Босоногое детство мое. По волнам моей памяти.

Тихо время прошло, я всё больше седею, но острее прошедшие вспомнятся дни. Ничего не прошу, ни о чём не жалею, за оставшийся миг, может что то успею, может что то пойму, из того что уже позади.

Лучшие клипы про  детство

Босоногое детство мое. По волнам памяти

Дурочка

В те далекие шестидесятые пьянство не приветствовалось. Но пили, и пили много. Особенно в деревне. Да и как было не пить. То время деньги в колхозах еще не платили, а народ на работу надо было завлечь. Привозил председатель ящики с водкой прямо в поле и гулял тогда весь колхоз: то с первой бороздой, то первой косой, то с первым снопом, то “начин”, то “кончин”.  А уж про праздники и говорить нечего…

В быту же вино (так называли все зелье) особенно нужно было. Без бутылки шагу не  ступить в деревне: к леснику, трактористу, плотнику, шоферу и прочему работнику обратился — наливай. Если сунешь деньги за работу без угощения, считай ты его оскорбил и в следующий раз побегаешь за ним.

 Но белое хорошее вино (водка) — было дорогое, и на него нужны были деньги. За самогонку же сажали. Раз в месяц влетали в деревню милицейские козелки — и начинался обыск. Разбирали поленницы, лазили по чердакам, рылись в навозе, копали землю. Найдут аппарат или самогонку и “загремел” хозяин: хорошо оштрафуют, а то год или два присудят. И тогда смекалистый народ распознал, что синий денатурат с черепом и костями на этикетке бутылки, совсем не вредный, очень дешевый крепкий напиток.

Если разбавить его хорошим чаем, цвет его из ядовито синего превращался в коричневато-фиолетовый. А умные головы всячески его совершенствовали: добавляли зверобой, варенье, фрукты. Чтобы вкус и запах был приятнее. Название же за крепость новому дешевому напитку народ дал ласковое — “дурочка”. Потребность до “дурочки” в районе была большая.

И приходилось за ней ездить в город в хозмаги. Там похоже “дурочку” не уважали, а больше нажимали на благородные напитки.    Дурочку” привозили ящиками. В последний раз за ней ездили по случаю престольного праздника троица. Колхоз выделил для этого машину. Ивану Андреевичу Козлову тоже привезли ящик. Однако после троицы запасы ее у всех поиссякли, у Козловых тоже заканчивалась.

И старуха выдавала Ивану Андреевичу этот напиток только по особым случаям. Но тут сам бог помог: у старухи вдруг заболела в городе сестра и та уехала к ней с ночевкой. Остался Иван Андреевич на целый вечер один. Загнал он скотину и уселся на лавочку перед домом покурить самосаду. А мимо дома, как раз кстати, хромал Мартын Зимин, который считался в деревне старым большевиком. Дело в том, что Мартын в 18 году случайно оказался в Москве.

И там видел маленького лысого человека. Вернувшись в деревню он рассказал об этом мужикам. Все решили, что это Ленин. Мартын тоже поверил, что видел Ленина. Потом про это все забыли и вспомнили после войны, когда городские пионеры стали разыскивать старых большевиков,  но с ними тогда уже стало туго. Тогда и вспомнили про Мартына. Его стали приглашать на собрания в честь великих советских праздников и на пионерские сборы, усаживали в президиумы и каждый раз Мартын рассказывал, какой он – Ленин.

Мартын вспоминал, как он бежал с котелком и наткнулся на Ленина и как тот напоил его чаем. Все было похоже. Мартына записали в старые большевики, по праздникам ему давали грамоты, пионеры повязывали на шею галстук, записывали его рассказ и гордились им.

    Потом его отпускали с богом до следующей великой даты. В деревне у Мартына была кличка “козья борода”, но к его большевистскому прошлому она не имела отношения. Просто очень была схожей с козьей. А еще была у Мартына одна вредная привычка выпрашивать после праздников у знакомых рюмку. Пройти мимо Козлова, не поговорив, Мартын не мог. Да и Козлову одному было не гоже.

   – Чего это ты один вечеряешь, Андреич!?    –  Да старуха – то моя в город уехала, – сообщил Козлов Мартыну. – Вот сижу, кукую.    –  Да ну! – обрадовался Мартын. – Вот те на и чего ты тут сидишь?    –  А чего делать?     –  А ничего не надо делать, рюмашку “дурочки” налей мне, вот и все. Чай после троицы-то осталось, – Козлов крякнул.

 –  Пойдем, поищу, глядишь и поговорим, а то одному-то каково? Они вошли  в дом и Козлов сразу полез в подпол, там на завалинке у старухи стояло множество разных бутылок. Разные они были и по форме, и по содержанию, и даже по возрасту. Одни заткнуты пробкой из газеты, другие — хорошей пробкой, и были еще под сургучом. И все покрыты земляной пылью.

Тут стояли бутыли со святой водой, с олифой, с маслом, и еще с чем-то, о чем Козлов и не догадывался. Но среди них должна быть одна заветная — с “дурочкой”. А в полутемноте разглядеть ее было невозможно. Козлов открывал каждую и нюхал. Слава богу, с нюхом у него было все в порядке. Обнюхав с десяток бутылок, он наконец учуял желанный запах.

   –  Кажись, она, – сказал он и протянул Мартыну пыльную  бутылку. А сам, выбравшись из подпола, пошел в огород за луком, на обратном пути зашел в сарай и прихватил из гнезда пяток куриных яиц. Разложив закуску на столе, Козлов  разлил по стаканам,  они  выпили.  Дух  “дурочки“  наполнил  всю  избу.    – Сильна! – похвалил  Мартын, макая  лук в соль, – одно слово  “дурочка”!

