Встану утром встану рано

ПАНТАСЬ-КАНИВЕЦ НИНА

Встану утром, встану рано,
За окном туман молочный.
Зачерпну его в ладони,
Наберу воды проточной.

Приложу к губам тихонько,
И замру в немом блаженстве.
Наслаждаясь простотою,
Упиваясь совершенством.

Прикоснусь к росе прохладной,
Еле – еле осторожно.
Чтоб не сбить хрустальных капель,
На листочках придорожных.

Растворюсь, сольюсь с природой.
Мне язык её понятен.
И подслушаю случайно,
Что шиповник   шепчет мяте.

Видеоклипы студии «LINK» собравшие миллионы просмотов

Замарашка

Лёд стремительно полз по реке сплошным потоком, с треском натыкались льдины одна на другую. Детвора носилась по берегу, мальчишки пытались запрыгнуть на большие льдины, а девчонки дружно отговаривали их от этой безумной затеи. Лёньке шёл четырнадцатый год, он следил за всей этой кутерьмой, но в основном взгляд его всегда возвращался к Любе.

Вроде только вчера они были детьми и он не обращал на неё особого внимания и вдруг ни с тог ни с сего, она будто вытянулась и похорошела так, что глаз не оторвать. Что — то новое, непонятное вливалось в его душу вместе с этими вешними водами, голубизной неба и радостными трелями птиц. Люба внезапно поймала его взгляд, но не смутилась и не отвела глаз. Она прямо и смела смотрела на него будто спрашивая:

«Ну что теперь?» Детвора носилась промеж них, не подозревая, что здесь среди талых снегов происходит диалог душ. С тех пор Лёнька начал заходить за Любой и они частенько гуляли уже вдвоём, а не с общей компанией. Время шло и вскоре он уже не представлял себя без Любы и впервые строил про себя робкие планы их дальнейшей совместной жизни.

Только выйдя из уютного мирка детства, они рассеянно оглядывались на новых и неизведанных просторах жизни, точно зная, что дальше пойдут вместе. Так им казалось. Лёнькина мать, когда старалась донести до собеседника что — то важное всегда переходила на слащаво — приторный тон, вот и сейчас заслышав эти интонации в её голосе парнишка напрягся.

«Сыночек, мне тут сказали и уже не раз, будто ты с Любкой Мироновой крутишь любови?»- спросила она внимательно следя за ним, будто боялась просмотреть чего — то важное. Лёнька смешался под её взглядом и пробормотал что — то нечленораздельное.

Замарашка «Так вот сыночек, — продолжала она, — совсем она тебе не подходит, по себе нужно искать девку. И не здесь, а в городе. Ты красавец и в школе лучший ученик, тебе учиться нужно ехать, помнишь? Мы же вместе с тобой мечтали, как станешь ты инженером каким, али архитектором.

Встретишь походящую девушку интеллигентную и с жилплощадью. А Любка что? Живёт с полоумной бабкой, которая за воротник закладывает, мать её нажила не ведомо с кем и умотала за новыми приключениями. Яблочко от яблони недалеко падает! К тому же выглядит она будто чучело, с бабкой носят не иначе, одно платье на двоих.

Просто замарашка какая — то. Скажи отец!» Отец оторвался от поедания щей и не уловив, чего от него требуется, брякнул: «А что такого? Тебе Лёнька не с платьем жить, его и снять можно, то есть переодеть…» «Что несёшь старый! — взвилась мать, — Решай сам сынок, но учти мы с отцом против замарашки!» Слова матери посеяли в его душе сомнение и тем же вечером он поспешил на встречу со своими друзьями.

Пацаны сидели на поваленном дереве вдали от глаз взрослых и баловались самосадом. Лёнька подошёл к ним и влился в общий разговор, но никак не решался задать волнующий его вопрос. Потом собравшись с мыслями как бы невзначай, спросил: «Мужики, что про Любку Миронову думаете?» Кто — то из ребят рассмеялся: «А что нам про неё думать?

Ты с ней прогуливаешься, ты и думай!» Борька прикинув сказал: «В целом она конечно хороша, но ходит будто оборванка и бабуля её совсем ку — ку! Но в целом хороша…» Борька обрисовал в районе груди два полушария, показывая чем конкретно особо хороша Люба. Все загоготали, а главный авторитет в их компании — Матвей Буров коротко обронил: «Бросай её!»

