Pushkin Tsarskoye Selo 

Ансамбли дворцово-паркового комплекса Пушкина по праву считаются одними из самых блистательных в России и за ее пределами. Достопримечательности Пушкина и его окрестностей – это достопримечательности мирового класса, которые можно сравнить с достопримечательностями Версаля, Стрэтфорда-на-Эйвоне, Веймара.  Города включены в реестр ценнейших мировых памятников архитектуры, истории и культуры ЮНЕСКО,

Царское Село. Здесь связаны известные исторические события России. Пушкин (Царское Село) — историческое место рождения двух основных промышленных систем России — транспортной и энергетической. В 1837 году в России была открыта первая пассажирская железная дорога, которая соединила Санкт-Петербург с Царским Селом. Царское Село – один из первых городов в Европе, улицы которого полностью получили электрическое освещение. Еще одним техническим новшеством появившемся в 19 веке именно в Царском Селе является первый оптический, а затем и электромагнитный телеграф. А в 1914 году в городе была построена самая мощная в России искровая радиостанция.

 Екатерининский дворец Царского Села здесь находится «восьмое чудо света» – Янтарная комната, история которой полна драматических тайн и волнует вот уже не одно поколение.

Город Пушкин за большой вклад в дело единой Европы  в 2000 году награжден флагом Почета Европы.

Pushkin Tsarskoye Selo

-Да я свою знашь как строю? Да она у меня по досточке ходить…Ходить и всегда молчить, — несся из заброшенного сарайчика голос Васьки Полушкина, по кличке Стручок. И только редкие голоса других участников застолья вяло поддерживали:
-Да, Стручок, да… Так их..
Надо было видеть то, как сидящие с Васькой мужики, ухмылялись, слушая разошедшегося Стручка.
-Да ладно, пусть помечтает, — изрек дипломатичный Семен Горка, Васькин сосед.
-Ваааська..Васька, черт окаянный!- вдруг послышался невдалеке сильный, зычный женский голос, резко оборвавший героический Васькин монолог.
Все замерли… Уж им ли, четырем закадычным собутыльникам, не знать крутой нрав Зинаиды, жены Стручка…
-Ваааськаа… Ну получишь ты у меня!
И никто не сомневался – будет Стручку взбучка, если Зинаида их застукает в этом укромном местечке сарайчика, который они не так давно облюбовали за то, что был в стороне от деревни, в кустах за пригорком. Мало кто из деревенских о нем знал.

Едва пробивающийся из перекошенного оконца свет закрыла плотная тень… Стручок весь сжался. И без того маленький и худой, он как будто уменьшился вдвое. Страх в одно мгновение выветрил весь хмель у Васьки, а огромные глаза перебегали от одного сидящего к другому, как бы искали помощи и спасения. Все трое понуро опустили головы – нет, здесь они ему не помощники…
-Ну, я так и знала! Ироды — опять самогонку жрут!

Зинаида толкнула от себя дверь пошире, ибо женщина она была сочная, в теле, обладавшая недюжинной силой. Дверь жалобно скрипнула и сорвалась с последней петли, едва не придавив своей тяжестью крайнего из сидящих – розовощекого Тимофея Лоскутова, в миру Колобка. Колобок успел откатиться, и дверь только зацепила сапог, от чего Колобок сильно поморщился…
Зинаида с трудом разглядела в этом сыром, темном, тесном сарайчике своего благоверного.

Она решительно отодвинула, скажем прямо, оттолкнула Леху Звездочета, по паспорту, Алексея Ряпова и нависла всем своим внушительным телом над тем местом, где только что вел свой героический рассказ Вася Полушкин.

Что-то серое шевельнулось, блеснули в свете скупого солнечного луча огромные синие глаза, за которые Зинаида и полюбила когда-то Василия… Повисла тяжелая пауза. Первый раз Зинаида застала их врасплох всей дружной компанией. Но, женщина молча взяла одной рукой своего синеглазого за ремень портков и приподняла, как авоську с картошкой и осторожно, чтобы не ударить ни обо что, вынесла его на свет.

