Одинокий дуб

Афанасий Фет

Смотри, синея друг за другом,
Каким широким полукругом
Уходят правнуки твои.
Зачем же тенью благотворной
Всё кружишь ты, старик упорный,
По рубежам родной земли.

Когда ж неведомым страданьям,
Когда жестоким испытаньям
Придет медлительный конец.
Иль вечно понапрасну годы
Рукой суровой непогоды,
Упрямый щиплют твой венец.

И под изрытою корою
Ты полон силой молодою.
Так старый витязь, сверстник твой,
Не остывал душой с годами
Под иззубренною мечами,
Давно заржавленной броней.

Всё дальше, дальше с каждым годом,
Вокруг тебя незримым ходом
Ползет простор твоих корней.
И, в их кривые промежутки
Гнездясь, с пригорка незабудки,
Глядят смелее в даль степей.

Когда же, вод взломав оковы,
Весенний ветр несет в дубровы
Твои поблеклые листы,
С ним вести на простор широкий,
Что жив их пращур одинокий,
Ко внукам посылаешь ты.

 

Стихи которые берут за душу

Лукерья

В начале двадцатых годов в небольшой деревеньке, притаившейся в красивых и тёплых краях, на свет появилась Лукерья. В благополучной крестьянской семье желанная девочка росла не по годам активной, энергичной и любознательной. Её упорству и изобретательности можно было только позавидовать. — Не Лукерья, — а просто находка, — удивлялись родители, наблюдая за подрастающей Ликой.

А годом раньше в этой же деревне родился мальчуган, по имени Прохор. Проня рос бедовым ребёнком: забияка и драчун, подвижный, эмоциональный. С ранних лет — чертовски обаятелен, важен и солиден. В его умелых руках всё спорилось — упрям, настойчив в своих замыслах. В детстве Лукерья и Прохор крепко дружили, а когда повзрослели, то неожиданно для себя поняли, что с ранних лет любили друг друга.

— Лика! Ты как солнце! — на тебя нельзя смотреть, не прищуриваясь, — восхищался девушкой Прохор. Года пролетают как дни. Пришло время, когда на семейном совете постановили: пора тебе, Проня, жениться, самое время сватов посылать к Лукерье. — Уж сколько лет знаком ты с ней. Хороша собой, да и преданна тебе сызмальства, — сказал отец семейства. Календарное лето заканчивалось.

На смену пришло тёплое и тихое бабье лето. Близился праздник урожая, день осеннего равноденствия, праздник Рождества Пресвятой Богородицы – Осенины. Вечером, после захода солнца, Прохор запряг статного коня, украсил повозку охапками осенних цветов, гроздьями спелой рябины, уложил в плетёную корзину домашний хлеб, подарки будущим тёщи и тестю и отправился с лучшими друзьями сватать Лукерью.

— Сваты едут! Сваты едут! — приветствовали Прохора односельчане. Подъезжая к дому невесты, молодые парни весело распевали частушки о любви, подыгрывая мелодии на гармони. — Открывайте вороты, к вам приехали сваты. — Уж позвольте пригласить под венец Лукерью, — горячились его дружки. Для Лукерьи и её родных сватовство Прохора не было неожиданностью. С радостью и почтением приняли в доме будущего мужа и зятя, его сватов.

Согласие невесты и её родителей было получено, помолвку Лукерьи и Прохора назначили на день Осенины. В условленный день и час в доме родителей Прохора собралась вся родня и жениха, и невесты. Пригласили на торжество и священника. Молодые обменялись заверениями о взаимном согласии на заключение брака. Родители благословили союз сына и дочери, священник церкви иконами «Казанской Божьей Матери» и «Иисуса Христа» закрепил чистосердечный знак единства будущей семьи.

