Дмитрий Маликов. После бала.

Дмитрий Маликов. После бала.

Где-то есть город тихий, как сон,
Пылью тягучей по грудь занесён.
В медленной речке вода как стекло,
Где-то есть город, в котором тепло…
Наше далёкое детство там прошло.

Ночью из дома я поспешу,
В кассе вокзала билет попрошу.
Может впервые за тысячу лет,
Дайте до детства плацкартный билет…
Тихо кассирша ответит: Билетов нет.

Ну что, дружище, как ей возразить,
Дорогу в детство, где еще спросить.
А может просто только иногда,
Лишь в памяти своей приходим мы туда.

В городе этом сказки живут,
Шалые ветры с собою зовут.
Там нас порою сводили с ума
Сосны до неба, до солнца дома…
Там по сугробам неслышно шла зима.

Давняя песня в нашей судьбе,
Ласковый город, спасибо тебе.
Мы не приедем, напрасно не жди,
Есть на планете другие пути.
Мы повзрослели, поверь нам и прости…

Хуторянка

Матрёна вышла на крыльцо и увидела Данилу, прислонившегося к изгороди у калитки. — Ты чего там склонился или подпираешь изгородь? — шутя, сказала она, глядя на повернувшегося к ней мужа. — Тебе чего? Вот стою и смотрю. Время-то как летит, — пробормотал он. — Нынче весна эвон, как раздухарилась.

— Да, да, — поддержала Матрёна. — Ранняя весна будет. Обедать пойдешь что ли? — А куда от тебя денешься. Придётся идти, — и он зашагал к дому. Много лет прошло с тех пор, как Данила попал в таёжный хутор. Тогда он, ещё молодой старатель-одиночка, искатель золотых жил, случайно повстречал Матрёну.

Да и встретились они чудно. Она с длинной косой, цвета спелой пшеницы и с глазами цвета утреннего неба в ясный день, одетая в сарафан, смотрела на него, словно дикая лань, впервые увидевшая человека. Бросив быстрый взгляд, тут же отвела его и спряталась за стволом огромного ясеня.

-Ты чего здесь делаешь? — всё еще прячась за деревом, произнесла она. — Как чего? Работаю на реке. — Слыхивать, слыхивала, что песок моют. Да только незнаком ты. Наши мужики деревенские глубже в тайгу идут — к излучине. Да и чего здесь искать?

— А я и не ищу, — ответил Данил, а сюда случайно забрёл. — А ты чего спряталась? Чай не леший. — А мне не велено разговаривать с незнакомыми людьми. У нас с этим строго. Отец не разрешает, да и братья следят. Так что тебе лучше не приходить. — А может я не чужак,- и он улыбнулся своей располагающей улыбкой.

— Теперь вот и тебя встретил. — Звать- то тебя как?- произнес он, смотря на неё, — что пряталась за деревом? Она же оценивала его сильную фигуру. — Отец с матерью зовут Мотей. А что? — А меня Данил, — и он протянул ей руку.

Выйдя из-за укрытия, она тоже протянула ему руку. — Ну, вот и познакомились,- весело сказал он. Волосы его были тёмные и немного кучерявые, а небольшая борода украшала его лицо. — Видать, пару месяцев не брился, — успела про себя отметить Мотя. Её маленькая ручка утонула в его ладони, но он не стал жать сильно, а только так, чтобы не причинить ей боль.

— А где ты живешь? — И она с любопытством посмотрела в его глаза. Он заметил это, как бы невзначай продолжил: — Ты что, посмотреть хочешь, или просто так спросила? Мой дом не хоромы, но для моей работы вполне пригодное жилище.

Минуту он молчал, а потом спросил у Моти: — А искать тебя не станут? — Может, и будут, но я часто ухожу в тайгу и в ней, как у себя дома. Каждую тропку и каждый камень знаю на ощупь. Мы — то живем на хуторе, а до ближайшей деревни не так близко, вот и приходится иногда ходить туда. Так что для меня не стоит особого труда найти назад дорогу. Мне не впервой , — уже смелей ответила она.

— Да и ты не такой страшный, как показался вначале, — и она заулыбалась. — Ну, коль, я не такой страшный, может, глянешь на моё жилище. — Пошли, — глядя на него, сказала она. Они тронулись по тропе вглубь леса, к реке… Так он и познакомился с Матрёной. Пока они шли по лесу, Данил рассказывал забавные истории, которые он слышал от знакомых искателей.