Мужики кинулись, толкаясь, к окошечку. Они видели, как Зинаида молча, но аккуратно положила полуживую ношу на землю, поправила блузку на своем внушительном бюсте и снова подняв Стручка за ремень, сунула его себе подмышку. Взбираясь наверх, она что-то тихо ворчала себе под нос, а потом скрылась за пригорком. Мужики переглянулись. Колобок с завистью изрек:
— И за что она его так любит? Моя Нюрка никогда меня не искала….

-Зато ты ее вечно ищешь и как козу гонишь домой хворостиной,- изрек Леха Звездочет и тут же смолк. Его Людмила, колхозный бухгалтер, давно уже грозится бросить его и уехать в город к сыновьям, хотя Леха никогда ей не изменял и любил всей душой, но видно этого было мало. Да и будем прямо говорить: хозяин Леха – никакой. И лентяем его не назовешь, а руки растут ну совсем не оттуда: за что не возьмется, все прахом идет – то себя покалечит, то что-то сломает.

И приходилось Людмиле звать Семена, Лехиного дружка. Семен – хозяин хоть куда. В его руках все спорится. Любую работу сделает быстро, аккуратно и прочно и что больше всего нравилось деревенским бабам — за собой всегда приберет, платы не возьмет, лишь одарит сладким, зовущим взглядом и…бабы в своем большинстве не могли устоять, но только не Людмила. Поэтому, уходя, Семен всегда говорил Лехе:

-Будешь мне должен…
А тому только повод подай – вмиг отыщется и самогоночка, и шмат сала и солененькие огурчики с квашенной капусткой. И опять дым коромыслом….

Звездочетом Леху прозвали с детства. Уж очень он любил рассматривать на небе звезды, читать старые гороскопы и дурманить головы молодым девчонкам своими рассказами о звездах, их расположении и о том, что это может значить. Знаний серьезных может и не было в этом вопросе, но талант сочинять и убеждать был немалый. Так вот и заслушалась его однажды местная красавица Людмила, не заметив даже то, как Леха от теории и предсказаний перешел к делу…

Людмила сразу забеременела и родила двух близнецов. Стали они жить в законном браке – счастливый Леха и Людмила. Уж не знаю была ли она счастлива, но мужу всегда была верна и с мужиками себя вела всегда строго, ну а те ее очень уважали. Звездочет с тех пор загордился своим даром предсказывать судьбу по звездам и частенько после тяжелого похмелья, не выходил пасти деревенское стадо, объясняя это неблагоприятным расположением звезд.

Бабы ругали его, даже побить грозились, но встретив строгий взгляд Людмилы, быстро стихали. Коровы-то с овцами сами знали куда им идти и не шибко нуждались в пастухе. Хозяйки их утром выпроваживали, а вечером шли встречать. И редко какая корова нарушала этот порядок, заблудившись на колхозной кукурузе. В таких случаях хозяйки не раз называли своих блудниц именем Нюрки Лоскутовой и, видимо, не без основания…

Колобок, после долгого молчания тяжело вздохнув, ответил:
-Ищу. Дети у нас. Трое. Я работаю. На мне ведь вся колхозная техника, а она мать.
Детям в первую очередь нужна мать.
-Ну да, мать, — подхватил разговор Леха, а еще отцы… и осекся.
Все знали, что все трое детей Колобка на него совсем не похожи, вроде как и не причастен он к их рождению, но рассудительный Колобок отвечал на эти намеки:
-Чей бы бычок не прыгал – теленочек будет наш.

Всех удивляло спокойствие Колобка, и только он один знал, что детей у него не может быть в принципе. Еще по молодости при перегонке техники из райцентра, он провалился на тракторе под весенний лед, но трактор не бросил, а сам потом надолго слег в районную больницу. Там врач шепнула ему, что детей теперь у него не будет никогда, произнеся какую-то абракадабру по латыни.

