Баня

— Вот того, кто баню-то придумал, в веках помнить надо, да памятник до небес поставить, истинно здоровье в человека вгоняет да душу лечит, — покряхтывая, отрапортовал Семен, утирая рот от квасной пены краем полотенца. — Твоя правда, баня – сила! Сосед, опершись на забор после прополки картошки, тяжело дышал и с завистью наблюдал, как Семен Иваныч, раскрасневшись после парной, пьет резкий пенистый квас собственного изготовления. «Да, повезло Семену с женой, вот она тебя и в бане напарит, и квасом напоит, и сама ладная, все в руках горит. Не то что моя начальница, ванну ей подавай, да командовать только и может», — думал сосед, поддерживая беседу.

— Сема, иди париться, — окликнула мужа Галина. — Покедова, Николай, моя кличет, ты, коль охота есть попариться, давай после нас, как с делами закончишь, я и дровишек для жару подкину. Дети к вечеру париться приедут, да жару на всех хватит. — Спасибо, сосед, скажу Светлане. Семен Иванович пропал за дверью, а Николай, взяв тяпку, начал новый рядок. Давно то было, как поселились рядом семьи Семена да Николая.

После покупки дома Семен Иванович первым делом принялся готовить лес для бани, а Николай ванну установил и на том успокоился. «Все как в городе, не в деревне живем, да и не люблю я жар, плохо мне в парной», — ворчала Светлана, жена Николая, когда он ей сказал о своих планах. А у Семена это была давняя мечта — купить дом на земле и самому по дедовским технологиям выстроить русскую баню, с парной, просторным предбанником да лежанкой для отдыха, помывочной. И непременно с долбленным кедровым ковшиком, чтоб подавать на разогретые камни травяной настой для пущего духа

По апрельскому насту он самолично вывез ровные бревна сосны и лиственницы из леса, договорившись с мужиками в леспромхозе. Дал бревнам отлежаться в наступившие морозы, а потом лопатой снял кору, умело, ловко, прямо как видел в детстве, работая с дедом. В конце мая Семен Иванович взял отпуск и начал строительство. Перво-наперво из дома подвел воду, закопав трубу поглубже, зимы в Сибири лютые, земля сильно промерзает, метра на два с половиной, завел под фундамент, утеплил, все как полагается.

А уж потом занялся срубом, на поляне у дома рубил по старинке, только топором, зарубая бревна в паз «папу-маму», делая ровные прорези в длину под следующее бревно, так, чтоб ложились тесно, без особых зазоров. После посадки огорода ровненький, беленький сруб, пахнущий свежей смолой, красовался всем на зависть у дома на небольшой поляне.

После дал Семен Иванович готовой бане отстояться месяц для усадки и притирки швов, а уж после со знанием дела он перенес пронумерованные бревна на фундамент во двор, прокладывая между ними болотный мох, все, как учил дед. На фундамент сначала клал прокладку из бересты для герметичности и мха поболе, два нижних венца были сложены из лиственницы, чтоб от влаги не гнили, а потом бревна сосновые сложил, смолистые.

Крышу высокую односкатную сработал, так, чтобы снеговая и дождевая вода с крыши во двор не попадала, а сразу за забор по желобу уходила и прямо в бочку для полива. Потолок Семен утеплял тщательно, густо замазывая глиной со мхом, потом насыпал слой шлака, раньше-то для этих целей чаще землю использовали, но Семен посчитал, что шлак угольный полегче будет, так и решил. Печь у местного умельца заказал из толстого железа, чтоб дольше служила, не прогорела, трубу вывел, украсив кованным искротушителем в виде причудливой резной башни, а на коньке жестяного петуха посадил.