 “Дурочка” быстро сделала свое дело: “ударила” им в головы. И они принялись выяснять принципиальный вопрос, который всегда поднимал Козлов, когда они встречались в такой обстановке.    – Ни хрена ты, Мартын не видел Ленина. Врешь ты все! Мартын лениво отмахнулся:

 –  Ну как не видел, видел, Андреич, видел.    –  Ну какой он?    –  В этом — Мартын напряг лоб, – в картузе, в ботинках, лысый.    –  Погодь, Мартын – остановил его Козлов.    –  Ты говорил в картузе. Какой же он лысый?    –  Ну как, Андреич? — вспоминал Мартын, — лысый с котелком.

– Кто с котелком?    – Я!    – Чума ты болотная, Мартын. В картузе Сталин ходил. А он ноне враг народа. Ни хрена ты не видел Ленина.    – Видел! – упирался Мартын.    – Ладно, Андреич, наливай еще.    Они допили остатки и Мартын захотел запеть, но Козлов приставил к губам палец:    – Тссс, – и предупредил, – старуха услышит. Не видел ты Ленина, врешь ты все.

 – Нет, видел, – сказал Мартын и, для убедительности стукнул кулаком по столу. Я тогда за пшеном ездил в Москву. Он там был. Я, Андреич, старый большевик, меня все пионеры уважают! А ты не уважаешь. Давай еще “дурочки”!    – Тсс, – опять поставил палец к губам Козлов, – старуха… Вот ежели скажешь, что не видел Ленина, сейчас еще достану “дурочки”.

   – А, давай, согласен, не видел. Козлов снова полез в подпол. Долго нюхал бутылки. Теперь все бутылки пахли “дурочкой”. Он выбрал одну, которая, как показалось ему, пахла сильнее. Вылез, посмотрел ее в полутемноте на свет из окна:    – Кажись, синяя.    – Синяя, – подтвердил Мартын, – наливай.     – Не, – замотал головой Козлов, – скажи что не видел Ленина, тогда налью.

 – Не видел, наливай.    Козлов налил по полному стакану, вылив все до капли из бутылки. Между тем совсем стемнело.    – Ты бы лектро зажег, Андреич, – попросил Мартын.

 – Лектра сегодня не будет, Мартын, – Кузьмин столб сшиб.    – Ну, тогда поехали, – сказал Мартын, подняв стакан. Они выпили и долго не могли выдохнуть.    – Ну эта крепка, – выдохнув, произнес Мартын, нащупывая на столе хлеб и лук.    – Еще крепче, чем та, – согласился Козлов и стал пристально всматриваться в сидящего напротив Мартына.    – Мартын, а Мартын, а у тебя борода черная стала.

 – Это у тебя, Андреич, от “дурочки” с глазами плохо стало. Вон Синев – то, говорят, совсем ослеп.    – Он ее не разбавлял – вот и ослеп.  А борода у тебя все равно черная, – не унимался Козлов.    – Андреич! – закричал Мартын, – я старый большевик! А у тебя рот черный. Пойду домой к старухе. Дай я тебя обниму.

  – Иди, – согласился Козлов, – иди к своей Авдотье. Он вывел Мартына из избы на улицу, когда тот стал, шатаясь удаляться, крикнул ему в след:    – Ни хрена ты, Мартын, не видел Ленина! А я пойду спать, вот бутылки спрячу и пойду.    Старуха у Мартына была во дворе и не видела, как тот прошел в избу, дрепнулся на кровать лицом к стенке.

Рано утром Авдотья встала подоить корову, и, когда проходила мимо спящего Мартына, тот заворочался и перевернулся. Она остановилась вся пораженная: почти вся борода у Мартына была синяя. Она стала толкать его пытаясь разбудить.

 – Мартын, Мартын, цово это у тебя? Ай захворал? Мартын забормотал, но так и не проснулся. Авдотья всплеснула руками и пошла доить корову. Когда коров прогнали, она опять пыталась его разбудить, но безуспешно: Мартын после вчерашнего только мычал. Авдотья сильно опечалилась, и немедля решила бежать к медичке. Козлов, еще хмельной, тоже поднялся доить корову. Когда коров прогнали, он пошел было спать. И тут увидел, как по улице пробежали Авдотья с медичкой Верой Николаевной.

– Чего-то с Мартыном случилось, – решил он.    – Эй, Дуня, чего там случилось? – закричал он им в след. Дуня обернулась и всплеснула руками.    – Ондреич, и у тебя тоже, ай пидемия какая!

 – Да чего у меня-то! – рассердился Козлов.    – Рот вон синий, а у моего и рот и борода.  Козлов бросился обратно в избу, к зеркалу. Потом схватил пустые бутылки разглядел их: так и есть: одна из бутылок была из-под чернил. Вчера в темноте они целую бутылку чернил выпили.

Козлов долго полоскал рот и отмывал с мылом губы и руки. Дождавшись, когда медичка возвращалась назад, высунулся из окна и спросил:    – Ну чего с Мартыном – то, Вера Николаевна?   Та махнула рукой и улыбнувшись ответила.    – Да “дурочки” с чернилами напился, прописала ему умыться с мылом.

 – Ну да, – согласился Козлов. – Ай да Мартын, а еще Ленина видел, старый большевик называется.    Он достал рассол отпил прямо из банки и пошел досыпать. Скоро старуха должна из города подъехать, надо просыпаться.

                 Алексей Кнутов