Эту тайну Тимофей не открыл ни одной живой душе, даже своей непутевой Нюрке, которую любил до самозабвения, иногда поколачивал за распутство, потом заглаживал свою вину, задаривая ее подарками. Так и жили. Хозяйство у Тимофея крепкое, хозяин он хороший, да и детей с детства приучал к труду – на Нюрку-то надежды мало. А ведь помнит вся деревня девчонку Нюру – маленькую, худенькую, некрасивую замухрышку.

Замухрышкой ее звали все, а та, имея веселый нрав, не обижалась. С возрастом Нюра стала значительно интересней, особенно всех завораживала ее рыжая коса. А когда Замухрышка распускала волосы и озорно блеснув черными, миндалевидными глазами, запевала – была красавица да и только… С детства Замухрышка тянулась к обществу взрослых парней.

Те поначалу от нее отмахивались как от назойливой мухи, а потом свыклись. Так и росла, так и хорошела Замухрышка среди красивых и статных по деревенским меркам, парней. Когда Тимофей вернулся из армии, уже отучившись в СПТУ, сразу заметил среди друзей единственную девушку с копной рыжих волос.

Та полоснула по нему черным глазом, оценив по достоинству коренастого, крепкого и серьезного Тимофея, сразу почувствовав к нему симпатию, а главное какую-то неодолимую надежность, которая ей так была нужна после долгих лет сиротства в чужом доме.

Парни в деревне всерьез к ней не относились. Водили по — очереди на сеновал, а жениться на рыжей пацанке никто не помышлял. Тимофей сразу же ей сделал предложение, а весной с ним случилась эта беда на реке, но после больницы сыграли пышную свадьбу. Спешили, так как Нюра к тому времени уже была беременна. Счастливый отец прекрасно зная, что ребенок не от него, дал ему свою фамилию и отчество.

Точно так же он поступил и с еще двумя сыновьями. Хорошим отцом был Колобок, но загулы Нюрки выбивали его из колеи и он шел к друзьям, с которыми вырос в этой деревне – Лехе-Звездочету, Василию, Семену Горке. Деньги у Колобка всегда водились, а значит, с самогоном проблем не было. Но никто и никогда из деревенских не видел, чтобы Колобок, будучи в приличном подпитии, шел по улице, качаясь или бузил дома.

Трудно было поверить, что он только что распил трехлитровую банку первача на четверых. И лишь иногда, сидя в этой постоянной компании, Тимофей произносил, обращаясь именно к Семену Горке, пронзительно глядя ему в глаза:
-Ванька мой собрался учиться на инженера. Башковитый… Видно в отца пошел…

Семен опускал голову, прекрасно понимая намек, и редко кому удавалось уловить в этот момент в его глазах щемящую тоску… Его Любаша, некогда красавица, вот уже без малого 12 лет не встает на ноги. Теща специально приехала ухаживать за единственной любимицей, рожденной в городской квартире со всеми удобствами. Дочь росла в холе, достатке и не знала ни в чем отказа. Может это и сгубило ее будущее, теперь думает мать.

Своенравная девушка вздумала по комсомольской путевке сельское хозяйство поднимать. Закончила сельхозинститут и с дипломом агронома поехала в самую отсталую деревню Перекаты, названную так в честь темноводной речки, которая была шумная и порожистая, особенно в этом месте, где расположилась небольшая деревенька…Так и осталась городская красавица в Перекатах. Вскоре встретила Семена, завидного деревенского жениха, рослого, красивого и немногословного и с таким говорящим и манящим взглядом…

Пешие переходы агрономши по полям, бездорожью в жару, в дождь, в холод и стужу дали городской и изнеженной, но упрямой девчонке о себе знать. И уже на третьем году замужества Любаша слегла, да так и не встала. Она прекрасно понимала, что Семен ей изменяет, но, ни в чем его не винила. И только мать Любаши, приехавшая за дочерью, чтобы увезти любимицу домой, в город, проклинала Семена, все время читала какие-то заклятия, проклятия и бросала ненавистные взгляды в его сторону.

