Лучшие стихи Царскосельских лицеистов

Зима

Кюхельбекер Вильгельм Карлович 

Взор мой бродит везде по немой, по унылой пустыне;
Смерть в увядшей душе, всё мёртво в безмолвной природе
Там на сосне вековой завыванию бури внимает
Пасмурный вран.

Сердце заныло во мне, средь тягостных дум я забылся:
Спит на гробах человек и видит тяжелые грезы;
Спит — и только изредка скорбь и тоска прилетают
Душу будить!

«Шумная радость мертва; бытие в единой печали,
В горькой любви, и в плаче живом, и в растерзанном сердце!» —
Вдруг закачал заскрипевшею елию ветер: я, вздрогнув,
Очи подъял!

Всюду и холод и блеск. Обнаженны древа и покрыты
Льдяной корой. Иду; хрустит у меня под ногою
Светлый, безжизненный снег, бежит по сугробам тропинка
В белую даль!

Лучшие стихи царскосельских лицеистов

Преданность

Осень в этом году капризничала. Средина октября, а на улице — ни холодно, ни жарко. Выходишь и не знаешь, что одеть. Утром до косточек пробирает. Днём жарко. К вечеру ещё и ветер норовит под курточку забраться`. А потом промчится по лужам, всколыхнёт устоявшуюся поверхность воды и мчится вверх – по веткам деревьев, сбрасывая оставшиеся листья на землю. Осыпаясь, они образовывают под платаном толстый ковёр. По нему стекают капли дождя, превращаясь в маленькие ручейки, стремящиеся вниз к большой луже.

Ежедневный, словно по графику, хоровод капель, опускающийся на зонты, утомлял бегущих на работу. Петрович из окна наблюдал`, как соседи один за другим выходили из подъезда и, перескакивая через ручейки, бежали кто к своей машине, а кто на общественный транспорт. Через каких-то двадцать-сорок минут ступеньки отдыхали от бегущих ног, а дверь — от натянутой пружины. Из-за дождей дети не играли на улице, а соседки не сидели на скамейке, делясь новостями.

Петровичу стало скучно. Закрыл форточку, решив почаёвничать. Вдруг увидел двух собак, идущих бок о бок. Серая, что была повыше, держала голову прямо и шла по дороге уверенно. Белая перебирала лапами как-то странно, прислонясь к серой. Шли медленно, не обращая внимания на пронзительный ветер и холодный дождь. Временами серая останавливалась и белая клала голову на шею соседки – отдыхала`. Когда странная парочка остановилась напротив его подъезда, Петрович увидел на них ошейники.

Стало понятно, что собаки не бродячие. Отдохнули. Серая посмотрела по сторонам и направилась к платану. Белая, прижавшись к её боку, следовала рядом. Подойдя к платану, серая обошла вокруг него и только тогда подтолкнула головой своего друга к той стороне ствола, где была защита от дождя и ветра. Пёс прижался к дереву, а она всем телом прислонилась к нему, согревая. Так они простояли неподвижно, пока не кончился дождь.

Ещё падали с деревьев последние его капли, а серая уже отряхивала их с себя. Потом подошла к белому и головой «прошлась» по его спине, удаляя опавшие листья и влагу. Постояла, прислушалась к чему то и начала разгребать лапами листья. Получилось сухое ложе. Подтолкнула пса к этому ложе. Улеглись рядом, обогревая друг друга. Петрович, наблюдая за ними, забыл и о чае, и о боли в спине. Он пытался вспомнить, чьи это собаки. Не вспомнил. В их дворе уже давно такие не появлялись. И вот появилась эта пара, которая приковала к себе, словно магнитом.

День у Петровича пошёл не по его графику. Подходил всё время к окну и смотрел, что они делают и на месте ли`? Когда в очередной раз выглянул, то увидел только пса, по-прежнему лежащего в листьях. Забеспокоился, что того бросили. Стало так тоскливо на душе, хоть плачь. Вот и пёс, как и он, один остался. Петрович забрал с холодильника оставшиеся две сардельки, отрезал кусок хлеба, набрал воды, взял глубокую миску и пошёл к одинокому псу.