— Отныне и навеки молодые будут как крохи одного и того же хлеба, — сказал батюшка, завершая свой обряд. Так и началась семейная жизнь Лукерьи и Прохора и в радости, и в горе. Было хорошее светлое воскресенье. Солнечный, тёплый, июньский день. На пастбищах мирно паслись коровы и овцы, в полях гуляли не занятые работой лошади. Лукерья справляла домашние дела, а Прохор, купаясь в солнечных лучах, перекрывал крышу сарая. К полудню обед был готов. Лукерья включила радио, выглянула в окно и позвала мужа обедать. Прохор зачерпнул ведром студёной воды из колодца, обмылся от пота и вошёл в избу.

— Присаживайся, Проня, обедать, — сказала Лукерья, улыбаясь. Она разлила борщ по тарелкам, поставила на середину стола плетенку с ржаным хлебом. — Обгорел ведь, наверное, на солнце, уж так сегодня разогрело… Супруги сели за стол. Вдруг музыка, звучащая из радиоприёмника, оборвалась. «Сегодня в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причём убито и ранено более двухсот человек.

Налеты вражеских самолётов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории… Теперь, когда нападение на Советский Союз уже совершилось, Советским правительством дан приказ нашим войскам — отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей родины… Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина.

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами», — зачитал обращение к гражданам Советского Союза Нарком иностранных дел Вячеслав Молотов. Лукерья замерла. В груди всё похолодело. Прохор молча дослушал обращение, обнял и поцеловал жену. — Это война, — сказал он и вышел на улицу. По селу поползли слухи, что война будет долгой. Сразу всё изменилось, все были очень напуганы. Тревожные новости погружали в другую жизнь. Вскоре началась мобилизация.

Прохор и Лукерья тоже ждали повестку. Жизнь переломилась пополам. Но все односельчане были уверены, что немцев одолеют скоро. Лукерья вышла провожать мужа. Прохор старался улыбаться, а Лукерья не скрывала слёз. — Возьми у меня три копейки, — сказала она Прохору. — Поверье такое есть: если задолжал, то обязательно вскоре вернёшься возвратить долг. Она положила в карман его рубахи трёхкопеечную монетку. — Смотри, не потеряй. — Будешь нам должен.

— Обязательно отдашь, как воротишься, — наказывала она. Прохор достал из кармана монетку, посмотрел на неё. — Три копейки. Одна тысяча девятьсот тридцать восьмого года выпуска, — проговорил он. — Буду её хранить. — А как ворочусь, так её тебе и отдам, — уверял он Лукерью. — Себя береги. Ступать мне пора, родная. Он крепко обнял Лукерью, поцеловал её долгим поцелуем, подхватил вещмещок и быстрыми шагами направился к машине.

— Прохор, подожди, — с замиранием в сердце крикнула Лукерья. Она пустилась его догонять. Прохор остановился. Лукерья вложила в руку мужа маленькую ладанку «Богородицы», сильно прижала её к его ладони. — Пусть тебя хранит, — прошептала Лика сквозь слёзы. Она разжала свою ладонь, и иконка вдруг выпала. Прохор наклонился, поднял крошечный образок, поцеловал его, перекрестился и положил в карман. — Спасибо, тебе, милая.

— Я пришлю тебе весточку, — прошептал Проня и поспешил к отъезжающей машине. В течение месяца почти всех мужчин деревеньки забрали на войну, остались старики, малые дети и беременные женщины. Вскоре Лукерья родила дочку и назвала её Верой. Война стала жестоким испытанием для всех. И тех, кто был на фронте, и тех, кто трудился в тылу. Многое пришлось выдержать и пережить. Но верили все, что «враг будет разбит и победа будет за нами».

Лукерья прошла срочные курсы медсестёр и работала в госпитале, работала наравне с другими, помогая фронту. Каждый день ждала весточку от мужа, молилась за него, хотела порадовать дочкой, успокоить его, сказать ему, что он самый родной и любимый. Все очень ждали писем с фронта. Через полгода пришли первые долгожданные. Лукерья с волнением открыла солдатский непритязательный треугольник из обёрточной серой бумаги.

Прохор сообщал, что всё у него в порядке, как это могло бы быть на фронте, что он жив и здоров, что прошёл обучение и что теперь он лётчик. Что он очень тоскует, желает увидеть и обнять, и очень бы хотел узнать о дочке или сыне. Просил не волноваться за него и сообщал, что завтра утром вылетает на боевое задание. Передавал односельчанам пламенные приветы и обещал, что скоро врага разобьют. О должке не забыл, монетку бережёт, и как только вернется домой, то непременно возвратит.