Она только его винила во всем случившемся, а когда Любаша наотрез отказалась уезжать от мужа, сказав — Умру здесь!- мать просто обезумела от горя. Потому-то Семена не тянуло домой: детей нет, любви нет, вечно шипящая теща… А ведь с какой любовью он обустраивал их уютное гнездышко! Все-то ему хотелось сделать для своей Любаши поудобней , да покрасивей…

Теща его никогда ни о чем не просила, а Любаша уже и говорить не могла. Семен сам знал, что нужно для дома, чтобы было тепло и сытно. В деревне Семен работал плотником и по совместительству столяром. Относились деревенские к нему уважительно, и он единственный из мужиков в Перекатах не имел клички. Семен Горка и все тут!

Дефицит женского внимания Семен восполнял на стороне, помогая вдовам, одиночкам, разведенкам или женам таких вот, как Звездочет. Что интересно – ни о чем и никогда Семена не просила Зинаида, хотя каждый знал, что Стручок у нее в доме вместо игрушки – ни на что не способный, слабый, недалекий умом, косноязычный, целиком и полностью зависимый от Зинаиды. Пыталась как-то она его пристроить на работу сторожем в коровник, но Стручок оказался жутким трусом и, когда Зинаида поздно вечером принесла Ваське поесть, он вцепился в неё и прошептал: «Зин. Не уходи, останься.», а в глазах страх….

Зинаида поняла, не получится из него сторожа…Трудовая карьера Васьки на этом закончилась, но Зинаида не огорчилась. Сама-то она никогда не работала: вроде как нашли у нее какую-то болезнь, она оформила инвалидность, так и жили на ее пенсию. Но люди – то видели как эта « больная» женщина ворочала бревна, меняя прогнившие нижние венцы своей избенки, городила забор, копала огород, мостила двор. Но самое любопытное было то, что ее Стручок всегда был ухожен, сыт и ничем, кроме пьянства, не озабочен.

Первый год совместной жизни Зинаида принеся Ваську с очередной пьянки, раздевала его, стелила клеенку, клала на нее Ваську и начинала греть на уличной печке воду. Стручок смирно лежал, а может даже спал. Потом она его мыла, обтирала и уносила завернутого в избу на кровать. Потом она выстирывала все его белье, развешивала и готовила нехитрую еду. Зимой всё то- же самое, но уже в избе, но всегда тщательно и методично.

Позже, когда она собственноручно отстроила баню, а для деревни это прямо скажем – роскошь, Зинаида проводила целый ритуал: прогревала баню, создавала в ней особый дух с помощью малинового сиропа, затем вела или несла, уж как получится, туда своего синеглазого Ваську. Она мыла его, парила, снова мыла и, завернув в байку, уносила в хату на руках, как ребенка. Он был для нее всегда единственным ребенком, ибо детей они завести не сумели, не известно по чьей вине. Зинаида себе ребенка нашла, а Ваське он и не был нужен.

Деревенские порой смеялись и поддразнивали Ваську, пытаясь разбудить в нем мужское самолюбие, а Васька загадочно улыбался и помалкивал. Ведь он прекрасно понимал, что без своей Зинаиды он пропадет на первой же неделе.

Вечер. Кое-где клубится дым над избами. Это значит, что наступила осень. Деревенская осень…
-Васькааа…Ты это куда опять навострился?

И Зинаида очень вовремя пресекла несостоявшуюся вылазку Стручка. За забором трое дружков огорченно вздохнули: ну какой теперь гудеж без Васьки…

Любовь Батищева