Мотя слушала и только улыбалась, боясь перебить его. Так за разговором они незаметно подошли к его жилищу. Его место ночлега, скорее напоминало берлогу медведя снаружи, чем место для проживания. — Что испугалась? — спросил Данил, продолжая откидывать ветки, замаскировавшие вход в обитель.

— А чего мне бояться, это не берлога, а ты не медведь, — подёрнув плечами, улыбнулась она. Он заметил её улыбку, которая шла из глубины души, чистой, словно утренняя роса на травах. Откинув последнюю ветку, он с радостью сказал: — Ну что, проходи, коль пришла. Войдя в жилище, Мотя ощутила запах трав вперемешку с запахом мужского пота, сохранившегося после трудового дня.

В углу находились инструменты, которыми он пользовался во время работы. Осмотревшись вокруг, девушка с грустью выдавила: — Не хоромы, ты прав. Но главное было в том, что место было уединенно, и никто не тревожил.

— Такое не сразу найдёшь,- заметила Мотя. Данил в подтверждение, кивнул головой: — Друзей не завожу. Сам по себе. Моя работа и мои находки. Тем и живу, — подытожил он разговор. Мотя уже осмотрелась и заметила, что хозяин был аккуратен, и всё-то у него было на своём месте, хотя места было не очень много.

В одном углу был пристроен топчан, сделанный, видать, своими руками. Рядом — небольшой стол, скорее напоминающий ящик, а на нём небольшая иконка. — А это кто тебе дал? — спросила Мотя, указывая на стоящую иконку. — Это мать мне дала, чтобы она оберегала.

Наше дело не всегда весёлое, а скорее опасное, народ всякий шастает, так что ухо держать востро надобно. Да я привык, не первый год на этом промысле, — и он махнул рукой. — И чего это я, всё совсем забыл, чай будешь? — А угостишь? Почему не выпить чаю с хорошим человеком, выпью. Она глянула своими открытыми небесно-голубыми глазами, захлестнув его этим взглядом словно морской волной.

На секунду Данил растерялся, но спохватившись, добавил: — Я тут из трав чай- то делаю, уж больно вкусный. Он быстро развёл небольшой костёр и поставил приспособление. — Погоди немного, я тут к родничку сбегаю и принесу воды. Вскоре появился Данил, принёс котелок с водой и его повесил на крючок над костром. Когда вода закипела, Данил бросил в него сбор травы. Почувствовался аромат, исходящий из котелка.

— Быстро ты управился, — заметила Мотя, наблюдая за его ловкими движениями. И подумала: — Не любая хозяйка так сможет. — Кто тебя научил? — поглядывая искоса на него, не унималась она. — Это мы с отцом часто в тайгу ходили. А она, родимая, всему научит только приложить старания, — подбрасывая сухих веток в костёр, добавил Данил.

— Вот держи,- и он подал ей алюминиевую кружку с ароматным напитком. Мотя поднесла кружку и почувствовала запах лесных трав, и ароматы цветочных полей. — Чай- то у тебя и на самом деле волшебный. Ещё не пивала такого.

— Да что ты, — хотел возразить Данил, но Мотя опередила: — Нет, нет и не говори. Она пила чай и рассматривала этого сильного парня. Его глаза говорили о немного огрубевших чувствах, но не лишённых человеческой доброты и чистых помыслов. — Вот ты какой,- подумала Мотя … А он глядел на эту молодую фею, случайно появившуюся в его не столь лёгкой и простой жизни — жизни одиночки-старателя. За разговорами время промелькнуло незаметно, словно случайный ветерок пролетел над верхушками деревьев.

Было видно, как солнце золотило уже верхушки крон, что говорило о том, что им пора прощаться. — Ой, — всплеснула руками Мотя. — Засиделась я тут у тебя, а то и правда, искать начнут меня. Она встала с небольшого брёвнышка, на котором сидела.