Но, выйдя из подъезда, увидел поразившую его картину. Серая собака где-то подобрала старую куртку и, подойдя к лежащему другу, бросила её на него. И снова убежала. Петрович остановился в нерешительности. Не хотел спугнуть больного пса. Пока раздумывал, как подойти, серая возвратилась с куском хлеба в пасти. Положила его возле морды пса, подождала, когда он съест последний кусочек и снова убежала. Чтобы наладить контакт, Петрович начал разговаривать с белым.

Тот навострил уши, напрягся, но не поднялся. Положил у самого его носа сардельки, хлеб, налил воду. И только тогда заметил, что пёс слепой. Господи! И у собак, как и у людей, своё горе`! Белый к еде не притронулся. Петрович постоял несколько минут и с тяжёлым сердцем побрёл домой. В квартире не сиделось. Собрался за покупками. Благо, что магазин через два дома. Накупил продуктов из расчёта и на собак. У продавщицы попросил большой картонный ящик.

Принесла ящик спросив: — Зачем он Вам? — Двум собакам хочу домик сделать. — Тогда Вам лучше в хозяйственном магазине взять тару. Там есть прочная упаковка из-под холодильников, стиральных машин. В хозяйственном дали большой ящик, опоясанный металлическими лентами. Еле дотащил его до подъезда. Поставил под свой балкон. Вынес куртку, свитер и дорожку, сплетённую когда-то женой. Постелил всё это в коробке и пошёл к лежащему псу.

Хотел перенести его в «домик». Не успел. Прибежала серая, обнюхала пищу, что лежала, подтолкнула сардельку своему другу. Тот съел сразу же. Только после этого и она съела свою порцию. А хлеб чуть поодаль зарыла в листья. Петрович попытался позвать их к себе. Никакой реакции, только плотнее прижались друг к другу. Приручал их к себе постепенно, вынося каждый день им завтрак и ужин. Оставлял всё около домика и уходил. Съедали всё.

Но в домик забрались только через неделю, когда пошёл очередной дождь. Балкон предохранял их домик от ветра и дождя. Постепенно и пищу стали брать из рук Петровича. Он присмотрелся к ошейникам. На них были надписи: на ошейнике серой – Джерри, а на белом – Джон. Он прочитал их клички вслух, и Джерри завиляла хвостом, доверчиво уткнулась головой в ногу Петровича. Джон тоже подошёл ближе к нему, но прислонился к подруге. Петрович звал их теперь просто Ри и Джо. И они шли на его зов. За четыре месяца они изменились.

Поправились. Стали веселее. Ни на кого никогда не лаяли. Жили спокойно в своём утеплённом домике. Джерри больше не приходилось искать пищу на помойках. Соседи со всех подъездов дома приносили им лакомые косточки, остатки пищи. И удивлялись, что Джерри не ела до тех пор, пока Джо не окончит трапезу. Она словно ожидала от него заказ на добавку. Добавку Джо не просил, и Ри спокойно съедала то, что оставалось. Она считывала каждое движение Джо и делала всё так, чтобы ему было удобно.

Голову его поддерживала, курточкой прикрывала, обводила вокруг всяких препятствий на их пути. Бывало, что они уходили куда-то на целый день. Возвращались к вечеру уставшие и ничего не ели. Лежали в своём домике до утра. Петрович, было, попытался пригласить их к себе. Когда он открыл дверь квартиры, Джерри посмотрела на него такими глазами, словно хотела что-то сказать. Потом, не отходя от двери, заскулила и начала тереться головой об его ноги.

Пошла к выходу. Оглянулась. Увидела, что Джо и Петрович стоят на месте – возвратилась. Подошла к Джо прислонилась к нему и повела по ступенькам. Хорошо, что их на первом этаже было мало. Вышли из подъезда втроём. Собаки в домик не пошли, а повели Петровича за собой. Ри всё время приостанавливалась и проверяла — идёт ли он с ними. Пришлось идти рядом, чтобы не волновалась. Шли долго. Петрович несколько раз отдыхал на скамейке то в сквере, то около домов.

А собаки ложились у его ног. Любопытство победило усталость. Как же Петрович был удивлён, что собаки привели его к двум могилам на кладбище! На крестах увидел фотографии и надписи: «Ивин Николай Григорьевич» и «Ивина Нина Сергеевна». По датам Петрович определил, что Нина Сергеевна пережила мужа всего на год. Собаки полежали около могил минут пятнадцать. Поднялись и пошли не оглядываясь. Петрович, в смятении, побрёл вслед за ними.

