Лучшие песни про детство

Исполняет Валерий Гулянов. Стихи Лидии Феоктистовой. ВСЕ О НАШЕМ ДЕТСТВЕ.

Лучшие песни про деревню. Моя деревня прости бродягу…

Видеоклип. Только юность улетела к звёздам не заметила и света маяка.

Текст песни  Где ты заплуталась, моя юность…

Где ты заплуталась моя юность,
И в каких найти тебя краях.
Хоть на миг бы ты опять вернулась,
Для тебя будет светить маяк.

Я тебя не задержу надолго,
Лишь напомнишь о моих друзьях.
С кем когда-то слушала с любовью,
Трели соловья в густых ветвях.

Где бывало с милым вечерами,
Мы бродили посреди лесов.
И дорогу освещать нам помогало,
Яркое мерцанье светлячков.

Часто отдыхать садились с милым,
Чтоб на небо звёздное смотреть.
До чего ж оно было красивым,
Что хотелось к звёздам улететь.

Только юность улетела к звёздам,
Не заметила и света маяка.
К нам приходит она только в грёзах,
Шлёт привет свой нам издалека.

Видеоклипы студии «LINK» собравшие миллионы просмотров

Дрова

— Выписала бы пару машин стульчиков, вот те и дрова. Все у ней, не как у людей. Татьяна сердито сунула мужу в руки рубаху. — Коли денёг жалет, дак вы бы с братом что ль вместях скинулись на дрова-то ей. В кои-то веки выходной посередь лета дали, дома дел невпроворот, а ты опять беги к матери, помогай ей…. Николай с женой не спорил, кряхтел, одеваясь, да супил густые брови только.

Некая правда в словах Татьяны все же была. На деревне народ над причудами матери посмеивался, а кое кто и откровенно крутил пальцем у виска. Тетка Катя, мать Николая, никаких «стульчиков», как называли то, что можно было выписать в качестве дров с лесозавода, не признавала. И этой своей прихоти ничем не объясняла. Да и вообще, объяснять что-либо она никогда не считала особо необходимым, кому бы то ни было.

Раньше, когда центральная усадьба стала расти, а те деревушки, что были подальше, наоборот, пустеть и ветшать, тетка Катя заранее высматривала ветхие дома на отшибе, с целью выкупить их за совсем символические деньги в правлении совхоза и пустить на дрова. И Николай с братом Федькой, тогда еще совсем молодые пацаны, брали в правлении лошадь, телегу и ехали разбирать, присмотренный матерью дом. Махали топорами до ночи.

Ездили туда-сюда, возили и складывали бревна и доски к сараю, чтобы в другой день распилить все это и сложить в сарай. До зимы. С каждым годом развалины находились все дальше от дома и вот уже несколько лет подряд мать стала договариваться в районе о том, что будут забирать они старые доски и бревна теперь на месте бывших цехов лесозавода.

Давно заброшенных, в связи с уменьшением мощностей. Кобылу теперь брать в совхозе надобность отпала, потому что у Женки, двоюродного брата Николая с Федором и материного племянника, был в собственности трактор с прицепом. А Николай был рад даже заняться привычным этим делом. Собраться всей своей, прежней, в какой вырос, семьей.

Позвать тринадцатилетнего своего сына Витальку, усесться в прицеп к Женьке, тут же Федька со своим сыном Димкой, хоть и невелик еще, а пущай привыкает. Ехать, курить на ходу. Обсуждать дела семейные… И работать потом вместе. Работать так, как работают с людьми, с которыми и лишних слов не надо. Неторопливо, но ровно, без суеты ненужной, лишь иногда пикируясь с молодым двоюродным брательником, который так и норовит лишний раз перекур устроить, да слушая ворчание матери вполуха…

. Так и было. Первую ходку до Катерининой избы Женька с Федором сделали уже через час, после прибытия и начала работы. Барханы опилка, местами посеревшего, местами совсем еще желтого, будто недавнего, все так же окружали остов старого, заброшенного лесопильного цеха. Из под опилка и тут и там торчали доски, куски бревен и бруса. Тоже серые, но выбрать можно.