Отряхнув сарафан и поправив волосы, подала руку Даниле: — Ну что прощаться будем? — А дорогу сама найдёшь, или проводить? Она подёрнула плечами и улыбнулась. Сделав несколько шагов, оглянулась. Данил, глядя в след уходящей Моте, увидел в её глазах вопрос: — Ну что же ты…

Обратная дорога оказалась куда дольше, чем та, когда они шли к его жилищу. Они говорили, не преставая, и было трудно представить, что эти двое только недавно познакомились. Они ступали по мягкой траве, и ветви деревьев раздвигались, провожая эту необычную пару, боясь нарушить их разговор. Незаметно они вышли на тропинку, ведущую к хутору.

— Вот я и пришла, — сказала Мотя. Она протянула ему руку. Он взял её в свою ладонь. Она чувствовала, что он не хотел отпускать её, но с лёгкостью выдернула из его руки свою и, смеясь, побежала. — А? А как же? — Только и мог проронить он. — Завтра на том же месте, — услышал он весёлый, девичий голос. Это не был голос.

Это была соловьиная трель, дающая надежду на счастье, в которой прозвучали первые отголоски, вспыхнувшего внезапно, неизведанного чувства любви. Так Данил стоял и смотрел, пока она не скрылась за деревьями. И только тогда повернул назад к себе, чтобы там, в тишине, под пение звёзд наслаждаться воспоминаниями этого необычного дня в его жизни…

Прошло два месяца. И, однажды, отец, видя сияющие глаза дочери, которые говорили о радостном настроении, со строгим видом, но так чтобы ни сильно запугать дочь, бросил как бы невзначай, глядя на неё: — Сказывали, намедни, сороки, что ты больно зачастила в лес. Уж не лесовик ли тебя приворожил? – спросил он, почёсывая бороду.

— Ну, вы и скажете, батюшка, — и она опустила голову, спрятав глаза. — Садись на лавочку, да и сказывай, что там у тебя, — и он указал на сердце. Кто он? Из наших? Или нет? — Нездешний он, — и её лицо загорелось румянцем. — Не злодей, ли какой? — опередил отец вопросом. — Нет, батюшка. Он хороший. Боялась я гнева вашего, отец, и потому молчала. Мотя сильнее склонила голову.

— Если душа добрая, то пусть придёт – поговорим. Посмотрим, что это за птица прилетела на нашу станицу, — поговоркой ответил отец. — Если он добрый, да намеренья добры, и к столу пригласим, а коли — нет держать не станем. Он поднялся, погладил дочь по плечу и пошёл управляться по хозяйству.

Ночью луна, светившая в окно, рисовала дивные фигуры на стене. Они отображались на стене в виде рук, которые тянулись к той, которая спала в кровати, и протягивали цветок необычайной красоты, распускающийся только в лунную ночь и только один раз. От такого видения Мотя проснулась. Она, было, потянулась к цветку, но в тот миг поняла, что это был сон….

Она проворочалась до самого утра. И только с приходом первых лучей уснула, но ненадолго. Быстрая в любой работе, она помогала, где только успевала а, справившись, тут же убегала к Даниле, крикнув матери, что скоро будет.

Мать только и смотрела, как сарафан мелькал средь деревьев, растворяясь и сливаясь с красками леса. — Что поделаешь,- вздыхала мать,– выросла, а в душе ребёнок.

Она подбежала к реке и с пригорка увидала Данилу. Быстро спустившись к нему, она чуть ли не бросилась в объятья. — Слушай, — вырвалось из запыхавшихся уст Моти, — отец знает про нас и хочет тебя видеть. Он в первый раз осторожно обнял её, и она не отстранилась, а только прижалась, и было слышно, как два сердечка забились в одном ритме, говоря о чувствах, которые они хранили в тайне до этой минуты.

Данила закончил работу, и они пошли к его жилью. Тайга меняла свой зелено-изумрудный наряд на золотисто-пурпурный цвет. Тут и там опавшие листья, лежащие под ногами, напоминали золотые червонцы, случайно потерянные проезжими купцами. Тайга преображалась и становилась загадочно волшебной. Сказывали старики, что принцесса ходила, и кто видел ее, тот домой не возвращался. А может, и врут, кто знает.

Только Мотя и Данил не верили в такие сказки. Они сами затерялись в хороводе любви и принадлежали только сами себе. И шелест, кое-где разбросанных под ногами, жёлтых листьев уж не был простым шорохом, а напоминал легкий звон церковных колоколов. Будто сама природа венчала эту пару… На следующий день солнце только золотило восток, и лучи, будто рыжая конница, стремительно захватывали небосвод, Данил, одевшись в брюки и чистую рубаху, подпоясанную ремнём, шёл по тропе, ведущей к хутору.