Большое окно в предбаннике для света, перегородки из осиновой доски, лавки и полки тоже, вроде как дерево это плохое все из человека тянет. Баня получилась светлая, пахучая, бревна на стенах отшлифованы набело, полки, лавки и полы — все чистотой да деревянным духом напитано. В предбаннике Галина на широкую скамью со спинкой бросила половик домотканый, на пол постелила дорожку, что еще мамка ее ткала, занавески белоснежные на окно поверх тюля, травки ароматные на стену развесила, все по-хозяйски.

К сентябрю баню сдали в эксплуатацию с особым торжеством. Галина — женщина строгая, немногословная, все в ее руках горит — и сварить, и постряпать мастерица, одним словом, хозяйка. Двух дочерей Семену родила да сына-последыша, в строгости детей растила, сами родители в трудах и ребятня рядом. Суеверная, правда, ведь в деревне родилась и выросла, в город учиться приехала, да тут и замуж за Семена вышла. А в деревнях все перемешалось, и не разобрать, где она, истинно вера, а где народ выдумал, а все, что для человека хорошо, то и от Бога.

Окропила Галина баньку святой водицей, что на Крещение в церкви брала, занесла веник из двенадцати трав, да белый рушник, который еще ее бабка вышивала. Позвала духа банного, поклонилась ему низко, да попросила, чтоб угаром не морил и кипятком не шпарил, а здоровья прибавлял, берег да охранял тех, кто мыться придет, на всякий случай, мало ли. — Иди, Семен, в первый жар пойдешь, как и полагается хозяину, да смотри, по полному ковшу не поддавай, пускай банник-то окрепнет, мал он еще, не чуял духа банного жаркого, — говорила супруга, отправляя мужа первый раз в новую баню.

Сама позже пошла в белой рубахе, как в старину повелось, голову белым платком покрыла, мужа парить. Галину, которая родилась и выросла в деревне, нянька научила, как мужа да детей молодыми и здоровыми сохранить, чтоб никакая хворь их не брала. Вот и Семен у нее уже седьмой десяток разменял, а кому скажет, дивятся все, крепкий мужик, ни морщинки, ни сединки, как медный пятак блестит, а нарядится, так еще девки вслед воротятся.

Дочери уж замуж повыходили, внуков народили, бабка Галина малышей с малолетства намоет в травяном отваре с ромашкой да чередой, нагреет, ребятишки розовые, крепкие, как яблочки наливные и не болеют совсем. Сынок в армии службу несет, а все страсть сильную к бане имеет и париться любит. Алешка в письмах пишет, что прямо во сне ему мамкин веник душистый снится, да то, как с батей перед Иваном Купала они вместе веники режут да на зиму вяжут. А все Галина со своими традициями, приучила детей с мальства.

За лето раза три, а то и поболе, пойдет она в лес, нарвет там трав полезных, обязательно чтобы двенадцать было. Ветку березы для гладкой кожи и желчи прогнать, осины — для мужской силы, крепости костной и сахар с крови гонит лишний. Ветки черемухи, ольхи — кишечник почистить да слизи из тела выгнать, пихты, кедра — от всякой бактерии, что на человеке селиться любит, лист хрена — для крепости ума и памяти, кустик полыни грибки убивает и тонус придает всем органам, мелиссы — нервные клетки укрепить.

Смородины дух витаминный добавит, укроп для почек полезен и чистотел от всяких ранок да ушибов старых. Все перевяжет мужниным старым носком, нянька так велела, и веник готов. Сначала женщина вымажет мужика медом с ног до головы, уложит на полок лицом вниз и немного жару поддаст, нежно так начнет массировать ноги, спину, руки, голову, пока пот не выступил. А потом еще немного добавит жара и продолжает проминать уже чуть с усилием, чтоб кровь побежала шибче по телу.

