их на шесток.

Там я уже мазала пёрышками с маслом бока пирогов и пирожков, ягодники с брусникой и малиной щедро посыпала сахарным песком. Песок тут же таял. Уж без песка каждая ягода кисловата.

Государыня-печка грела меня и успокаивала своим чистым пламенем. Заглядевшись и загипнотизировавшись языками танцующего огня, забывала я об обидах и трудностях. Во мне каким-то образом просыпалась та древняя пещерная женщина, приручившая огонь.

Особенно печи нравились берёзовые и ольховые дрова. А осиновые дрова её лечили от копоти и сажи.На самой печи любил греться хозяин. И когда я простывала, то забиралась на неё по лесенке. Там лежали валенки, недочитанные детские книги внука.

Но всё доброе когда-то кончается.
Хозяин ушёл на шестьдесят втором году жизни.

И некому стало следить за домом, за его дверями и рамами. Двери начали скрипеть и выворачиваться, рамы тихонько подвывали ветру.

С них сыпалась старая замазка.

А печь, поняв, что лучше не будет, стала медленно сползать вниз. Она словно падала на колени к земле.

Ведь кирпичи её были тоже частью земли.

А ещё эта печь хранила тайну. Не только наша печь была с тайной. Многие печи в деревнях хранили тайный грех. Не мой, не моего мужа, а других людей.

Мы брали кирпичи из опустевшей школы. А та была сложена из церковных. Это были особенные тяжёлые и крепкие прямоугольники, замешанные на сырых яйцах и молитве.

В тридцатые годы церковь разорили, сбросили колокола, пытались взорвать стены. Первые кирпичи увезли в лесной посёлок к раскулаченным. Там был трудовой лагерь. А потом и остальные стали брать церковный кирпич. Печи из церковного кирпича спасли жизни несчастных людей.

Сначала стала разрушаться каменная труба, потом она отделилась от дымохода, а под дымоходом образовалась дыра.

Придётся расставаться с вкусными пирогами.

Вся беда была в том, что печник, может, нарочно так сделал. У каждого печника своё на уме. Если ему не угодить, то он может такое натворить.

Перед началом работы, положив первый кирпич, Звонарь, дружелюбно улыбаясь, потребовал бутылку водки. Я была удивлена такому обычаю. И удивляться мне пришлось всю жизнь. Когда протягивали от колонки водопровод к дому, то ушло восемь бутылок водки. Такая валюта была и осталась.Водопроводчик просто не начинал рабочий день без дани.

Может, поэтому печник по прозвищу Звонарь, давно уже отошедший в иной мир, поставил печь в подполье на обычный брус. Он же и рассказал мне о некоторых хитростях печников.

Если в дымоход опустить пёрышко, то не будет тяги. Если в кирпичи замуровать пустую бутылку, то печь начнёт завывать.

А в этой печи не оказалась настоящего фундамента. Она стояла на брусьях. Брусья впитали влагу из песка и стали гнить.

А сегодня пришёл сосед и вскрыл печь. Я заглянула в чёрное прокопчённое нутро. Погладила её ещё белый бок, пожалела и грустно улыбнулась.

Но бывают совершенно удивительные печи.

Жил когда-то в деревне дед Василий.
Позвала его Груня сложить печь. Не русскую, а просто печь с плитой. Тот сложил её и сказал такие слова:
— Грунюшка, сколько ты будешь жить, столько и будет тебя греть эта печка.

Так оно и было. Груня умерла, не дожив до 94 годов. А печка греет уже другую семью.

Есть у неё удивительное свойство. Когда она разогреется, то начинает попыхивать, как паровозик. И так радостно становится от её попыхивания хозяевам.

Татьяна Пороскова