Мотя, завидев его, издали, спряталась в доме. Учуяв чужого и раннего гостя, собаки забрехали и готовы были сорваться с цепи. Отец Моти, выйдя во двор, завидев гостя, прикрикнул на собак, и те замолкли. — Ну чего расшумелись! Аль не рады раннему гостю? — И он махнул палкой. — Добрый день,- произнёс Данил и осмотрел седовласого мужчину. Ерофей смерил гостя взглядом.

— И вам, молодой человек. Раз пришёл, значит заходи, — и он пригласил Данилу присесть на лавку. — Разговор есть. Мы тут обособленно живём. Гостей не часто видим, да и некогда нам. Работы много, — сказал Ерофей и, по обыкновению, потрепал бородку. Данил хотел было что-то вставить, но тот его упредил. — Знаю, знаю, рассказывала мне Мотя о тебе. Хотелось бы узнать, что ты за человек.

С какими мыслями в сердце её вошёл. Данил молчал, не перебивал. А когда тот закончил, он полез в карман и достал небольшой мешочек и протянул Ерофею. — Говорить много не буду, а то, что нравится она мне, так это правда. Не купить любовь хочу. А коли позволите, в жёны хотел бы взять. А это, — и он развязал мешочек, — пусть будет тем словом честного человека.

Он взял руку Ерофея и высыпал маленькие крупинки золотого песка на его ладонь. Откашлявшись, и почёсывая бороду, Ерофей произнёс: — Вижу, открыт душой ты. Да и глаза не лгут. Что же обдумаю я твоё предложение. Хотя и не наших краёв будешь, но думаю это не помеха. С полей как всё уберём, там можешь и приходить свататься. И вот, что, добрый человек, золото своё возьми назад, а придёшь свататься, это и будет подарок невесте,- и он улыбнулся по-отцовски.

— Бери, бери. Я знаю что говорю. Данил поблагодарил за радушную беседу и собрался уходить. Но Ерофей увидел проходящую невестку и окликнул её: — Марьяна, позови Матрёну. Тут к ней пришли гости. Марьяна быстро вошла в дом, и через пару минут с ней вышла Мотя. — Ладно, вот идите, посидите, да поговорите. Наверное, есть о чём поговорить, — сказал Ерофей А сам пошёл в дом сообщить радостную весть жене.

Поля были уже убраны, и незаметно приближалась грустная пора. Вороны, словно смоляная армия, то вздымались в небо, то с криками садились на поля. Они извещали, что лето, которое радовало своей свежестью и разнообразием и волшебным величием, отдаёт бразды правления оранжевой царице.

Та же пронеслась над лесными массивами и полями, покрывая парчовым одеялом, которое красовалось под ногами, всё вокруг. Лебеди, улетая и покидая родные места, пели песню прощания. Мотя смотрела на летящий клин журавлей, и сердце сжималось от тоски и боли, но всё скрадывалось в ожидании более яркого события.

На днях должен был приехать Данил и посватать Матрёну. Порою, как тянутся долго дни, а ещё дольше тянутся минуты перед долгожданной встречей. Мотя выходила, всматриваясь вдаль, не едет ли кто. Но, к сожалению, дорога была пуста, и щемящая грусть обволакивала её сердце.

Она, собралась было уходить в дом, как услышала еле слышный звон колокольчика. Да, она не могла ошибиться. Из-за поворота, выехала ряженая двойка лошадей, и звон бубенцов напоминал о радостном событии. Мотя бросилась в дом, сообщить, что едут сваты. Отец с матерью вышли на порог, как подобает родителям, встречать дорогих гостей

Много времени прошло с той первой встречи. Счастливые минуты рождения первенца и тяжёлое время неурожаев. — В жизни всё, как на долгой ниве, — часто поговаривал Данил. Но до сих пор помнит он ту встречу на лесной тропе, которая и решила всю его дальнейшую жизнь. И в час вечерний, стоя пред образами, благодарит он Бога за самый дорогой подарок судьбы — его добрую, чуткую, нежную Матрёну…

Михаил Кюрчевский