Подождет немного, пока распаренное тело покроется крупными каплями пота и, собираясь вместе, стекут ручьи, впитываясь в полотенце. Окунет банную шапку из фетра в ледяную воду и, чуть отжав ее, мужу голову прикроет, чтоб удара от жара не случилось. А потом все густо солью, мелкой как пыль, засыпает, чтобы тело распаренное не поранить. Руками трет от пяток до макушки и только вверх, приговаривая: «Годы, года, лихие берега, уйдите с мужа маго на соль и мед, сплывите жаром банным, потом липким». Потом еще парку поддаст, а сама все соль в тело втирает и потом сгоняет. Как тело сухим станет, так веник в дело идет, бьет да приговаривает:

— Двенадцать трав, двенадцать зорь, двенадцать дней и ночей. Мать-земля, что травы эти взрастила, мать-водица что их поила, батюшка-небо, что жизнь подарил, огонь, что жаром обдал, согрел и сохранил, снимите, уберите с мужа маго Семена хворобы, ломоты, болезни, телесные, душевные, от людей, трудов, годов и всякого напускнова, пустого и лихого. А как скажет эти слова, веником протянет от макушки до пяток, опять на каменку воды плеснет и так раза три, потом водой прохладной мужа окатит и как новенького в предбанник спровадит.

Семен простынею прикроется, на лавке в прохладном предбаннике лежит, морс брусничный пьет — отдыхает. Теперь очередь ребятишек, девчонки уж наготове, только и ждут, когда отец их кликнет, пробегут в халатиках мимо и к мамке в парную. Сестричек Галина ласково, не долго, чтоб не задохнулись от духа травяного, похлещет, пошепчет, водицей обдаст и домой спровадит. И все приговаривает: «Учитесь, милые, наука несложная, а ладная, мужиков своих да деток сохраните, семьи сбережете от любого лиха».

Потом сына напарит докрасна, нахлещет и к отцу в предбанник отправит. А сама скинет исподнее, сначала водой холодной тело обдаст, а потом хлестать себя станет да приговаривать, чтоб освободил ее банный дух от хворей до болезней. После, уж дома брусничным морсом мужа, да ребятишек отпаивает, а они, завернувшись в толстые махровые халаты, густым потом исходят, да так, что хоть выжимай. Галина секрет этот в тайне держала, только дочек научила, боялась, что люди ее в знахарстве обвинят.

— Что ты, Сема, кому говорить-то, люди разные, мало ли чего подумают, а я уж делаю, никому с того вреда нет, а Бог простит. Может, и суеверие это, да все на пользу. Вот и сегодня Семен, закутавшись большим банным полотенцем, сидел на открытой веранде после процедуры, что жена ему на Иванов день устроила, пил чай со смородинным листом и медом, ждал приезда дочерей с внуками да зятьями, они обещались после работы непременно быть. Наталка своего Максима сразу напарила, в первую же неделю после свадьбы, а тот и не спорил, кому ж не понравится, когда жена так за мужиком ходит.

А вот Ксения Володьку стеснялась, он у нее офицер, не наш, не тутошний, а когда Максим ему рассказал про веник травяной, так он сам Ксюшу попросил, с того и началось его любовь к банным дням. Семьи у детей под стать родительской, крепкие, любящие, а все баня виновата, она укрепляет! А после парной жены мужей стряпней балуют, теща вкусностей наготовит, аж стол ломится, чай кипрейный пьют да беседуют.

Сосед Николай, закончив прополку, окликнул Семен Иваныча: — Семен, с легким паром, ну чего, я закончил с картошкой, можно? — Иди, бани не жалко, веник свежий в предбаннике на гвозде висит, а Светлана? – спросил сосед, улыбаясь и утирая обильный пот со лба.

— Не любит она, говорит, в душе сполоснется. Николай, открыв калитку, что соединяла соседские огороды, с полотенцем через плечо проследовал в баню, а Семен, глядя ему вслед подумал: «Кольке лет-то и пятидесяти нет, а плечи в кучу и живот отрастил, а все душ ихний. Вот ведь не зря говорят: да спасется муж женой своей».

Елена Петрова Енисейская