Когда он в следующий раз встретился с Любой, то будто посмотрел на неё иным взглядом. Конечно и до этого он видел её латаное перелатанное платьице и босые грязные ноги, но сегодня он особо остро почувствовал эту убогость, от неё как ему показалось, даже пахнуло коровником. Вся их деревня жила бедно, но Люба являла собой некую крайнею нищету. Он сказал ей о своём решении прекратить их общение, она оторопела на миг и краска сошла с её лица, а потом коротко бросила: «Трус.»

После чего круто развернувшись, убежала. А Лёнька недоумённо смотрел ей вслед и думал: «Почему я трус? Я не виноват, что она такая замарашка!» Замарашка С тех пор Лёнька перестал существовать для Любы, в компании молодёжи она делала вид, что его нет, не слышала, что он говорит и смотрела сквозь него будто он пустое место.

Всё её существо вопило о невероятной душевной боли, она тяжело переносила это предательство своих первых робких и чистых надежд. Тот момент, когда он сообщил ей о разрыве, застрял в её памяти словно острая заноза. Дома она плакала, а на людях старалась вести себя как ни в чём не бывало. Ходила прямо, вздёрнув подбородок. Достоинство — это всё, что у неё было.

Как и все молодые девчата, Люба конечно мечтала о красивых платьях и прочей милой девичьему сердцу мелочёвке. Старалась хорошо учиться в школе и преуспевала в этом, хотя порой вместо уроков, приходилось следить чтобы подвыпившая бабака не натворила дел. Ведь той могла взбрести в голову любая идея, например: поджечь соседский сарай.

Одной ей приходилось колоть дрова, сажать и обрабатывать огород, подрабатывать в колхозе, чтобы хоть как — то жить. Конечно Лёньке, который был младшем и любимым сыночком, не понять этих проблем. Он видел перед собой неприглядную картинку и не вдавался в детали. После школы Лёнька поступил в институт, года не прошло и он встретил там девушку. Мать его с гордостью рассказывала всем о том, какую красотку отхватил её сынок, из хорошей семьи и главное зажиточной!

Когда Леонид привёз её в деревню познакомить с семьёй, то после этого ещё долго передавали из уст в уста рассказы о невиданной городской крале. Таких модных нарядов и украшений, здесь не видели отродясь, одни её туфельки чего стояли! Каштановые локоны уложены в замысловатую причёску, глазки тщательно подведены, а губки постоянно задорно растянуты в улыбке. Шурочка была легка и весела и Лёнька глядя на неё, не мог поверить своему счастью.

К лету они поженились, только родителей Шурочки почему — то на свадьбе не было. Соловьи надрывались в тёплых сумерках, воздух застыл напитанный ароматом цветущих садов. Там где небо встречается с горизонтом вспышки света сигнализировали о приближении дождя. Матвей плёлся за Любой, таща в каждой руке по ведру воды. Это был огромный детина и смотрелся он старше своих восемнадцати. А своей безрассудной смелостью заслужил уважение и авторитет среди молодёжи.

Многие его побаивались, а сейчас он сам боялся — что ответит ему девушка… «Так что ты мне ответишь?» — спросил он, неуклюже поставив вёдра на землю, отчего вода заходив ходуном плеснулась на дорогу. «А что матушка твоя скажет? — спросила в свою очередь Люба — Я ведь не особо завидная партия.

Над тобой насмехаться будут, знаешь же, что замарашкой меня все считают…» «Мне плевать кто и что скажет, — перебил её Матвей, — А если кто посмеет обзывать тебя, то вот!» Он показал свой огромный кулак. «Я согласна!» — совершенно внезапно сказала она. Домой она зашла вся мокрая от дождя в радостном возбуждении, губы и щёки горели, а глаза счастливо сияли.

Увидев бабку, Люба сразу сникла, та сидела в углу раскачиваясь будто маятник и выла воздев руки к потолку. «Ну что опять?» — спросила она старуху. «Смотрела я в окно, — ответила та, безумно тараща глаза в темноту, — над полем молния сверкала. А потом вдруг, крестом начала бить в землю! Прямо крест сложился и раза четыре в землю! Беде быть! Прямо вот так била, вот так!»

Она сложив свои костлявые руки изображала как это было. Матвей и Люба расписались в начале лета. Июнь выдался тёплый и дождливый одновременно, поэтому урожай обещал быть хорошим. Деревья уже ломились от зелёных яблок, в лесах было море грибов. Все радовались небывалым дарам природы, рыба будто сама просилась её поймать, а зверь сам выходил навстречу охотнику.

В городе Лёнька и Шура ждали первенца, выбирали имя, покупали пелёнки. В деревне Матвей и Люба начали строить дом, планировали расположение комнат и мечтали о будущем. И лето раскинуло свои тёплые объятья над ними, лето сорок первого года.

Анфиса Савина