А иконка «Богородицы» оберегает его. Лукерья вновь и вновь читала родные строчки. Она складывала письмо, опять его открывала, целовала строчки, заливаясь слезами. — Прохор, родной мой, береги себя. Мы с дочуркой ждём и верим в тебя, — как молитву повторяла Лукерья, прижимая к груди письмецо. Прошёл год войны. Лозунг «Всё для фронта и всё для войны» требовал от каждого в тылу всё большей отдачи, сил, терпения, веры и надежды.

То ли гром на небе загрохотал, то ли истребитель где-то летал, то ли за рекой что-то разорвалось, — всё кругом задрожало, стёкла в окнах избы зазвенели, на землю опустился мрак. Мощный ливень грянул плотной холодной стеной. Лукерья обомлела, ничего не поняв от испуга. Страх и ужас овладел ею. — Неужто и у нас? — шептала она в смятении. С вешалки упала старая фуфайка Прохора. Лукерья схватила её, бросилась на колени, прижалась к ней и замерла .

— Храни всех Господь, — просила она шёпотом. В село стали приходить первые похоронки. Вскоре Лукерья получила официальное извещение, в котором сообщалось: «Ваш муж — военнослужащий Сараев Прохор Степанович, уроженец деревни Липино, в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество был… — «пропал без вести». — Как пропал без вести? Не может этого быть. Он не пропал, он в небе, он же лётчик… — заклинала Лукерья, сжимая в руке клочок бумаги. — Это ошибка, он живой, на войне всякое случается…

Война продолжалась, и время шло. Она вместе с односельчанами верила в скорую победу над фашистами и каждый день ждала возвращения своего Прохора. ..Да разве об этом расскажешь В какие ты годы жила! Какая безмерная тяжесть На женские плечи легла…(М. Исаковский), — звучали стихи из радиоприёмника. Лукерья вспоминала пережитое. Наступил май 1945 года. Девятого мая в шесть часов утра по московскому времени по радио диктор Юрий Левитан зачитал приказ Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина:

«Восьмого мая 1945 года в Берлине представителями германского верховного командования подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооружённых сил. Великая Отечественная война, которую вёл советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полностью разгромлена. Товарищи красноармейцы, краснофлотцы, сержанты, старшины, офицеры армии и флота, генералы, адмиралы и маршалы, поздравляю вас с победоносным завершением Великой Отечественной войны..».

— Победа! — прошептала Лукерья и разрыдалась. Она подошла к спящей девочке, поправила одеяло. — Скоро твой папа вернётся, — чуть слышно сказала она. — Отец непременно придёт, он скучает и очень хочет обнять тебя, моя милая крошка. Началась мирная жизнь. Годы полетели как ветер. Дочка Лукерьи выросла, получила образование и по направлению уехала работать в старинный русский город. Там она вышла замуж, родила сына, обустроилась и счастлива жила семейной жизнью. Лукерья не переставала ждать известий о Прохоре, его возвращения домой.

Надеялась, искала, делала запросы в военные комиссариаты и получала всё тот же ответ — пропал без вести. Так и жила она с любовью в сердце, оставаясь верной своим чувствам, преданной своей любви душой и мыслями. Прошло много лет. Жизнь изменилась. Да и Лукерья стала другой. Понимала, что старость её уже не за горами, что жизнь проходит в одиночестве, что Прохора теперь уж можно и не ждать. Дочь звала к себе. — Переезжай к нам, мама.

— Вместе будет лучше. — Мы все тебя так любим и хотим, чтобы ты была всегда рядом с нами, — говорили близкие ей. Решилась Лукерья, как только вышла на пенсию, продала дом и переехала на постоянное место жительства в маленький и красивый городок, где и жила её Верочка с семьей. Так и зажила Лукерья спокойной и размеренной жизнью пожилого человека в другом городке, который она вскоре полюбила.