Вечером он рассказал соседям о своём странном походе. Тогда Иванович предложил снять с собак ошейники и рассмотреть их хорошо. Может, там есть какие-то сведения о хозяевах собак. Иванович не ошибся. В ошейнике Джона нашли письмо, которое написала Нина Сергеевна: «Люди добрые, если вы читаете письмо, то это значит, что я ушла уже к своему Коленьке, а Джон и Джерри живы. Они брат и сестра. Прошу вас, люди, не оставляйте их одних. Они очень любили нас и любят друг друга. Джон ослеп два года назад. Но Джерри научилась помогать ему.

Пожалуйста, не снимайте с них ошейники, чтобы все видели, что они не бездомные. Иначе их могут убить. Джерри тяжело искать одной пищу для Джона. Помогите ей в этом`! Спасибо вам, незнакомые добрые люди! Да хранит вас Господь! Ивина Нина Сергеевна». Узнав о письме, которое носил Джо, то даже те соседи дома, что были ранее равнодушны к собакам, не проходили мимо них, чтобы не одарить Джо и Ри добрым словом, колбаской или просто погладить.

Преданность и забота Джерри о Джоне поражала. Воображение приписывало им человеческие чувства и ум. Ри понимала каждое движение Джо, прислушивалась к нему, улавливая тончайшие изменения его дыхания. Если он стонет во сне, то Ри начинает лизать ему морду, подталкивать головой, скулить, чтобы убедиться, что он жив и с ним всё в порядке. …

Однажды Ри куда-то убежала одна. Джо остался в домике. И непонятно почему он решил сам пройтись. Шёл, не предчувствуя беды, которая оказалась на его пути. Никто из жильцов не заметил, что около пешеходной дорожки за кустом был открыт канализационный люк. Все, кто был дома в этот момент, выбежали на улицу, балкон, услышав душераздирающий крик животного, а потом стон. Толя снял бельевую верёвку, обвязал себе вокруг пояса и попросил мужчин опустить его в люк. Когда подняли их из люка, то на Анатолия страшно было смотреть.

Лицо его было словно обескровлено. На спине Джо была рана, но он был жив. Григорий завёл свою машину, чтобы отвезти Джо в ветлечебницу. Но было уже поздно. Через несколько минут Джо не дышал. Клавдия запричитала: — Господи! Что же теперь будет с Джерри, когда она увидит бездыханного Джо`? Никто не заметил, когда появилась Ри. Подбежала к Джо, заскулила, облизывала его голову, толкала носом, стараясь поднять его. Бегала вокруг него, останавливалась, смотрела на людей глазами, полными слёз, прося помощи. Петрович хотел успокоить её, погладить.

Но она вся дрожала и не подпускала никого ни к себе, ни к Джо. Стояла и скулила. А потом так завыла, что волосы на голове зашевелились. Невозможно было смотреть на её страдание. Поняв, что Джо не дышит и ей не поднять его, Джерри посмотрела на всех потухшими глазами и ушла. Шла медленно, словно потеряла жизненную силу. Не оглядывалась. Джо увезли за город и закопали. Джерри появилась через два дня. Легла на то место, где последние минуты жизни лежал Джо, и пролежала, не поднимаясь, несколько дней. На воду и пищу даже не смотрела.

Потом исчезла и больше никогда не появлялась. Забыть Джона и Джерри не смогли. Особенно скучал по ним Петрович. Попросил, чтобы кто-то выбросил их домик. Сам не смог. … Петровичу снился один и тот же сон: Джерри и дорога, по которой они шли втроём к могилкам Ивиных. Женщины сказали, что сон повторяется не просто так и посоветовали ему сходить на кладбище. Пошёл. Хотел положить цветы на обе могилы. Вдруг заметил, что из-под снега виднеются лапы. Руками разгрёб снег в сторону.

Между двумя могилами увидел замёрзшую Джерри. Он понял, что она после смерти хозяев жила только ради Джона. Охраняла его до последнего дыхания, а хозяев — до последнего своего дыхания. Никого не предала`!

Евгения Козачок