Достаточно тут дров, что уж говорить… — Лет через пять придется друго место искать. — тётка Катя, разогнувшись, вытерла вспотевшее лицо концом головного плата. Николай с какой-то даже гордостью смотрел на мать. Крепкая. Не старая. А сколько ей годов, он и сам уже не помнил. Вот ведь и не думает даже, что через пять-то лет все может измениться…

Виталька схватил тонкое, трухлявое бревно. — Брось. Не будет проку, сгнило оно. — Тетка Катя взяла внука за плечо и развернула в другую сторону — подите с Димкой. Вон там повыбирайте чего-нито. — указала она на видневшиеся обломки досок неподалеку. — Тёть Кать! Глянь, чо тут! — Женька стоял на полузасыпанной посеревшими опилками груде досок.

— Мы одним этим штабелем два прицепа заполним. В прошлом годе не заметили, а сейгод видать опилки сдуло да размыло… Тётка Катя обошла кучу, одобрительно кивнула. Верхний слой досок скидали играючись. Сухие, но не трухлявые. Самое оно. Под ними открылось здоровенное бревно. Тоже вполне годное внешне, но слишком большое, судя по всему, для Женькиного короткого прицепа.

Концы бревна прятались в горах опилков с обеих сторон. Попытались скинуть и его, но даже втроем не смогли сдвинуть. Решили повыбирать доски по бокам, а потом скатить эту орясину, чтоб не мешала. Николай шел от прицепа, когда бревно шевельнулось и начало медленно сползать с кучи досок. Оказалось оно очень длинным, кучи слежавшегося опилка по обеим сторонам зашевелились и поползли вниз, не рассыпаясь.

Ниже, точнёхонько под бревном, Федькин сын Димка безуспешно дёргал конец застрявшей доски. Видел уже надвигающуюся махину бревна, но отчего-то не бросал эту злосчастную доску, а все дергал и дергал…. Николай побежал. Майка пацана затрещала в жестких пальцах, когда Николай дернул за нее, отшвыривая мальчишку.

Тут же и сам почувствовал жесткий рывок за ворот, услышал треск рубахи и ноги его оторвались от земли. Бревно с сухим треском, ломая нижние доски сползло вниз и, повернувшись, ухнуло на редкую траву так, что земля дрогнула. — Мать вашу…. — только и сказал застывший неподалеку с доской в руках Женька. Николай, сидя на земле, оглянулся на племянника Димку, которому уже помог подняться сын Виталька, на брата Фёдора, так же сидящего чуть сзади, все еще державшего крупной рукой своей за ворот его рубаху, которая совсем растеряла пуговицы и слезла с плеч и только потом на мать.

Бабка Катя осторожно согнула внезапно ослабевшие ноги и тяжело уселась на траву. Помолчали. Федор достал из кармана пачку сигарет, протянул Николаю и подошедшему Женьке. Снова молчали и курили, не глядя друг на друга. Слышно было, как тарахтит где-то невидимый трактор, как на реке, тоже невидимой отсюда, тарахтит моторка. Птицы пели. — Ну что расселись? — тетка Катя уже стояла, отряхивая подол от опилок.

— Телега сама себя не загрузит. — Тёть Кать! Ты чего не выпишешь себе нормальных дров, как люди делают? — осмелился спросить наконец Женька. Тётка тут же уперла кулак в бок и грозно на него уставилась. — А это все?! — Она обвела рукой горы опилков и торчащих из них досок. — Это все пропадай?! Скоро сгниет все ить! Бесполезно сгниет! Вам бы токо покупать всё!

А вот это все пущай бесплатно пропадает! — Дак и это не бесплатно… — забормотал Женька. — сколь соляры одной сожгу, покуда вывезу… — Ты когда к своим б…ям в Кичижну катаисси чота соляру не считашь! Женька почесал в затылке и промолчал. …. Еще через пару дней Николай и Федор, по очереди, распилили привезенные дрова и тетка Катя вместе с внуками перетащили все в сараи.

Катерина стояла в дверях сарая, положив горячую руку на голое плечо Витальки. — Вот гляди, Виталя. Энтот сарай доверху дровами забили. Считай, на всю зиму хватит. Да второй до половины тоже заполнили. А это значит и осень с весной в избы тепло будет. И шанег напеку, и щей наварю, и молочка натоплю… Вот как. А они пущай покупают все. А мы вот с тобой, вишь, сами себе тепло делам. Ты, паренёк, это помни.

Ольга Варварская