Помогала дочери, любимому внуку, занималась своими нехитрыми делами, гуляла по городским улочкам в погожую погоду, любуясь старинными памятниками и живописными окрестностями. Ходила в церковь, молилась за здравие и благополучие, благодарила Бога за всё хорошее в её жизни и жизни её родных. Ничего не просила, молила только об одном — повидаться с любимым мужем, когда сама вознесётся к небу. Как становилась душе тяжело, спешила с букетиком цветов к приметному памятнику авиаторам.

Самолёт на стреле-постаменте был установлен после войны в честь подвига лётчиков бомбардировочной авиации. Располагался он неподалёку от её дома, и Лукерья всегда ходила в церковь дорогой мимо него. — Ведь Прохор был лётчиком, а значит, этот памятник и ему, — считала она. Как растеребит себе душу воспоминаниями, пожалеет себя и Прохора, так сразу и засобирается в церковь. Посидит на скамеечке возле самолёта, вновь прочитает единственное письмо с фронта и пойдёт на вечернюю службу. А после службы и на душе становилось полегче.

— С любовью в сердце и Богом в душе — всё можно пережить, и печали, и горести, — уверяла она себя. В один из вечеров Лукерья смотрела по телевизору вечерние городские новости. В одном из новостных сюжетов прозвучал отчёт руководителя поисковой экспедиции «Память»: «В течение года наш отряд проводил поиск на территории города, пригорода и в некоторых районах нашей области.

Найдены останки пятидесяти советских солдат и офицеров, останки одного немецкого солдата. Также обнаружены и подняты с земли сохранившиеся части самолёта, орден «Красной Звезды», медаль «За боевые заслуги», подписные котелки, ложки, кружки, латунная иконка «Богородицы», трёхкопеечная монета. По прочитанным медальонам удалось установить имена четырёх погибших солдат, по найденным подписанным ложкам — имена двух солдат, другие имена погибших устанавливаются…»

Лукерья обмерла. — Мне не послышалось? — спросила она себя вслух. — Латунная иконка «Богородицы»… — Быть может, образок моего Прохора? — встревожилась Лукерья. Сердце Лукерьи не давало покоя. Всю ночь не спала, думала, переживала, верила. -Неужто рядом была и ничего не чувствовала?… В глазах слёзы, а перед ними картина проводов мужа на войну.

На следующий день Лукерья вместе с внуком поехали в Зал Воинской славы, где располагался поисковый отряд и куда передавались поднятые с земли предметы времён войны. — Здравствуйте, миленькие, — поздоровалась Лукерья. — Скажите, ради Христа, удалось ли ещё установить имена погибших солдат, — с порога спросила она, волнуясь. — Я в новостях смотрела…

— У меня вот письмо от мужа с фронта, он без вести пропал, ждала всю жизнь, искала. Лукерья достала из кармана потрёпанный треугольник, завернутый в льняную салфетку. — Нельзя ли посмотреть иконку «Богородицы»? — Я мужу своему давала…

— Латунный образок, семейный, крошечный, быть может, я б его признала, — спросила Лукерья. — От помощи мы не отказываемся, — сказал мужчина крепкого телосложения. — Пойдёмте, милейшая, — он указал на закрытую дверь. Лукерью с внуком провели в соседнее помещение, где на длинных деревянных столах были разложены различные предметы времён войны, поднятые поисковиками из болот и земли.

— Василий! — Дай-ка нам взглянуть на ладанку, что вместе с обломками истребителя найдена. — А медальон или ложка? — напомни мне, что там ещё? — Монетка, три копейки, останки лётчика в том месте, — ответил он. Мужчина достал небольшой маркированный пластиковый контейнер, вынул из него латунную иконку, затем монетку и положил их на чистый лист бумаги.

— Сынок, посмотри, а копейка какого года? — спросила Лукерья. — Одна тысяча девятьсот тридцать восьмого, — уверенно ответил мужчина. — Вот и дождалась, — прошептала Лукерья, закрыла лицо руками и опустилась на колени.

Татьяна Алексеева